Folkhemmet. Как шведы строили «народный дом»

Карьера теперь уже экс-премьера Швеции Стефана Лёвена складывалась так, что политтехнологам Социал-демократической рабочей партии (СДРП) даже не пришлось придумывать красивую историю, чтобы показать, как важна связь профсоюзов и «шведской модели». Он родился в 1957 году в Стокгольме у матери-одиночки, которая не смогла прокормить двоих сыновей, поэтому младший — будущий премьер — оказался в детском доме. Вскоре его усыновила рабочая семья из поселка в округе Одален на севере страны, и это важная деталь в становлении Лёвена.

В мае 1931 года рабочие устроили здесь забастовку солидарности в знак несогласия с сокращением зарплат. Администрация пригнала штрейкбрехеров, начались стычки. Полиции в небольшом местечке почти не было, и поэтому местные власти призвали на помощь регулярные войска. Солдаты расстреляли выступление рабочих, убив пять человек.

Расстрел в Одалене стал для Швеции знаковым событием, после которого население перестало голосовать за либеральные силы, а к власти пришли социал-демократы во главе с Пером Альбином Ханссоном. Именно он разработал концепцию «шведской модели», общества всеобщего благосостояния или, выражаясь в терминах самого Ханссона, Folkhemmet («народного дома»), которая подразумевает постройку отношений на рынке труда через постоянные переговоры профсоюзов рабочих и объединений предпринимателей,

После трагедии в Одалене социал-демократы закрепились у власти в Швеции на долгие годы и остаются там до сих пор — с 1932 года соцдем был премьером гораздо чаще представителей других партий, а в сумме партия оставалась «за бортом» лишь 18 лет.

Выросший в Одалене Лёвен прошел годичный курс сварщиков, вдохновился идеями одного из отцов социал-демократии Улофа Пальме, открыл местное отделение молодежной организации Социал-демократической партии, но не ушел в политику. Он продолжал работать сварщиком на оборонных предприятиях и в 24 года параллельно стал работать в профсоюзе работников металлургии (сейчас — IF Metall).

К 2005 году Лёвен возглавил профсоюз, а дальше были партийная работа, пост лидера соцдемов к 2012 году (причем будущий премьер отказался от первого предложения возглавить СДРП) и победа на выборах в 2014 году. В прощальном турне перед отставкой Лёвен вернулся в Одален. «Я хотел замкнуть круг», — сказал он в интервью местной газете.

Когда бывший сварщик и профсоюзный деятель стал лидером СДРП во времена правления в стране Фредрика Рейнфельдта, либерал-консерватора от партии «Умеренных», то столкнулся с непониманием своих идей о новой индустриализации в меняющейся зеленой экономике. Многие оппоненты Лёвена от консервативных сил говорили о его заводском прошлом с упреком, и в правом крыле слово «сварщик» стало почти ругательным. К концу срока Лёвена Швеция укрепилась на первых позициях в мировом рейтинге зеленого роста, компания Northvolt начала налаживать выпуск литиевых батарей из переработанных материалов, а концерн Ericsson купил поставщика облачных сервисов из США Vonage.

«Думаю, для Стефана поворотным моментом стала именно профсоюзная работа. Ведь он был главой металлургического профсоюза, и именно это позволило ему войти в руководство Социал-демократической партии. Он не был партийным активистом ни на региональном, ни на местном уровне. Он всегда был лидером профсоюза, и поэтому показался многим подходящей кандидатурой. Устроено это примерно так: партией на самом деле руководит команда из семи представителей, и Стефан стал одним из них, так как на протяжении десятилетий места там закреплены за профсоюзными лидерами», — объясняет в беседе с «Новой» Терезе Гуовелин, первый вице-президент Шведской конфедерации профсоюзов (LO), в которой и работал премьер Лёвен.

LO — крупнейшая национальная профсоюзная организация в Швеции, которая объединяет 14 профильных профсоюзов условных «синих воротничков» — от строителей, металлургов и электриков до музыкантов, художников, а также работников гостиниц и ресторанов.

