Ведущие: Вера Челищева и Зоя Светова
Звук: Василий Александров
Обложка: Анна Жаворонкова
Голос за кадром: Анатолий Белый

РАСШИФРОВКА

Зоя Светова. Всем привет! Это подкаст «Совещательная комната». И это мы, его ведущие. Я — журналист Зоя Светова.

Вера Челищева. И я — журналист Вера Челищева.

Зоя Светова. Сегодня наш гость — Валентина Мельникова. Глава Союза комитетов солдатских матерей. Валентина Дмитриевна — известный российский правозащитник. Именно Валентина Дмитриевна с коллегами создала одну из самых мощных российских организаций — Комитет солдатских матерей. Мне кажется, Комитет солдатских матерей существует уже больше 30 лет, да?

Валентина Мельникова. Да. Первый съезд был в марте 89-го года.

Светова. Дверь в вашу организацию не закрывалась, особенно в дни армейских призывов, во время первой и второй чеченских войн, когда солдатские матери возвращали сыновей из чеченского плена. И после начала СВО помощь Комитета солдатских матерей также стала востребована, многие десятки и сотни звонков снова шли к Валентине Дмитриевне. Ее телефон не умолкал. И Мельникова 24 часа отвечала на звонки, звонила по запросам в военную прокуратуру и в Минобороны. Валентина Дмитриевна, расскажите, пожалуйста, что вашей организации удалось сделать за годы двух чеченских войн? Кому удалось помочь?

Мельникова. Удалось практически все, что мы планировали, кроме нашего желания:

А так мы решали все проблемы внутреннего вооруженного конфликта в России. Это призывники, которых отправляли в первую и во вторую чеченскую войны. Это проблемы пленных, которые были признаны российским государством изменниками Родины. Мы напоминали официально на встрече в главной военной прокуратуре, что есть Женевская конвенция. После этого, слава богу, проблема решилась. Именно через прокуроров шла легализация освобожденных.

Еще были пропавшие без вести. Наши коллеги сами ездили в Чечню, контактировали со штабом и получали какую-то информацию. Во всяком случае, может быть, нашей удачей было то, что на вторую чеченскую войну формально направляли только в тех, у кого контракт. В общем, это, конечно, другая ситуация была. Но вот примерно так, если говорить, глядя из сегодняшнего дня.

Челищева. Валентина Дмитриевна, очевидно, что сейчас и журналисты, и правозащитники работают совершенно в других условиях, нежели это было в 1994 году, когда началась первая чеченская война, и в 1999 году — во время второй. Мы сейчас все живем в состоянии военной цензуры. С какими вопросами и просьбами к вам сейчас обращаются родственники военнослужащих? Вообще как-то это все вы анализируете?

Мельникова. Нет, не анализируем. Это нереально —

Не забывайте: у нас организации работают в регионах, и там народ идет потоком. У нас в Москве нет офиса, слава тебе, господи! А у них там приемные. Вопросы те же самые решаем. Наша первая идея еще в 89-м году состояла в просвещении тех, кто подлежит призыву. Нам пишут призывники и их родители. Мы отвечаем, наши юристы помогают в судах.

Какие проблемы? Условия прохождения военной службы как таковые, которые касаются и солдат по призыву, и солдат по контракту. Это денежное довольствие, это оказание медицинской помощи, не раненому, а просто так, это попытки унижения или какого-то давления на военнослужащих. Все эти проблемы, к сожалению, все равно останутся. Но с февраля 2022 года, конечно, прибавилась вот эта специфика огромной военной операции. Надо было выручать людей. Не понимали, где они, что они? Штучная работа с ними, но тоже удавалось.

Потом пошли пропавшие без вести, пленные. Долго невозможно было понять, что происходит с ними. Пока мы не поняли и в переписке с Министерством обороны не нащупали, что надо писать в Международный комитет Красного Креста. Именно по поводу пленных. Наша организация помогала украинским семьям, у которых пропали без вести родные. Этот контакт у нас сохранился.

Нам звонили родственники раненых, которые, в свою очередь, семьям звонили из плена.

С самого начала от нашей организации было предложение менять всех на всех. Есть еще проблема раненых, которые в госпиталях лежат. Особенно это проявилось при частичной мобилизации, их же не увольняют никого по здоровью. Проблема практически не решаема. Еще одна проблема — получение удостоверения ветерана боевых действий. А это выплаты по ранению, страховки. А чтобы получить такое удостоверение, нужен большой массив документов, идет долгий поиск и сбор. Надо ведь еще понять, где, в какой части. Это, конечно, не знаю, как назвать. В общем, это все очень тяжело, потому что нет определенности.

