Калягин был избран на пятый срок безальтернативно.В этом случае так же, как с президентом страны, то и дело раздавался вопрос: а кто вместо него?! «Кому везти этот воз дальше, как не ему? » — ​повторялось в кулуарах и с трибуны съезда.

Большинство выступающих в финале своих речей безошибочно выходили на торжественную коду: хвала Калягину. Его мудрости, человечности, прозорливости. Сам Сан Саныч выслушивал все безмятежно: на прозрачном и многоопытном глазу большого артиста, усидевшего в одном из самых скандальных творческих союзов в течение двадцати лет. При нем происходили все острые метаморфозы театрального дела за последние четверть века.

Калягину не позавидуешь: еще пять лет лицом к лицу со сложнейшей ситуацией. Российский театр вроде бы ушел от советской экономической модели — ​тотального иждивенчества или полного государственного обеспечения при идеологическом жестком контроле, но не пришел к новой капиталистической модели — ​неограниченной свободе от бюджетных денег и государственного диктата. Он застрял, и прочно застрял, между этими двумя состояниями. Остатки социальной ответственности (фантомные боли советской генетики) пока мешают государству сбросить с плеч бремя бюджета на культуру, но с каждым годом театрам все острее приходится сознавать — ​они ответственны за самих себя сами.

Делегаты седьмого съезда СТД по преимуществу принадлежали к пенсионному возрасту и в основном — ​к штату хозяйственных руководителей. Режиссерский и актерский цех оставались в меньшинстве.

Единственным молодым участником культурного форума второго дня был Дмитрий Мозговой, заместитель Калягина, радостно поделившийся с залом своим креативом: «…губернатор не ходит в театр? Любит только спорт? Так позовите на премьеру хоккейную команду!»

Печатников — ​одна из самых цитируемых фамилий съезда. Интервью Леонида Михайловича, данное в канун съезда «Московскому комсомольцу» в лице Марины Райкиной, прочли все. Одни с жарким одобрением, другие — ​с жарким негодованием.

Заместитель мэра Москвы по социальным вопросам неожиданно радикально высказался по самому насущному вопросу нынешней театральной жизни: деньги на содержание московских театров. Какие они получают суммы и как их тратят, кого надо закрывать, а кого поддерживать, «кому быть живым и хулимым, а кто будет мертв и хвалим». Короче, обнародовав суммы, получаемые разными коллективами на год, он создал поле конкурентного сравнения (оно же поле розни): 81 театр как бремя столичного бюджета, залы, заполненные на 50–30 процентов, равные финансовые условия для несопоставимых по художественному качеству и отдаче театров…

«Сложившееся положение дел в экономике театров дальше терпеть невозможно, — ​поставил диагноз доктор Печатников. — ​Русский репертуарный театр должен сохраниться, но давайте поймем, в каких рамках…» И предложил лечение: часть театров должна превратиться в директорские, концертные, открытые, антрепризные площадки. Это, пожалуй, можно расценить как шаг в сторону Европы.

Константин Райкин произнес один из лучших монологов в своей жизни. Текст безупречен. Аларм — ​своевременен. О необходимости цехового объединения, к которому призвал Константин Райкин, «Новая газета» писала много раз: и когда к дверям МХТ подложили свиную голову, и когда на сцену МХТ вылезла гнусная субстанция под названием «Энтео», и когда прокуратура стала обыскивать текущий репертуар разных московских театров.

Но тогда никто из знаменитых учеников не возвысил голос в защиту Табакова, никто из известных «протестных режиссеров» не защитил, например, гонимый Театр.doc…

Речь вызвала шквал одобрения в соцсетях, а седовласым залом была встречена сдержанно. Выступив, Райкин немедля зал покинул. Потому и не слышал общего гула на тему «мы против властей не бунтуем». А также выступления следующего оратора, вопрошавшего уже пустое пространство: «А что, собственно, вам запретили?»

Впрочем, вопрос: «Почему мы молчим все время?» — Райкин с успехом мог бы адресовать самому себе. Для того чтобы Константина Аркадьевича услышала страна, ему не нужно ни с кем объединяться, достаточно своим неповторимым голосом —​просто сказать.

«Сатирикон» сегодня переживает системный кризис: переезд в огромный зал «Планеты КВН», по соседству с театром, и арендные выплаты, недостаток новых спектаклей, тяжелое бремя актерской школы, расположившейся в «Райкин-Плаза», а самое главное — ​50-процентное заполнение зала… Райкин которое десятилетие строит театр-праздник, все более упорно занимаясь режиссурой и педагогикой, и все с меньшим энтузиазмом — ​актерской работой. В чем причина кризиса — ​стоит разбираться отдельно. Но очевидно взвинченный перед выступлением он начал с того, что еще в фойе обрушился с обвинением в доносительстве на критика, посмевшего процитировать в фейсбуке реальную сумму его годового бюджета. Хотя имя Аркадия Исааковича Райкина (105-летие со дня его рождения только что отпраздновали) и имя Константина Аркадьевича Райкина, двух без малейшего преувеличения великих артистов, по-прежнему открывает все двери и гарантирует «Сатирикону» прочность существования. И прекрасно.

Замечательно точны были многие части речи Райкина, в частности, вот эта: «В кои-то веки наши деятели театра встречаются с президентом. Эти встречи такие нечастые. Я бы сказал — ​декоративные. Но все-таки они происходят. И там можно решить какие-то серьезные вопросы. Нет. Почему-то и здесь начинаются предложения установить возможную границу трактовки классики. Ну зачем президенту-то устанавливать эту границу?! Кто ее будет охранять, Аристархов, что ли?»