Конфедерация LO появилась в Швеции еще в 1898 году на волне забастовок и первых индустриальных выступлений в Северной Европе и всегда был неразрывно связана с Социал-демократической партией. Во всех материковых скандинавских странах — Швеции, Норвегии и Дании — подобная связка уже тогда существовала на уровне профсоюзного (конфедерация) и политического (партия) крыла социал-демократического движения.

Профсоюзы для «белых воротничков» появились в Швеции уже в середине XX века — сейчас это Конфедерация профессиональных сотрудников (TCO) и Конфедерация профессиональных ассоциаций (SACO), куда входят преимущественно экономисты, архитекторы, юристы и представители других профессий, для которых в стране необходимо университетское образование.

Причем у социал-демократов в Швеции нет монополии на профсоюзное движение, которое могло бы оказывать влияние на внутриполитическую повестку. «Партия центра», которая в недавнем прошлом находилась в открытой конфронтации с соцдемами, до 50-х была аграрной «Крестьянской партией».

Для работодателей в каждой сфере здесь существуют своеобразные профсоюзы-противовесы, а точнее, зонтичные организации, представляющие интересы бизнеса и администраций на предприятиях. Они объединены в Конфедерацию шведских предприятий (Svenskt Näringsliv), которая в отличие от прочно связанной с социал-демократами LO придерживается скорее либертарианского курса.

Помимо этаблированных профсоюзных организаций, в стране существуют и разнообразные мелкие союзы, представляющие работников как частного, так и государственного сектора экономики, — например, с 1910 года и до сих пор в стране работает анархо-синдикалистский профсоюз SAC, представляющий и рабочих, и безработных, и студентов.

Заложенная Пером Альбином Ханссоном еще в 1930-х (и до сих пор работающая почти неизменно!) идея шведского «народного дома» в целом и заключается в том, что большие и малые профсоюзные объединения договариваются с организациями работодателей на равных почти по всем аспектам трудовых отношений — от рабочих часов, оплаты и допобразования до оплаты фитнеса и ментального здоровья наемных работников.

Уже к концу XX века у программы Ханссона появились неожиданные последствия — когда большинство экономически развитых стран в мире «зашивали» в свое законодательство минимальный размер оплаты труда, шведы категорически отказались это делать. Европейский союз (Швеция — его участница с 1995 года) прямо сейчас пытается в директивном порядке настоять на введении МРОТ в Скандинавии, но социал-демократические силы в Дании и Швеции убеждены, что это поставит под сомнение сам факт существования североевропейской экономической модели.

Профсоюзы и работодатели после каждых крупных переговоров заключают так называемый коллективный договор, в котором, помимо прочего, прописывается и минимально допустимый размер зарплаты в зависимости от сферы, квалификации и образования сотрудников. Таким образом, законодательная власть почти полностью отстранена от управления рынком труда, и правительство может только косвенно поддержать требования одной из сторон в процессе саморегулирования.

«За последний 2021-й год реальная заработная плата у нас выросла на 60%, — замечает Терезе Гуовелин из Шведской конфедерации профсоюзов. — Такого нет ни в одной другой стране мира. Но на европейском уровне мы вступили в жесткую конфронтацию по поводу директивы о МРОТ. К сожалению, частично переговоры мы проигрываем».

В этих переговорах с ЕС и работодатели, и профсоюзы выступают против законов о минимальной зарплате в Швеции. «Коллективные договоры дают гораздо больше, чем просто заработная плата. Мы регулируем вопросы безопасности, страховки, сокращения продолжительности рабочего дня, отпуска. Это вопрос равных возможностей», — говорит она.

Еще один повод не зависеть от решений властей в вопросах МРОТ — так называемые перформанс-ревью, которые заложены в коллективные договоры и уже фактически работают как закон.

Номинально шведский МРОТ все-таки можно оценить. Так, например, жители страны без паспортов ЕС обязаны устроиться на работу с минимальной зарплатой 13 тысяч крон (около $1400). Актуальные средние зарплаты, достигнутые по результатам профсоюзных переговоров, постоянно подсчитывает Статистическое ведомство Швеции. В 2020 году специалисты по информационной безопасности, например, получали в Швеции в среднем 49 700 крон (около $5400). При этом женщины — на 2800 крон меньше среднего, мужчины — на 800 крон больше.

