Репортажи · Культура

«…Когда пять месяцев просидела в СИЗО, начала вспоминать очень многое»

Нина Масляева начала давать показания на процессе «Седьмой студии»

Марина Токарева , обозреватель
Нина Масляева. 2017 год. Фото: Сергей Савостьянов/ТАСС
Кульминация. Это слово в театре, жизни, литературе обозначает одно: высшую точку напряжения, максимальный накал. В деле «Седьмой студии» сегодня, в пятницу, она была запланирована. Выступление Нины Масляевой, главного бухгалтера проекта «Платформа». С начала процесса она назначена на роль ключевого свидетеля обвинения, опоры всей конструкции, с трудом, по камушку выстроенной следственной группой СК РФ.
Масляева, единственная, почти сразу отказалась от собственного адвоката в пользу государственного защитника. Она, единственная, подписала соглашение о сотрудничестве со следствием. Ее, единственную, «выделили в отдельное производство», и меру вины будут взвешивать после окончания суда над Серебренниковым, Итиным, Малобродским и Апфельбаум. Ее будущее, возможно, впрямую зависит от того, насколько удачно она будет свидетельствовать.
Итак — выход Масляевой. Того, кто ожидал бомбы, которая очернит и обелит, кого следует, ждало жестокое разочарование. Ключевой свидетель обвинения выглядел жалко, несмотря на тщательную косметику и укладку. Косная речь, нетвердая логика, противоречия в показаниях. И ясное ощущение: хоть репетировали старательно, актриса плохая.
Обвинение стремительно перешло к основной теме: «Что вы можете пояснить по хищению денежных средств?»
И Масляева послушно рассказала, как Юрий Итин, с которым у нее «сложились рабочие дружеские отношения», позвал ее на проект «Платформа».
Как состоялась встреча, на которую в театр «Модерн», ее тогдашнее место работы, приехали Серебренников, Малобродский, Итин; описывая ее, Масляева сразу стала резко направлять вектор обвинения на Софью Апфельбаум и выводить ее в «основные сюжеты». Якобы ее уверили: грядущие «торги» будут выиграны с помощью хорошей знакомой Итина, которая состоит на министерской должности. От себя Масляева тут добавила: скорее всего, именно Апфельбаум была заинтересована в том, чтобы Седьмая студия получила бюджет.
Кто готовил беднягу, можно только догадываться, но миру давно известно: в том, чтобы «Седьмая студия» получила бюджет, был конкретно, с мотивирующей государственной бумагой, заинтересован президент РФ. Бумагу спустили в министерство культуры и расписали в департамент театров и народного творчества.
Но у Масляевой в шпаргалках, куда она заглядывает, прописаны нужные формулировки. Софья Михайловна лично курировала финансирование «Седьмой студии»; перед заключением госконтракта Серебренников, Малобродский и Итин ездили к Апфельбаум составляли планы, обсуждали суммы.
«Финансовые отчёты всегда составлялись в завышенном количестве. И когда разрабатывалась материальная составляющая, она закладывалась вслепую, приблизительно. И когда проект завершался, отчеты подгонялись под те суммы, которые планировались…»
И наконец – апофеоз:
«Итин мне рассказывал, что большая поддержка министерства культуры при выделении денег; Апфельбаум возили в Санкт-Петербург, кормили и поили. Суммы и подарки, какие-то деньги она получала наверняка, но мне об этом не известно».
И тут, пожалуй, самое время сказать о роли министерства в судьбе Софьи Михайловны Апфельбаум. Признанная и уважаемая всем театральным миром, она на его глазах жестоко «сдана» собственным ведомством. Коллеги соревновались в том, кто громче промолчит и круче заложит (об их поведении в ходе следствия еще расскажем), начальник, глава департамента Шалашов, чья виза на многих документах, сразу и храбро отполз в кусты. Министр не выказал желания примерить белые доспехи. Софью Михайловну дружно наметили на роль жертвы. Эта круговая порука предательства стала базой для расчетливо-ожесточенной предвзятости обвинения.
По словам Масляевой, на той первой судьбоносной встрече Малобродский предложил «фиктивные договора со знакомыми контрагентами, при помощи которых обналичивались денежные средства, чтобы легче расплачиваться.
Я сказала, что мне знакома эта система, но мне нужны будут полномочия. И зарплата не меньше 150 тысяч рублей».
