8 августа 2008 года считается официальной датой начала российско-грузинской войны.
Война началась в Южной Осетии.
Я была в этой непризнанной республике до того и помню, как, вернувшись, сказала приятелю: «На Кавказе будет война. И начнется она в Южной Осетии».
Южная Осетия — это первый опыт построения на территории СНГ сектора Газы. Это был Донбасс 1.0 — нищая территория без работы, с огромной миграцией.
Местные власти, — они же бандиты, — сначала зарабатывали на контрабанде, текущей из Грузии. Когда Саакашвили ее прекратил (что, бесспорно, было его стратегической ошибкой), единственный заработок, который остался, — сидеть в окопах и воевать на российские деньги против «грузинских фашистов».
Полное отсутствие экономики (помню, я в магазине 1000-рублевую купюру не могла разменять), неработающий водопровод и разруху компенсировала державная истерия. Я помню, как местный учитель привел меня в Авневи на доминировавшие над городом высоты и, гордо окинув взором ежевиковые изгороди, где прятались деревянные нужники, изрек:
«Здесь геополитический центр мира. Отсюда начнется победа над Америкой».
Грузинские села в Южной Осетии существовали вперемешку с осетинскими, и «коварный фашист» Саакашвили превратил их в сверкающую витрину новой Грузии: с новенькими автозаправками, дорогами и больницами. Контраст был поразителен — такой же, как между загаженной Газой и Тель-Авивом.
Южной Осетией управляла коррупция. Грузией — закон и порядок. Правительству Южной Осетии приходилось запрещать своим гражданам лечиться в грузинских больницах. И единственное, что они могли сделать для собственного выживания, — это их уничтожить. Что и сделали.
Российские войска стали проводить на границе «учения по отражению грузинской агрессии». 3 августа южноосетинский президент Эдуард Кокойты объявил об эвакуации столицы — Цхинвали. Гражданское население потянулось из города. Вместо них заехали «добровольцы», готовые отразить вышеупомянутую агрессию, и целые бригады штатных пропагандистов, готовые это отражение освещать.
Поскольку «агрессии» еще не было, то ее надо было создать.
Непонятные люди начали обстреливать грузинские войска и грузинские деревни снарядами, раздобытыми, вероятно, в том же сельпо, в котором потом другие «добровольцы» раздобыли танки для Донбасса. Российские медиа в это время писали об обстрелах с грузинской стороны.
7 августа осетинские власти объявили, что две осетинские деревни — Дменис и Хетагурово — были уничтожены грузинами. Журналисты поехали туда: но осетинские деревни были нетронуты, а вот соседнее с Хетагурово грузинское Нули, наоборот, пылало.
Это была классическая пропаганда: всегда приписывай врагу то, что делаешь сам. Все сообщения об атаках на грузин объявлялись ложью. Все ответные атаки грузин назывались «неспровоцированной агрессией».
Все это время президент Грузии Саакашвили пытался дозвониться до европейских лидеров. Никому до него не было дела. Он звонил в Госдеп. Он не смог поговорить даже с госсекретарем Кондолизой Райс, не говоря уже о Джордже Буше. Единственный человек, которому он дозвонился, был зам. зама Кондолизы Райс Метью Бриза. Г-н Бриза посоветовал Саакашвили «не поддаваться на российские провокации».
Грузины начали разворачивать войска только 7 августа. К этому времени, напомню, Цхинвали был уже эвакуирован.
Саакашвили надеялся на мирный исход: он послал в Цхинвали своего министра по делам реинтеграции Темури Якобашвили. Он должен был приехать туда с русским послом Поповым, однако
по дороге в Гори Попов позвонил Якобашвили, чтобы сказать, что у него прокололось колесо. «Поставьте запаску», — посоветовал Якобашвили. «Запаска тоже проколота».
Приехав в Цхинвали, Якобашвили встретился с Маратом Кулахметовым — командующим российскими миротворцами. Президент Кокойты на встречу не пришел. «Кокойты вышел из-под контроля», — сказал Кулахметов.
Сразу после отъезда Якобашвили Кулахметов и Кокойты вместе вышли к журналистам и сообщили, что договорились о переговорах. Напоминаю, что в это время в Цхинвали уже практически не было гражданских, а то население, которое было, писало: «даешь досрочное заполнение грузинскими трупами морга в Гори».
В отчаянии президент Саакашвили предпринял последнюю попытку остановить войну: он объявил о том, что грузинская сторона прекращает любые обстрелы немедленно.