LAS. Как шведы сами вносят поправки в законы о труде без помощи государства

Небольшой гендерный разрыв в оплате труда в целом все еще наблюдается почти во всех сферах труда в Швеции — женщины зарабатывают на 5–10% меньше мужчин. Согласно рейтингу Всемирного экономического форума, Швеция в этой области занимает четвертое место в мире, и по успехам в борьбе с зарплатной дискриминацией ее опережают только североевропейские соседи. Для сравнения: Россия в этом списке занимает 81-ю строку — над Эфиопией и под Сальвадором. По данным Росстата, у нас гендерный разрыв в оплате труда — 27,9%.

Тем не менее шведские профсоюзы продолжают искать пути для еще большего сокращения этого разрыва. «У нас сегрегированный рынок труда, и в тех секторах, где преобладают женщины, оплата труда ниже», — объясняет Гуовелин, что сейчас мешает рабочему движению достичь нулевого разрыва.

В середине 2010-х годов основные профсоюзы Швеции подписали соглашение о целях на ближайшие 20 лет и включили туда проблему равного вознаграждения вне зависимости от гендерной принадлежности работников. Но пока ощутимых подвижек нет. «Мы сделали некоторые шаги вперед, но слишком маленькие. Каждый раз, когда мы входим в новый раунд национальных переговоров с работодателями, все соглашаются, что мы должны сократить разрыв. Но как? Мне кажется, что представители сфер с преобладанием мужчин должны немного отступить и одобрить повышение зарплат в «женских» секторах экономики», — говорит Гуовелин.

В LO считают, что проблему положения женщин и уязвимых групп работников на рынке труда можно решить, внедряя в коллективные договоры новые положения о постоянном трудоустройстве. Первое и основополагающее соглашение с предприятиями профсоюзы заключили еще в 1938 году. Сальтшёбаденское соглашение, получившее название по месту подписания, определило порядок ведения переговоров с работодателем без вмешательства властей и закрепило за всеми работниками право на забастовки. Причем этим правом шведы пользуются до сих пор, хоть и реже. Если в 1970 году сотрудники останавливали работу предприятий в Швеции 134 раза и «отняли» у работодателя в общей сложности более 155 тысяч рабочих дней в пересчете на человека, то в 2016 году забастовок было всего 10, а потерянных дней — почти 3800.

Со временем коллективные договоры все-таки вылились в законы, которые превращают увольнение сотрудника в пытку для работодателя. В 1980 году в Швеции приняли закон о защите занятости населения — Lag om anställningsskydd, или сокращенно LAS. С тех пор шведский бизнес обязан работать по принципу last in — first out (пришел последним — уйдешь первым). Это означает, что

По общему правилу работодатель в Швеции должен предложить сотруднику все возможные альтернативы перед увольнением:

• переход в другой филиал,
• переезд,
• повышение квалификации
• лечение и реабилитацию в случае болезни, которая мешает производственные выполнять задачи, — например, алкоголизма.

Даже если все предусмотренные коллективными договорами и законами альтернативы не помогли, а уволить работника просто необходимо, работодатель должен учесть уведомительный период. Это своеобразная страховка от внезапной потери дохода — после сообщения об увольнении человек может проработать на своей должности еще несколько месяцев. Если стаж составляет около двух лет, то на «дорабатывание» дается два месяца, если более 10, то трудиться и получать зарплату можно еще полгода.

Однако все эти правила применимы только к людям с долгосрочными контрактами. В 2006 году правительство Швеции сформировала правоконсервативная коалиция во главе с «умеренным» Йоном Фредриком-Рейнфельдтом, которая могла позволить себе «распечатать» трудовое законодательство и разрешить нанимать сотрудников по краткосрочным контрактам. Положения и гарантии LAS на такие договоры не распространяются.

«Как раз женщины обычно получают менее стабильное место работы с краткосрочными контрактами — например, на шесть месяцев. А потом им приходится думать, куда идти дальше. Без бессрочного контракта им не положены ни тренинги, ни дополнительное обучение, ни другие вещи. При таких условиях меньше не только зарплата в час, но и рабочее время. И это будет преследовать их всю жизнь, потому что пенсия также зависит от того, сколько вы работали и зарабатывали», — констатирует Терезе Гуовелин.

