Голгофа длиной в три недели

«Мне нужно было ответить на этот простой вопрос: «Но как я до этого дошел?» — объяснил писатель в интервью газете Le Figaro.

Этот вопрос — о том, как бывший президент Французской Республики (полное имя Николя́ Поль Стефан Саркози де Надь-Боча) дошел до десятка уголовных дел, по двум из которых он уже приговорен окончательно, а еще одно, приведшее его в тюрьму дело о взятке в 50 миллионов евро от режима Каддафи, должно быть рассмотрено в апелляции в марте–июне следующего года — некоторое время занимало умы не только десятков следователей, но и миллионов французов.

Но за тринадцать лет, в течение которых имя Саркози звучало почти исключительно в связи с политико-финансовыми скандалами, публика (за исключением нескольких десятков тысяч верных поклонников, скупающих все его книги), кажется, могла устать как от самих скандалов, так и от оправданий бывшего президента.

Дружественной газете Figaro литератор рассказал, как писал в своей камере (12 квадратных метров, душ, плита, телефон, телевизор… — Ю. С.) «шариковой ручкой Bic за маленьким столиком из фанеры, каждый день».

«Я передавал листы своим адвокатам, которые отдавали их моей секретарше для приведения в порядок. Я писал на одном дыхании и после освобождения в понедельник (10 ноября. — Ю. С.) завершил книгу в последующие дни», — поделился Саркози еще одним секретом литературного творчества.

«В тюрьме меня поразило отсутствие каких бы то ни было цветов. Серый доминировал над всем, пожирал все, покрывал все поверхности», — пишет Эдмон Дантес II, добавляя: «Я бы многое отдал за возможность смотреть в окно, наслаждаться видом проезжающих машин».

Чтобы спастись от этой удушающей атмосферы, наш герой, давний фанат футбольного клуба «Пари-Сан-Жермен», пытается находить добрые предзнаменования в самых незначительных, казалось бы, событиях: «Матч Лиги чемпионов в первый вечер заключения — это либо случайность, либо еще один знак провидения»…

Неспособного понять, что, во-первых, в отчаянии бывший глава государства мог клюнуть на уловку левых надзирателей, которые вывели, смеху ради, на экран крохотного телевизора в его камере футбольные «консервы» (и хорошо, если матч с Леверкузеном от 26 октября (7:2 в пользу Парижа), а то ведь могли дать и провал с «Баварией» от 4 ноября (1:2)!), а во-вторых, автору, находящемуся в состоянии ПТСР, ПСЖ вообще мог привидеться…

Не будем забывать и о таких важных для большого писателя понятиях, как литературный вымысел, поэтическое преувеличение, художественная условность, образная вольность, метафорическое искажение реальности, эстетическая гипербола, творческая трансформация факта, символическое обобщение, повествовательная свобода, мифопоэтическое осмысление действительности…

Следователи подозревают, что одним из условий пакта, в котором, по их данным, наряду с Саркози участвовал тогдашний глава УЕФА Платини, была покупка катарцами «Пари-Сен-Жермена».

Издевательства прессы

Книгу Саркози, выпущенную издательством консервативного миллиардера Венсана Боллоре (он же не так давно напечатал и труд «обиженной» Францией редакторши канала RT France, и книгу главы лепеновской партии Жордана Барделлы), критика встретила в основном благожелательно. Спасибо, промоушн!

Но нашлись, конечно, и отщепенцы из левых газет, путающие конструктивную литературную критику с издевательством. Не способные сами написать не то что шестнадцать книг, как Николя Саркози, а даже одну-единственную, они выискивали в его творении любую незначительную мелочь, чтобы унизить (как они думали!), растоптать, плюнуть, пнуть… Не вышло! Чтобы доказать это, достаточно открыть один из самых жестоких пасквилей — опубликованный на сайте Slate под заголовком «С «Дневником заключенного» Николя Саркози выходит из тюрьмы и входит в литературу».

«Написанная в спешке и впечатляющем порыве творческой энергии, книга бывшего президента охватывает несколько веков литературы и затрагивает самые неожиданные жанры — от романа о судебной ошибке до сюрреалистической поэзии. Пронизанная скромностью и смирением, она займет место на вашей книжной полке, наполненная вашими слезами признательности», — пишет автор этого опуса, носящий громкое имя Жан-Марк Пруст.