Райкин абсолютно прав: у нас на глазах в государстве варится отвратный бульон, который помешивают и «Офицеры России», и «Энтео», и патриоты-казаки. И все бодро изобретают новые поводы для менеджмента в рамках своих гражданских биографий: то моча и выставки, то свиньи и премьеры. Из каких щелей они повылезали и отчего власти, позиционирующие себе как цивилизованные, не посыплют их всех дустом?

Владимир Аристархов—наш «пограничник». Министр культуры, обладающий, как всем понятно, безупречным пиар-чутьем, имеет в лице своего первого заместителя замечательный громоотвод. Стоит Владимиру Аристархову открыть рот, и из его уст, как в сказке Шарля Перро, падают такие увесистые жабы и змеи, что только успевай подбирать подол. Чего стоит одно только мем-высказывание — ​«у нас нет обязанности поддерживать искусство»?!

Вообще, если б Владимира Владимировича не было, его следовало бы придумать: о персонаже такой яркости в нынешних государственных раскладах можно только мечтать. Опытный бизнесмен, он, говорят, неплохо разбирается в деле, вот только на ролях идеолога, тем более говорящего, проваливает весь спектакль. Аристархову лучше молчать. Не Лев Толстой, пусть потерпит. А то культурная общественность им, мягко говоря, фраппирована до обморока.

Вот и недавно, на слушаниях в Общественной палате РФ, осчастливил очередным постулатом: «…мы ориентированы на поддержку традиционных ценностей нашего общества… Искусство не является самоцелью. Самоцель — ​это благополучие нашего народа, нашей культуры, нашего общества, духовное и физическое». Да еще — ​тезис об «особой роли русской культуры». Что ж, аналоги легко найти в речах Геббельса.

Вслед за Печатниковым в «Газете.ру» вышло интервью замминистра культуры РФ Александра Журавского. Траты Минкульта на театры — ​15 миллиардов рублей в год. А смысловое равновесие «федералы» сохраняют за счет того, что из двадцатки, числящейся на государственном бюджете, никто не подлежит девальвации: все отобранные, жемчужина к жемчужине. Как в случае с Константином Райкиным или заново присоединенным к федералам Сергеем Женовачем. Но пресловутая эффективность — ​что она означает в отношении театрального дела? Каноническим примером последнего времени стал Театр Вахтангова, где успешная экономика соседствует с неоспоримым художественным качеством.

Собственно, вся сегодняшняя государственная культурная стратегия — ​попытка выстроить новую повестку в отношениях театра и государства. Сложить с себя часть ответственности, как этого все время требует Минфин. Страна в остром кризисе вынуждена ужимать насущные интересы своих граждан — ​образование, здравоохранение, культуру.

В Министерстве культуры есть популярное мнение: если ОНИ (то есть деятели театра, кино, литературы) берутся руководить государственными чиновниками, то отчего же государственным чиновникам не поруководить процессами и деятелями?

Да вот как раз оттого, что чиновники — ​суть слуги народа. Мы их содержим, чтобы народ наш был образованнее, мягче нравом, умней и памятливей. То есть служение их — ​не самоцель. Оно — ​ради сохранения нации, без культуры немыслимого.

Самое главное слово съезда. Но в устах одних они сопрягались со словами «репертуар» и «показатели», а в устах других со словами «стяжки», «ливневка», «канализация». Театры из российской глубинки, целиком зависящие от воли мэра, хозяина края или губернатора, живут в разы скромнее, чтобы не сказать скуднее, чем столичные коллеги, и защиты ждать неоткуда, кроме как от СТД и его «медийных лиц».

Так в чем состоит эффективность театра? Этот вопрос сегодня звучит так же упорно, как «Быть или не быть?», и именно гамлетовскую дилемму и обозначает.

Как помочь Брянскому теат­ру кукол, чей директор Иосиф Камышев довел зал до истерического хохота рассказом о злоключениях с ремонтом: «после произведенных ремонтных работ здание признается аварийным. Коллективу сообщается, что здание снесут и выстроят новый театр кукол, аналогов которому не будет в России». Четыре экспертизы, письма Калягина губернатору Брянской области, челобитье руководству — ​ничто не помогло пока брянским кукольникам обрести свой дом.

Такая же драматическая картина в кукольном театре Рязани, чей директор Константин Кириллов, просто документально изложив события, заставил зал содрогнуться. Маленькие театры, единственные центры культурной жизни малых городов, живут трудно — ​кто им поможет?

Над театрами дамокловым мечом висит непременное повышение зарплаты — ​до уровня средней по стране, с одной стороны, и цена на билеты, с другой. Политика привлечения зрителей то и дело противоречит художественной политике театра. Когда Владимир Мединский в своем докладе бодро огласил цифры средней заработной платы – 69 тысяч рублей, по «большевикам прошло рыданье»: реальность жизни явно вошла в конфликт с цифрами отчета.

Как мантру твердили докладчики: нормы расходов на культуру не должны зависеть от воли конкретного бюрократа.

Государству пора менять парадигму. Культура должна быть в числе национальных приоритетов. В первую очередь необходимо изменить структуру расходов. Сегодня она составляет 0,5 процента валового дохода. На оборону идет — ​4 процента.