В конце 2000-х такое положение на рынке сильно подорвало «шведскую модель», и ряды профсоюзов начали редеть — с 2000 по 2010 год профессиональные объединения потеряли 13% членов, хотя уровень безработицы держался на отметке 5% — и это даже лучше, чем планировали власти. В LO исход работников из профсоюзов объясняют психологией нестабильной работы. «Если у вас краткосрочный контракт, вы не защищены на рабочем месте. Суть в том, что именно такие люди по идее и должны стремиться стать членами профсоюза. Но они думают: «Это нормально; как получу бессрочный контракт, так и вступлю в профсоюз». Если мы посмотрим на гостиничный и ресторанный бизнес, торговлю и другие сферы, где распространены срочные договоры, то увидим самую низкую вовлеченность в профсоюзную деятельность», — делает вывод Гуовелин.

В начале ноября 14 профсоюзов и ассоциация работодателей все-таки договорились подкорректировать трудовое законодательство и выровнять положение людей на больших предприятиях с постоянным трудоустройством и тех, кто работает по срочным контрактам.

В следующем году новый коллективный договор даст жителям Швеции расширенные права на работе:

• Если человек проработал на одном месте хотя бы 12 месяцев, он считается постоянным сотрудником. Раньше минимум для такого статуса составлял два года работы;
• Работодатель больше не сможет урезать сотруднику рабочие часы, а вместе с ним и зарплату;
• Если человек проработал в компании минимум восемь лет, он может получать дополнительное образование или повышать квалификацию, сохраняя при этом 80% зарплаты. В LO необходимость этой поправки объясняют тем, что в 2020-х рынок сильно реструктуризируется, почти на всех предприятиях происходит роботизация и цифровизация. Поэтому тем, кто в силу возраста и других обстоятельств не справляется в новых условиях, вместо увольнения всегда можно предложить образование;
• Разумным доводом для увольнения может считаться только отказ сотрудника от работы, злоупотребление служебным положением или преступление.

Глава LO Сюзанна Гидеонсон после заключения нового коллективного соглашения заявила, что такие условия помогут «шведской модели» и дальше работать на пользу обществу. Ее коллега Терезе Гуовелин считает, что корректировка трудового законодательства под срочные контракты главным образом поможет женщинам. «Фактически бо́льшая часть повестки там — это сокращение гендерного разрыва в оплате труда», — говорит она.

Lagomlandet. Сколько шведам надо для жизни

Если минимальный гендерный разрыв в зарплатах в Швеции еще наблюдается, то чисто социального разрыва нет давно.

Почти все сотрудники во всех сферах получают вознаграждение с небольшим отклонением от усредненного показателя — то есть в самый раз, адекватно и соразмерно, или, по-шведски, — lagom.

Lagom — это несколько стереотипизированное представление о том, что скандинавы и, в частности, шведы работают столько, сколько необходимо, едят в меру, покупают автомобили, достаточные для повседневных нужд, и не пытаются прыгнуть выше головы, если это несоразмерно поставленной задаче. Сами они говорят, что живут в собственном Lagomlandet — «В-меру-ленде». Во многом на этой «умеренности» и построена политика социального равенства в стране.

«Это, конечно же, стереотип, но мы [профсоюзы] все равно настаиваем на том, что даже самые низкооплачиваемые работники должны получать зарплату, на которую они могли бы достойно жить. Мы не хотим, чтобы разрыв между самыми низкооплачиваемыми и самыми высокооплачиваемыми сотрудниками был слишком велик, поэтому всегда стараемся, чтобы поддержку и карьерные стимулы сперва получали те, кто зарабатывает меньше, и только потом — сотрудники с высоким доходом. Ну, если хотите, это и есть lagom… Но вообще я называю это равенством!» — объясняет Гуовелин.

Коллективные договоры в Швеции устанавливают 40-часовую рабочую неделю. В таких случаях все сверхурочные часы оплачиваются дополнительно, а если работодатель отказывается доплатить, то почти в 100% случаев эти деньги от него помогает получить профсоюз, уверяют в LO. В этом случае коллективные договоры и профсоюзная защита работают гораздо эффективнее, чем государство, которое должно следить за выполнением норм закона.

