Что решат умы из УМО

«Он взрослых изводил вопросом «почему»? Его прозвали «маленький философ». Но только он подрос, как начали ему преподносить ответы без вопросов. И с этих пор он больше никому не досаждал вопросом «почему?»…—когда-то написал Маршак.

Детские стихи — взрослый диагноз. В том числе и новой инициативе, в которой слились воля РПЦ и Минобра, провинциальных епархий и чиновников новейшего «васильевского призыва». От 150 до 600 часов (проект) школьного обучения посвятят основам православной культуры, с первого по одиннадцатый класс.

Лучшие умы УМО — федерального учебно-методического объединения по школьному образованию — числом 36, должны до 30 ноября высказаться «за» или «против». Завтра завершится заочное (и тайное) голосование.

И в стране, сто лет назад насильственно разорвавшей связь с религией, кроваво отделившей государство от церкви, возможно, будет попран важнейший христианский императив — свобода выбора.

Вот непосредственный вопль изнутри проблематики: «Да, я писал учебник для 4 класса! Да, я годами говорил, что такой предмет в школе нужен. Но нужно ж и меру знать! Иначе можно в ответ получить дружную ненависть как нагнутых учителей, так и родителей, а, в конце концов, и самих подростков». Пусть дьякон Андрей Кураев давно не является персоной грата в глазах официальных спикеров РПЦ, проблему это не снимает.

Шестьсот уроков православия в одну детскую голову — это беспримерное и беспрецедентное лидерство дисциплины. Ни литература, ни русский язык, ни история здесь не конкуренты.

…Почему-то в голове с утра крутится Победоносцев: пенсне, черный бантик, сурово-страстный взор. Один из самых знаменитых российских реакционеров, по свидетельству французского посла Мориса Палеолога, обладал не только широким образованием и непреложной убежденностью, но и великим обаянием манер и речи. Недаром под влияние его экзальтированного патриотизма и пламенных убеждений подпали русские цари и их братья. И поскольку сегодняшний день возвращает нас на столетие с лишним назад, вспоминаю смутно, что один из воспитанников Победоносцева — Николай Второй — полагал главной целью гимназического образования воспитание хранителей трона. Качество образования своих подданных он измерял единственным: участвуют гимназисты в антиправительственных выступлениях или нет?

Сам Константин Петрович, как ни реформировал гимназии, куда больше доверял церковно-приходским школам, которые, с его, обер-прокурорской, точки зрения, оставались на территории империи «единственным надежным средством к воспитанию нового поколения… в смутное время, когда со всех сторон испорченные и безумные люди стараются поселить в народе разврат мысли».

История идет по спирали, и цитаты из Победоносцева для его наследников, похоже, снова дышат злобой дня. При обсуждении «Основ православной культуры» в школе возникает множество силовых линий, но почти некогда размышлять — они вот-вот замкнутся в единое поле.

Самая электрическая, конечно, социальная. Правы ли буддисты — и в стране может грянуть раскол из-за нового предмета? Может, правей иудаисты, убежденные: человеку жить в большом мире, и он должен представлять себе все религиозные воззрения, — или это в них просто бродит и бередит душу память черты оседлости? Или справедливей мусульмане — они грозно молчат? Или протестанты, чьи гугенотские гены хранят слепки резни и розни? Ответы могут придти слишком поздно.

Не менее существенная линия — педагогическая. Тут, как нигде, кадры решают все.

На фоне упадка гуманитарных знаний в школе данный шаг представляется людям сведущим очень и очень рискованным. Если за дело возьмется не компетентный знаток истории культуры, уроки ОПК станут не только периферийными, но и профанированными. Это ведь не закон Божий. Это совсем иной предмет, для преподавания которого нужна особая, специальная подготовка. Таких специалистов в России не готовит никто — ни институты усовершенствования учителей, ни богословские факультеты, ни университеты. А уж светочей, способных преподавать «православную культуру» одиннадцать лет без перерыва на нашей почве и вовсе еще не рождено. Кажется, даже в духовных школах столько не изучают.

И наконец, третья линия — политическая. Церковно-государственные отношения — давняя и неусыпная забота патриарха Кирилла. Но сколько бы церковь не констатировала кризис образования и духа, в стране нет ни учебников, ни программ, ни специалистов, способных справиться с объемом задачи. Новый крестовый поход православной педагогики походит на старую стройку коммунизма. И ни патриарх, ни президент Российской академии образования Людмила Вербицкая (усомнившаяся, кстати, что школьникам по уму Достоевский и Толстой) в одночасье курс не создадут. Это грандиозная и капиталоемкая, прямо скажем, задача.

Если проект будет поддержан, школы получат федеральные методические рекомендации по изучению предмета. Но в методичках ли дело?

Какого класса педагоги призваны воспитать «мировоззрение на основе православной духовно-нравственной традиции» и создать тип людей —стоиков, способных (вот одна из центральных целей проекта) «к сознательному ограничению в потреблении жизненных благ»?

Как жаль, как же жаль, что этот курс уже никогда не пройдут члены кооператива «Озеро»! А с ними длинный ряд депутатов Государственной Думы, бескрайнее число государственных чиновников всех уровней и компетенций. Если б знать! Если б сделать их опытными образчиками государственного эксперимента по «формированию».

Что ж, может быть, Библия на территории одной шестой суши, почти не тронутой покаянием, в ХХI веке и впрямь стократ важнее хлеба насущного. Но чтобы ее услышали, нужны не методички, а Учитель. Он приходил. Однажды.