Дальше Нина Леонидовна живописала систему, по которой она жила и работала на «Платформе»: персональный доступ к сейфу, банковские карточки и счет в «Альфа—банке», несколько печатей, черная касса, где хранились все обналиченные средства, активная роль близкого знакомца Синельникова с его ИП, сотрудничающего с ней по выверенной схеме:
— Составлялся вначале фиктивный договор, суммы проходили большие. Синельникову посылался по электронной почте, он делал поправки, ему перечислялись деньги, он их привозил в Москву и отдавал мне. Брал от 10 до 12 процентов. Впоследствии было создано несколько фирм. В ведомости заработная плата была значительно меньше, а сверх того ещё выдавались деньги в конвертах, это чтобы перечисление налоговое… Все выплачивалось из обналиченных денег. Карточки банковские привязанные к одному расчетному счету находились у меня, до 500 тысяч снимались, и 100, и 200 обналичивались.
Она умеет уклоняться от прямых вопросов.
— По итогам деятельности «Седьмой студии» куда делась чёрная касса?— интересуется обвинение.
— Я только знаю, что белая выводилась из студии. И когда меня пригласили в офис «Седьмой студии», на полу лежала куча документов, горой, и в кабинете стояло человек 10 во главе с Серебренниковым. Я говорю: что происходит? Разбираем вашу деятельность.
— Кто привлекал посредников и контрагентов для обналички денежных средств?
— Не знаю, кого Воронова привлекала…
У нее очень избирательная память.
— Какой объём денежных средств был обналичен?
— По официальным данным конкретно на проект «Платформа», гостиницы, транспорт, гастроли, декорации составило 90 миллионов рублей министерства культуры. Остальные шли через обналичивание.
— А 120 миллионов, которые были обналичены без подтверждающих документов, уходили на какую деятельность? — хочет знать судья Аккуратова.
— Я знаю только, что эти 120 миллионов часть уходили на зарплату. Часть на какие-то платежи, наличкой выдавались деньги, мне неизвестно, куда выдавались. Мне известно, сколько денег я перечисляла Итину и моя зарплата. Остальное мне неизвестно, другие зарплаты тоже.
Нина Масляева в Пресненском суде Москвы. 2017 год
Нина Леонидовна все время держит большие паузы и сама не замечает, как ее выдает собственная речь.
— Мне предложили оклад выше чем в театре «Модерн», но я нужна была только для того, чтобы изготавливать финансовые документы… А в конечном итоге это превратилось в занятие обналичиванием денежных средств.
Обвинение, похоже, работает по лекалам следствия:
— У самой этой организации какая была цель — извлечение прибыли или какая иная? О корысти в рамках реализации этого проекта шла речь?
— Мне только говорили, что в рамках этого проекта можно хорошо заработать!
— Это вызвало одобрение или протест? — уточняет прокурор.
— Конечно, одобрение, — отвечает Масляева.
— А на встрече в июне 2011 года от кого конкретно вы услышали о необходимости создания такого механизма работы?
— И от Малобродского, и от Серебренникова.
— Сообщили вы о своей судимости Итину. Малобродскому и Серебренникову?
— Я об этом говорила Итину, потом я уже поняла, зачем я была им нужна, такой главный бухгалтер, чтобы если что, ответственность возложат на меня.
Помните как Шпунт в «Золотом теленке» приходил устраиваться на работу? Сидельцем должна была стать я!
Инициатива допроса свидетеля переходит к защитникам. «Говорите только то, что знаете», — предлагает Ирина Поверинова, адвокат Апфельбаум. Но Масляева, взявшись оговаривать, уже не может остановиться.
— Все спектакли, которые проводились по госконтракту, согласовывались лично с Апфельбаум!
— Откуда вам это известно?
— Со слов Итина.
— Наверняка финпланы были завышены! — заявляет Масляева.
— Что это означает, расшифруйте!
И тут разверзается бездна саморазоблачения:
— Если я что могла узнать, и как договаривались с Апфельбаум, подарки и прочее, все это я могла узнать только от Итина за рюмкой чая.
— Учреждали ли вы с Педченко и Синельниковым некие фирмы?
Свидетельнице вопрос явно не нравится:
— Ваша честь, какое это имеет отношение? Да учреждала, она прогорела...
— Какого числа вас первый раз допрашивали?
— 23 мая 2017 года.
— Вы тогда все обстоятельства помнили лучше, чем в дальнейшем?