Только по официальным данным Роструда на 2017 год, более 60% россиян не получали никакой компенсации за сверхурочную работу, хотя порядок таких выплат определяет статья 152 ТК. И даже правительственная «Российская газета» тогда признавала, что решить проблему могли бы профсоюзы, которые в России почти не действуют.

В Швеции некоторые положения договоров позволяют организовать посменную работу и ночные смены с рабочей неделей менее 40 часов. Начальство может попросить сотрудника набрать лишних часов, но соглашаться на такое не имеет смысла — сотрудник и так получит зарплату «в рынке», а дополнительные выплаты для него не предусмотрены.

IKEA. Volvo. Spotify? Как всемирно известные шведские компании перестали быть шведскими

На протяжении почти всех 1980-х годов, когда у власти в стране были социал-демократ Улоф Пальме и его ближайший соратник Йёста-Ингвар Карлссон, Швеции удавалось поддерживать очень низкий по сравнению с остальной Европой уровень безработицы в 2–3%. Этому способствовали социальные гарантии от профсоюзов, высокая вовлеченность работников в них и высокие налоги. Жители Швеции могли позволить себе брать кредиты, начал формироваться пузырь на рынке недвижимости и в финансовой сфере, которой в итоге лопнул уже в 1990 году. Так начался самый жесткий кризис в истории современной Швеции, который чуть не разрушил социал-демократическую «шведскую модель»:

• безработица выросла до 8%,
• крона сильно ослабла,
• к власти пришла правая коалиция.

Частично правые винили в сложившейся ситуации профсоюзное движение, которое привыкло жить в условиях послевоенного бума, когда власти Швеции могли выстраивать стратегии и спокойно управлять экономикой, ведь стране не нужно было восстанавливаться после Второй мировой. Объединения «синих воротничков» — главным образом LO — были заточены под этаблированные крупные предприятия и в переговорах формулировали запросы, ориентируясь на их работников. В итоге Швеция долго сохраняла свои знаменитые бренды вроде IKEA, Volvo, SAAB или Ericsson, но до сих пор не смогла вырастить значимых IT-компаний, таких как Microsoft и Apple, —

Во время кризиса 90-х власти попытались впервые в ручном режиме поменять концепцию шведского рынка и отменили некоторые положения законов из 1970-х годов: о гарантиях занятости, о представителях профсоюзов на местах и о праве голоса рабочих в вопросах управления предприятием. Но от этого ситуация не поменялась.

Уже в 2000-х Швеция подарила миру стриминговый сервис Spotify, но даже он остается «шведским» лишь номинально. В 2016 году главы компании Даниэль Эк и Мартин Лорентсон написали письмо шведскому правительству, потребовав создать более либеральные условия для малого бизнеса, снизить арендную плату и ослабить налоговое давление. В противном случае команда тогда еще убыточного, но уже популярного Spotify грозилась переехать из Стокгольма.

Офис в Стокгольме остался за компанией, но скорее как имиджевое решение, ведь продукт с корнями в Скандинавии вызывает совсем иные ассоциации у пользователя, чем американский бренд.

Такой же путь исхода прошли и другие «шведские» компании — IKEA c 2012 года принадлежит нидерландской Stichting INGKA Foundation и лихтенштейнской Interogo, хотя и продолжает ассоциировать себя со Швецией. Volvo же еще в 1980-х вышла из переговоров с профсоюзами, а в 1999 году продала свое подразделение Volvo Cars американскому Ford. Уже к 2010 году этот бренд перепродали в Китай.

В итоге в Швеции из компаний с историей остались в основном предприятия, работающие на государственный заказ, — например, SAAB AB (как производитель военной техники) и Ericsson (как оператор стратегически важных коммуникаций).

Но сегодня ситуация в частном секторе начала меняться, и люди стали вновь искать защиты у профсоюзов, говорит Терезе Гуовелин.