Не имеющий ни сердца, ни таланта своего знаменитого однофамильца, господин Пруст не понимает, что для узника тюрьмы Санте погружение в литературное творчество было еще и актом спасения.

«В предисловии, исполненном деликатной сдержанности, писатель уточняет, что это не роман. Однако хочется, чтобы это был роман, настолько этот рассказ сжимает сердце», — издевается «критик». И прикапывается к первой же фразе: («Я встал очень рано в этот вторник, 21 октября 2025 года.») Начало преломлено в духе Пруста. Далее — мучительно. Чувствительным душам воздержаться от чтения!».

«Резкая, проникающая в самую рану, проза пронизывает всю книгу. Выбор лексики показателен: слово «испытание» встречается двадцать три раза, «мужество» или «подбадривать» — двадцать один раз. Слово «чувство» встречается тридцать восемь раз <…>, «эмоция» (или «взволнованный», «трогательный») —двадцать три раза. Как не прослезиться (восемь раз)? Или, как сказано с изысканной деликатностью, сделать «глаза влажными от эмоций»?» Как на картине Жан-Батиста Грёза «Отцовское проклятие», первые страницы погружают нас в скорбь семьи, сплоченной в несчастье», — продолжает издеваться Пруст.

«В нескольких строках, написанных еще рукой «дрожащей от железных браслетов», автор сообщает нам о своем испытании. Во время завтрака перед заключением дети толпятся вокруг него, и каждый сдерживает слезы. Сможет ли Николя Саркози «овладеть (своими) эмоциями»? Вокруг него все «переполнены эмоциями», «потрясены горем». А Карла Бруни? «Ее лицо было застывшим от эмоций». Человек прорывается сквозь панцирь: «Эмоции одолевали меня […], чувства переполняли меня […], слезы наворачивались на глаза…».

«Далее повествование развивается в христоподобном ключе, — отмечает пасквилянт из Slatе. — Принятый Эмманюэлем «Понтием Пилатом» Макроном, будущий мученик отказывается от привилегий, чтобы не подпитывать «полемики». «Раз уж мне предстояло нести крест, я должен был попытаться сделать это, возвышаясь духовно».

Он осмеливается на поэзию, с неожиданными метафорами:

Этот пылкий «Дневник заключенного» соединяет шедевры вроде «Архипелага ГУЛАГ» (Александр Солженицын, 1973) или «Роже-Позор» (Жюль Мари, 1886). Ведь помимо осуждения «несправедливости» рассказчик исследует все уголки тюремного романа. Иногда он сломлен, как «осужденный» (8 раз) у Гюго в «Последнем дне приговоренного к смерти».

«Вся моя новая среда дышала несчастьем, тяжестью, катастрофой сломанных жизней, нагроможденных между этими стенами, вдали от мира живых», — пишет экс-президент Франции.

Дальше критикант отмечает у Саркози «внимание к деталям, столь дорогое Флоберу: душ с тонкой струей воды, зеркало для «людей в инвалидной коляске», заставляющее Саркози «сгибаться пополам, чтобы причесываться»».

«Самое трудное еще впереди. И оно принимает форму обычного телефона», — продолжает свое глумление Пруст, цитируя книгу Саркози:

«Николя Саркози проходит это испытание стационарной телефонии с поразительным мужеством. Он сам набирает номера, чтобы позвонить Марин Ле Пен или Карле (Бруни, супруге. — Ю. С.). Его близкие проявляют невероятную беспечность. Его дочь Джулия «заставила его пообещать звонить ей каждый день». «Карла кричала мне: «Обязательно не забудь позвонить мне сегодня вечером». Боец неустанно проходит этот путь из десяти цифр».

Литературный посыл в 2027 год

Многие отметили главный политический смысл «Дневника заключенного» — экс-президент Франции особо подчеркивает, что избрал для себя новое, более радикальное направление.

Во время их разговора, пишет он в книге, Марин Ле Пен спросила его: «Ваш голос слышен среди народного электората — присоединитесь ли вы к какому-либо «республиканскому фронту» на будущих выборах?»