И Масляева снова вдруг полностью откровенна:
— Я когда пять месяцев просидела в СИЗО, начала вспоминать очень многое.
Нина Масляева. 2017 год. Фото: РИА Новости
Весь длинный день, да и весь процесс колеблется между глаголами «знал» и «не знал». Кто и в какой мере был в курсе того, что творится за кулисами событий «Платформы», кто занимался творчеством, а кто выстраивал механизмы? Масляева после обеда все решила возложить на генерального продюсера — отсутствующую Воронову, которая не может ни опровергнуть, ни подтвердить. С какого-то момента она становится главным героем в ее реальности. Это и не мудрено, ведь именно
«Воронова решила, что я похищаю деньги из официальной кассы, пригласила аудит, он был неофициальный, вначале выдвигалось, что я похитила 15 миллионов рублей, потом 10, потом пришли к выводу что это пять. Я ушла, сказала: поищите у себя!»
Судья Ирина Аккуратова проявляет к свидетелю максимальную лояльность. То и дело она останавливает адвокатов, заставляет снять или переформулировать вопрос. То и дело произносит фразу: «Она уже ответила!»
Юрий Лысенко, адвокат Итина, подробно выясняет тип операций и доступ в банк-онлайн, кто мог получить сведения о приходе и расходе денежных средств? Его максимально интересуют подробности:
— Ежедневно ли вы бывали в офисе? Вам сообщали, куда перечисляются деньги? Как вы отчитывались перед руководством? Как часто направляли Итину платежки? На какой электронный адрес вы направляли платежки Итину? Выписки по счету?
— Может, направлялись... может, и не направлялись… Мы общались по телефону три раза в неделю.
— Можно ли делать вывод о приходе и расходе денежных средств, если иметь на руках только платежные поручения?
— В конце дня появлялся остаток, который регулярно просматривался генеральным продюсером Вороновой.
— Ещё раз: как Юрий Итин получал информацию о движении денежных средств. Отвечайте, не лавируйте?
Лысенко пытается доказать: при том порядке, что был выстроен Масляевой, Итин не мог контролировать весь оборот средств.
Его интересует, все ли деньги, перечисленные на счета ИП, были возвращены в кассу.
— Минус проценты, — говорит Масляева, — то, что у АНО было больше 20 фирм, я узнала, находясь под следствием. Все знали больше меня!
— Вы составляли предварительную схему затрат на мероприятия? А окончательную смету после их проведения? На каком основании заключаете, что планы, составленные для министерства, завышались? Сколько вы сняли денег с корпоративной карты, выпущенной на ваше имя?
Масляева прорывается:
— Все деньги принимал генпродюсер… Сколько конкретно я не могу сказать!
— Вот это ответ!
Она рассказывает о своей «нормальной жизни», и у присутствующих в зале кипят мозги: таблицы, схемы, приходы-расходы, подложные ордера, проценты, огромные суммы, сплетни в виде версий: «Итин сказал» …
Но к тому моменту, когда эстафета допроса доходит до адвоката Дмитрия Харитонова, Масляева вдруг полностью «сдувается»: вопреки всем документам, хранящимся в деле, демонстрирует тотальную неосведомленность и поистине рекордную некомпетентность.
Адвокат быстро добивается подтверждения тому факту, что и бухгалтер Войкина, и ИП Синельников связаны с Масляевой еще с брянских времен, свои люди.
— Кто имел право подписи?
— Итин.
— Была ли выдана доверенность на ваше имя?
— Не могу ответить на этот вопрос…
— Три миллиона рублей — зарплатный фонд на какой период?
— На год.
— Как с этим соотносится ваша зарплата в 1 800 000 рублей в год?
Молчание.
— Почему никто из кураторов направлений и линейных продюсеров не был официально взят на работу?
— Не знаю.
— Вам известно число артистов, которые составляли постоянный состав?
— Нет!
— Кто выплачивал зарплату актерам из обналиченных денежных средств?
— Не знаю!
Эта могучая «несознанка», которую Масляева вдруг включает, вызывает тревогу в представителях обвинения и озабоченность в странном соглядатае, впервые сегодня заявившемся на процесс, с незримыми знаками служебной принадлежности на челе.
Объявляют очередной перерыв, а после него Нина Леонидовна говорит, что больше не может: сил нет отвечать на вопросы, сердце болит.
Суд переносят на понедельник.