Несколько дней назад министр просвещения Ольга Васильева на встрече с журналистами сделала заявление, которое большинство приемных семей восприняли как личное оскорбление. Она заявила буквально следующее: «Мы выносим законодательное предложение о сокращении числа одновременно усыновляемых или передаваемых под опеку детей. Сейчас у нас действует норма до восьми детей [максимальное количество приемных и родных детей в одной семье]». Васильева подчеркнула, что семья не может быть «как детский сад или семейный детский дом».
Еще министр предупредила, что отбор приемных родителей будет «очень ужесточен».
Пояснительная записка к законопроекту прояснила драконовское сокращение — во-первых, ограничение численности детей-сирот будет «способствовать более успешному воспитанию и образованию детей, позволит снизить риски возврата детей», а во-вторых, уже 51 субъект Федерации поддержал инициативу.
Поводом для появления законопроекта, по словам министра, стали участившиеся случаи насилия и даже убийства приемных детей.
Однако гуманистическую подоплеку документа приемные родители, обсуждая его в соцсетях, не оценили, справедливо заметив, что и среди кровных родителей встречаются упыри и детоубийцы.
Уже на следующий день после скандального заявления был запущен флешмоб «#четвертый_ не_ лишний», который уже собрал десятки историй многодетных семей и истории усыновлений. И это не только истории любви, но и описание катастрофических перспектив усыновленных детей, случись им остаться в детдоме.
Светлана Строганова написала у себя в фейсбуке:
«Давайте я объясню, что это будет означать в практическом плане. На фотографии мои дети. Я зачеркнула тех из них, кто остался бы в детском доме (скорее всего, навсегда), будь такой закон принят несколько лет назад. Почему? Назар — ребенок взят из дома ребенка для детей с нарушениями центральной нервной системе и поражением мозга. Перинатальная энцефалопатия, задержка психического развития, задержка двигательного развития, контакт по гепатиту С, мама — наркоманка, отсутствие полного юридического статуса, предстоящие длительные судебные процессы.
Оля — почти 5 лет, ребенок не ходит, не говорит, диагнозы — ДЦП, гидроцефалия, врожденный порок сердца, умственная отсталость, косоглазие…
Полина — 14 лет, подросток, дважды возвратная, региональная, мама алкоголик, папа алкоголик и наркоман.
Ведь понятно, что за ними и так очередь не стоит, да? А если уменьшить количество приемных родителей в несколько раз, то шансов у этих детей попасть в семьи практически не было бы.
Сейчас в системе официально 50 000 сирот (на самом деле больше, это отдельная тема). Министерство просвещения, в прошлом образования, рапортует уже 2 года подряд, что количество устроенных в семьи детей превышает количество выявленных детей-сирот. А значит, сирот становится меньше.
Если этот закон примут, сирот станет больше. Намного больше. Очень сильно больше. И значит, такой ребенок, как Оля, просто умрет в стенах ДДИ и никогда не пойдет и не заговорит, Такой ребенок, как Назар, за свой буйный нрав станет постоянным посетителем психушек (этот метод воспитания в детских домах активно практикуется), такая девушка, как Полина, максимум выучится на штукатура. Если повезет. Если не сопьется и не сторчится.
Именно это Министерство просвещения называет заботой о детях-сиротах?
По-моему, это обозначается другим словом. Людоедство».
Но кроме ограничения количества усыновленных детей законопроект предлагает ввести и вовсе антиконституционную норму — изменить место жительства опекун вместе с ребенком сможет только с разрешения опеки. Адвокат по семейному праву Антон Жаров в своем блоге называет этот законопроект «гвоздем в гроб усыновления»: «Законопроект приводит ситуацию с опекунами и частично с усыновителями в ситуацию, когда они перестают быть самостоятельными людьми, а становятся просто работниками органа опеки».
Реальную же проблему института усыновления в России законопроект не решает. Сопровождение семей, как правило, ограничивается контролем опеки. А опека зачастую действует как ОМОН — врывается без приглашения, хлопает дверью холодильника: «А что у вас на обед?», с подозрением всматривается в мать, чей ребенок не выглядит в сию минуту как персонаж рождественской открытки.
Опека в России — это не про помощь в трудную пору адаптации ребенка в семье, а про кару за застиранные колготки.
Примечательно, что против ограничений по усыновлению выступила председатель парламентского комитета по вопросам семьи Тамара Плетнева. Но руководствовалась она не интересами приемных семей, а исключительно перспективой отмены «закона Димы Яковлева»: «Если мы начнем очень ужесточать, то тогда опять придется открывать детские дома в большем количестве либо вновь международное усыновление, чего мне бы не хотелось».
За несколько дней инициатива Минпросвещения вызвала такой шквал общественного негатива, что на горизонте замаячил очередной «Марш матерей».
И уже в понедельник Ольга Васильева открестилась от количественного подхода в теме усыновления. Агентству RNS она сообщила буквально следующее: «Я категорически против количественного сокращения до трех детей, указанного в проекте. Это неверный подход, и он, как и весь документ целиком, не был согласован ни со мной, ни с Министерством просвещения, состав которого формируется». Она заверила, что работа над законопроектом будет продолжена.
Похоже, родительский гнев в России становится самым действенным орудием протеста. Осмысленным и беспощадным.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»