«Мой ответ был недвусмысленным: «Нет, и более того, я это возьму на себя, заняв в нужный момент публичную позицию по этому вопросу», — пишет бывший президент. Далее отмечает, что «путь восстановления правых сил может проходить только через дух как можно более широкого объединения, без исключений и анафем».

«Лишь несколько строк, но политический сигнал значителен, исходя от голоса, который по-прежнему продолжают слушать на правом фланге, несмотря на <…> приговоры… — отмечает газета Le Monde. — Этот посыл не может не радовать Венсана Боллоре, великого сторонника союза правых и крайне правых, владельца издательства Fayard, которое как раз и выпустило этот «Дневник заключенного».

«Этот новый труд — вовсе не просто эмоциональное свидетельство, написанное по горячим следам первым в истории бывшим президентом Французской Республики, отправленным в тюрьму.

подчеркивает эта недоброжелательная газета в статье с таким же злым названием «Николя Саркози ставит себя с «Дневником заключенного» в положение нового Дрейфуса».

И продолжает придираться к словам экс-президента: «Десять лет «преследований» до «несправедливого» приговора, «немыслимый» вердикт, основанный на «фальшивом документе», «гротескное» тюремное заключение, «такое же неоправданное, как и бесполезное»… Если пропустить «Дневник заключенного» через счетчик слов, результат получается красноречивым: лексика несправедливости встречается более 80 раз. Настоящий монотонный акцент, который достигает апогея в момент, когда Саркози сравнивает себя с капитаном Альфредом Дрейфусом (1859–1935), ошибочно осужденным за государственную измену…»

«Рассказ о тюремной жизни <…> вызывает любопытство. Как человек, достигший столь высоких вершин — бывший гиперпрезидент, ставший бизнесменом, лектором и успешным автором, — переживает такое падение? Дневник заключенного № 320 535 изобилует впечатляющими деталями: слишком жесткий матрас, зеркало, установленное так низко, что приходится изворачиваться, чтобы привести себя в порядок, еда в контейнерах, вызывающая тошноту, шум, небо, которого он никогда не видит и т.д. — повседневность тысяч заключенных», — преуменьшает газета испытания человека, брошенного на три недели в отдельную двенадцатиметровую камеру.

«Но особенно примечательно, насколько особым было обращение с Саркози», — продолжает «Монд»: «После вынесения приговора ему предоставляют несколько недель на подготовку. За четыре дня до заключения он принят в Елисейском дворце Эмманюэлем Макроном, готовым вмешаться для обеспечения безопасности будущего заключенного. В Санте его встречает вся тюремная иерархия <…>. Двое офицеров охраны, назначенные ему как бывшему главе государства, находятся в соседней камере. Сотрудники тюрьмы называют его «Президент». Он может почти ежедневно видеться с адвокатами, с семьей — через день. Министр юстиции, его друг Жеральд Дарманен, посещает его. Каждый вечер директор тюрьмы общается с ним. Они говорят о живописи…»

Сам бывший хозяин Елисейского дворца относится к населению казематов с доброй снисходительностью, которую пасквилянт c сайте Slate сравнивает с описанием «добрых дикарей из приключенческих рассказов XIX века»: «Они почти все были родом из Заморских территорий. Крупные, улыбчивые и дружелюбные. Я пожал руку каждому».

Саркози довольно резко высказывается в адрес принявшего его в Елисейском президента, отмечает AFP: «Мне было нечего ему сказать, и у меня не было особого желания вести с ним дружескую беседу».

Про Голгофу — не преувеличение.

Говоря о «возрождении веры», Саркози пишет: «Это пришло как нечто само собой разумеющееся… Я оставался так долгие минуты. Я молился, чтобы у меня хватило сил нести крест этой несправедливости». Рассказывает о своих воскресных беседах с тюремным капелланом. Цитирует Евангелие: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное».

При этом, как отмечает «Монд», «ни разу он не делает намека на mea culpa, уделяя лишь две-три фразы 170 жертвам теракта UTA DC-10 1989 года, чтобы подтвердить, что никогда не имел «никакого контакта» с ливийским организатором, хотя его ближайшие советники Клод Геан и Брис Ортефё* встречались с ним».