Спустя несколько часов после заявленного режима прекращения огня, в 23.30, начался обстрел грузинской деревни Тамарашени, и одновременно Саакашвили получил данные о том, что русские танки проходят Рокский тоннель.
Судя по всему, это была вторая колонна танков. Первая уже давно стояла на базе в Джаве. Грузинские летчики разбомбили ее около 5 утра, и российские власти долго потом возмущались бомбежкой «гуманитарного конвоя», который в 3 ночи спешно выступил из Джавы в Цхинвали.
Причина обстрела Тамарашени была ясна. Дело в том, что Тамарашени стоит на Транскаме — единственной нормальной дороге, которая ведет от Рокского тоннеля к Цхинвали и дальше на Гори. Вторая — Зарская — дорога, которая ведет в обход, непроходима для танков. Обстрел Тамарашени был не что иное, как артподготовка с целью уничтожения (незаконных, кстати), грузинских укреплений на Транскаме, чтобы по нему могли пройти российские танки.
Запад был целиком на стороне Грузии. Но очень скоро отношение западной бюрократии стало меняться. Российские деньги, российские агенты влияния и просто нежелание ссориться с Россией начали делать свое дело. Западные политики проглядели войну и теперь искали способ снять с себя ответственность, а лучшим способом сделать это было обвинить Саакашвили.
Кульминацией этой политики умиротворения России стал доклад, подготовленный комиссией ЕС под руководством опытного швейцарского бюрократа Хейди Тальявини.
Комиссия должна была ответить на вопрос «кто начал войну», и она ответила на него так: согласно грузинам, войну начали русские, а согласно русским, грузины. А где правда, мы не знаем.
Более того, комиссия заявила, что война началась в тот момент, когда Грузия атаковала Цхинвали.
Тем самым комиссия Тальявини дала новое определение войны. Согласно этой удивительной концепции агрессором в войне являлась не та сторона, которая начала войну, а та, которая решила защищать свою территорию.
Согласно выводам комиссии Тальявини Саакашвили просто следовало не отвечать.
Он должен был не отвечать, когда российская артиллерия равняла грузинские села вдоль Транскама. Он должен был не отвечать, когда русские танки заняли Гори. Он должен был не отвечать, когда они подошли к Тбилиси. А если бы он ответил, вот тут-то он бы и начал войну! И ведь логично: если бы Саакашвили не отвечал, то войны бы не было — была бы только оккупация.
Комиссия Тальявини была не единственная, кто занялся умиротворением России. Самым влиятельным из умиротворителей был не кто иной, как новый президент США Барак Обама.
Вскоре после победы на выборах он объявил о «перезагрузке» отношений с Россией, признав тем самым в глазах Кремля справедливой всю ту безумную антиамериканскую пропаганду, которая сопровождала российско-грузинскую войну.
Если бы не было перезагрузки, не было бы ни Донбасса, ни Крыма.
Последующая аннексия Крыма, проект «Новороссия», война в Сирии и «гибридная война» против США заставляют нас переоценить все то, что за это время не только российская пропаганда, но и западные умиротворители писали о российско-грузинской войне.
В случае Крыма поведение украинских властей было полной противоположностью поведения Михаила Саакашвили — в немалую очередь именно потому, что они учли урок предательства Грузии Западом. Когда Киев понял, что Россия наращивает присутствие «вежливых людей» в Крыму, Киев сделал ровно то, что Метью Бриза рекомендовал Саакашвили: «не поддался на провокации».
Увы, эта рекомендация оказалась не очень полезной. Кремль не только забрал Крым, но и немедленно двинулся дальше.
В Грузии, в Украине, в Сирии, в «гибридной войне» с США Кремль всегда демонстрировал один и тот же modusoperandi.Он всегда отрицал прямое участие и приписывал свои действия неким волонтерам. Он всегда нагнетал напряженность через фейковых «добровольцев».
И, к сожалению, во всех этих войнах очень много терял противник. Саакашвили, к примеру, потерял власть — избиратель не простил ему проигрыша в войне, и блестящее, с иголочки, здание образцового грузинского государства превратилось по воле избирателей в привычный постсоветский коррупционный сортир.
Так вот: противник терял все. Но Россия не приобретала ничего, кроме проблем. За исключением крымской аннексии, ни одна гибридная война, которую вела Россия, не закончилась усилением влияния или ростом экономики.
Это, в общем-то, надо уметь: так много делать гадостей и так мало извлекать из них пользы.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»