За предыдущие годы худо-бедно мы понимали, как работают военные секторы и какая структура за что отвечает, как найти отдел или человека, который за это отвечает. Сейчас, в общем, тоже, конечно, какие-то шаблоны работают, но многое приходится делать наудачу. У меня коллега два года уже переписывается с военной прокуратурой по поводу документов. Поэтому, конечно, все это сложно и тяжело.

Светова. Когда началась СВО, я была уверена, что через какое-то время мы увидим солдатских матерей, которые будут обращаться к государству с просьбой, чтобы СВО как можно скорее закончилась. Чтобы их родные в ней не участвовали. Почему этого не произошло? Вот как вы можете объяснить, почему нет аналога движения солдатских матерей, которые спасали своих сыновей в чеченские кампании?

Мельникова. Аналога в этот раз быть не может. Во-первых, наша организация делает то, что надо, помогает людям довольно удачно. Но мы же начали разговор с того, что у нас военная цензура. Когда мне позвонили журналисты по поводу интервью вначале (это еще было до Катерины Гордеевой*) — я долго думала, потом сказала:

Светова. Нет, я не о вас сейчас говорю. Я говорю о тех женщинах, чьи сыновья и мужья ушли воевать. То общество, чьи родственники участвуют в этой специальной военной операции. То есть они не требуют остановить специальную военную операцию. Как бы они с этим смирились. Почему? Как вы это объясняете?

Мельникова. Ну на митинги выходить никто не может. Даже самые «отмороженные». Максимум, что женщины делали, — ролики записывали публичные. Какое-то движение разумное — это очень сложно. Я ведь не зря говорю, что все эти 30 с лишним лет в комитетах солдатских матерей оставались и работали всегда люди, которые из каждого сложного положения умели найти прямо идеальный выход, чтобы все получилось, чтобы никто не пострадал. А сейчас людей таких мало, потому что закон не работает. И люди, конечно, боятся. Частичная мобилизация это показала: повестки выдавали на улицах, все спокойно брали, расписывались, не знали, что так нельзя делать. Это история очень такая, специфическая.

Почему люди так себя вели? Мы имеем дело с населением страны. Часть людей готовы что-то делать, часть говорят: «Все равно я сделать ничего не могу. Я маленький, никто меня не слышит, никто меня не видит».

Челищева. Валентина Дмитриевна! Можете нам объяснить, мобилизация сейчас продолжается? Мы все уже запутались. Получают ли молодые люди электронные повестки вот эти новые? Что вам об этом известно?

Мельникова. Нет, новой мобилизации нет, но остался ее совершенно чудовищный хвост. Это запрет увольняться с военной службы. Мобилизованные тоже подписывали контракт.

Светова. Все эти более 30 лет, что существует движение солдатских матерей, оно довольно тесно взаимодействовало с военной прокуратурой и Минобороны. Какова сейчас ситуация?

Мельникова: Безусловно, в военную прокуратуру мы обращаемся — и звоним, и пишем. Просто сейчас, в этот раз, не все проблемы могут быть отнесены к военной прокуратуре. Но то, что она может делать, она делает. Безусловно, мы обращаемся в Министерство обороны. Мы с самого начала писали такие программные письма по теме пленных, по теме пропавших. И сейчас обращаемся очень много. Например, в главное медицинское управление. Есть офицеры, с которыми мы давно знакомы и которые просто экстренно выручают, когда надо что-то сделать очень быстро. Структура военной полиции, ее начальник тоже достаточно эффективно отвечают.

Звонила мать одного, потом другого, коллеги нашли офицеров технического обеспечения. Поезд встретили, пайки дали. Ну а что там делается в части? Как могли отправить так людей? Вот сейчас будут разбираться.

Челищева. Валентина Дмитриевна! Скажите, пожалуйста, есть ли возможность у мужчин, которые по здоровью или по другим причинам не подлежат мобилизации, в суде оспорить призыв или мобилизацию? Они могут доказать свою правоту в нынешнем суде?

Мельникова. Я про мобилизованных не говорю, потому что это все уже прошло. А призывники подают в суд.

А с военнослужащими все очень по-разному. Они не так часто обращаются в суд. У нас же теперь же только юристы и адвокаты могут представлять их интересы в суде. Теперь уже члены организации не могут по доверенности ходить в суды. Но там, где есть юристы, им иногда удается помогать, даже когда военнослужащий обратился.

Светова. Вы слушали подкаст «Совещательная комната», и мы говорили с Валентиной Дмитриевной Мельниковой, главой Союза комитетов солдатских матерей. Мы говорили о последствиях СВО, сравнивали положение военнослужащих во времена двух чеченских войн и сейчас, а также о том, как работают правозащитные организации сейчас, в том числе те, кто защищает права военнослужащих. А вы слушайте наш подкаст на YuoTube, в Apple podkast и на других платформах. Ставьте лайки и подписывайтесь на наш подкаст. Всем привет!

* Признана властями РФ иностранным агентом.