Здесь газета напоминает об одном из ключевых эпизодов «дела Каддафи», которое и привело Саркози в тюрьму. По данным прокуратуры, среди «услуг», обещанных ливийскому диктатору в «обмен» на 50 млн евро, было обещание содействия в помиловании его зятя Абдуллы Сенусси, заочно приговоренного во Франции к пожизненному за его ключевую роль в подрыве пассажирского самолета DC-10 в небе над Нигером. В том теракте — не единственном на счету режима Каддафи — погибло 170 человек, из них 54 — французы.

Гнев родственников погибших

Родственники жертв теракта DC-10 книгой возмущены — в отличие от сотен поклонников Саркози, выстраивающихся в длинные очереди перед каждым магазином, в который он приходит на автограф-сессию.

«У нас создавалось впечатление, что Николя Саркози снова наносит нам удар этой книгой», — говорит в интервью телеканалу France 3 Даниэль Кляйн, потерявшая брата.

Коллектив под названием Les filles du DC10 (куда входят дочери, матери и сестры погибших в катастрофе) заявил:

«Я ожидала хотя бы немного сдержанности, приличия, а возможно, и молчания с его стороны», — говорит Йоханна Бретт, которой было полтора года, когда ее мать, стюардесса, погибла на борту взорванного ливийцами самолета. Она сменила 14 детских домов.

«Мы обвиняем его в том, что он одобрил встречи Бриса Ортефё и Клода Геана с Абдаллой Сенусси, террористом нашего теракта», — напоминает Йоханна. В интервью Le Monde она оценивает медийную «хореографию клана Саркози, жестокую и лживую, которая делает жертв терроризма невидимыми и выставляет Саркози жертвой «красных судей».

«Это история о министре (на пост президента Саркози шел с поста главы МВД, тогда же и начал переговоры с Каддафи. — Ю. С.), который хотел получить деньги у террористического государства, давая обещания, включая пересмотр уголовного дела человека, стоявшего за крупнейшим (на тот момент. — Ю. С.) терактом против Франции», — говорит она.

«Мы давали показания в первую неделю процесса, удивляясь силе наших слов, одна за другой на скамье свидетелей, в полутора метрах от Николя Саркози и его двух бывших министров, Бриса Ортефё и Клод Геана, которые оба в течение трех месяцев (с конца 2005 года. — Ю. С.) встречались тет-а-тет с Абдаллой Сенусси, отдавшим приказ убить наших родных. На вопрос о причинах этих встреч один из них ответил: «Мы, возможно, говорили о борьбе с иммиграцией и о том, как бороться с терроризмом». Мы были ошеломлены», — говорится в открытом письме, которое Les filles du DC10 опубликовали в Libération.

Семьи готовятся к апелляционному процессу, назначенному на март 2026 года. «Мы будем там. Мы готовы», — обещает Йоханна Бретт, подчеркивая при этом «человеческие, финансовые и эмоциональные затраты» этого участия для нее самой.

Бывший глава государства подчеркивает, что он принимал эти семьи до (триумфального четырехдневного) визита Муаммара Каддафи в Париж в декабре 2007 года (визита, который призван был вывести ливийского диктатора из международной изоляции. — Ю. С.) и что он «никогда не имел ни малейшего контакта с Абдаллой Сенусси, организатором этого чудовищного теракта», с которым, однако, встречались его близкие соратники <…> — до и после его (Саркози) официального визита в Ливию в качестве министра внутренних дел», — напоминает France 3.

«Мы утверждаем твердо: то, что мы видели (в суде), не соответствует этому отвратительному нарративу. Этот процесс — не месть, а выражение правосудия, которого мы ждали многие годы… Нет, Николя Саркози не является жертвой», — говорят родственники погибших в письме для Libération.

«Тюрьма стала для меня испытанием, которое я попытался сделать как можно более плодотворным. Принято говорить, что учатся в любом возрасте. Это правда, потому что в Санте я многое узнал — и о других, и о самом себе», — пишет Саркози.

Как говорится, нет предела познанию. Как и грядущим судебным процессам.

* Ближайшие сотрудники Саркози, которых он в разное время назначал, в том числе министрами внутренних дел. По утверждению ключевого свидетеля обвинения (который затем умер за два дня до вынесения приговора в первой инстанции), министр внутренних дел Клод Геан лично принимал у него «чемоданы, набитые крупными купюрами» в здании МВД на площади Бово.