«Правые в свое время начали говорить об «инсайдерах» и «аутсайдерах» на рынке. Они считают, что профсоюзы заботятся только об «инсайдерах», то есть о тех, у кого есть стабильная и хорошо оплачиваемая работа. Но если посмотреть на профсоюз муниципальных работников (туда входят работники здравоохранения, школ, детских садов, экстренных служб и других сфер. — Ред.), мы увидим, что там часто встречаются неполный рабочий день и краткосрочные контракты, но при этом у них действительно высокий процент членства в профсоюзе (570 000 членов, из них 78% — женщины, это самый крупный профсоюз в Швеции. — Ред.), — говорит Гуовелин. — Они до сих пор называются объединением «муниципальных работников», но в последние годы произошла приватизация в сфере муниципальных учреждений: это и уход за престарелыми, и уход за детьми, и так далее. На цифрах получается, что низкооплачиваемая и нестабильная работа у нас — это до сих пор работа для женщин. Поэтому на самом деле речь идет о неравенстве женщин и мужчин в частном секторе. Для первых профсоюзы и коллективные договоры как никогда важны».

Socialdemokraterna. Когда государство хочет помочь, но не может

Во время правления «парня из профсоюза» премьера Стефана Лёвена уровень безработицы в Швеции достигал 10,3% в июне 2021 года и к октябрю снизился до 7,3%. Эти показатели близки к цифрам кризиса 1990-х и во многом объясняются всемирным кризисом на фоне пандемии COVID-19. При этом Швеция за весь период распространения вируса ни разу не уходила на локдаун и не «закрывала» экономику. Если еще в 1990 году в профсоюзах Швеции состоял 81% рабочих страны, то на протяжении всех 2010-х показатель колебался на уровне 70%, а в 2021-м и вовсе оказался худшим в современной истории — 68%.

Рабочие профсоюзные организации исторически тесно связаны с Социал-демократической партией, и сейчас им стало сложнее бороться за права своих членов при «своем» же премьере Лёвене. Он возглавлял правительство меньшинства, в оппозиции к которому находилась коалиция умеренных, правых и националистических сил. При таком раскладе социал-демократы несколько раз «проигрывали» правым в вопросах бюджетной политики и непосредственно коллективных договоров, что, по словам представителей LO, стало «самой тяжелой потерей» для профсоюзных активистов. Как следствие соцдемы стали терять популярность среди самих рабочих.

«Не то чтобы у нас совсем нет политического влияния, но и такого количества членов, как в 70-х или 80-х, тоже нет, — говорит Гуовелин. — Если тогда 60–70% членов профсоюза голосовали за социал-демократов, то сегодня это 41%. С правым большинством в парламенте правительство не всегда может выполнить наши требования, реализация политики в парламенте не так ощутима. И надо помнить, что в конце концов парламент — это те ребята, которые должны все расставлять по местам».

На сегодняшний день профсоюзы рабочих так до конца и не смогли приспособиться к цифровизации, и отчасти поэтому их популярность идет на спад. Работники производств, к квалификации которых предъявляют все больше требований, начинают видеть себя уже «белыми воротничками» и переходят в другие объединения — так, например, в стране растет количество членов Конфедерации профессиональных сотрудников TCO.

«Мы ведем переговоры с работодателями и каждый раз пытаемся надавить: «Вы должны обучать своих работников. Нельзя увольнять кого-то и нанимать на его место более образованного», — рассказывают в LO.

После Стефана Лёвена шведское правительство возглавила Магдалена Андерссон — первая женщина-премьер в истории Швеции, глава Социал-демократической партии, бывший министр финансов и человек, который никогда не работал в профсоюзах.

«О да, в 2021 году нам пора бы уже наконец избрать женщину», — смеется Тереза Гуовелин. По ее словам, отсутствие профсоюзного опыта у Андерссон не снизит поддержку рабочего движения со стороны властей. Секретарем правящей СДРП, то есть вторым по рангу человеком в партии, стал Тобиас Баудин, бывший глава крупнейшего профсоюза муниципальных работников. «Поэтому у нас там есть свой человек», — добавляет Гуовелин.

При первой женщине-премьере LO надеется все же сохранить независимость в решении трудовых проблем, но при этом получить «движущий фактор» со стороны правительства в устранении гендерного разрыва.

Другой вопрос на повестке — ментальное и физическое здоровье работников. «Штат компании должен быть укомплектован, потому что если работодатель экономит на команде и часах, а вам приходится дольше работать и больше напрягаться, то через некоторое время вы так или иначе будете чувствовать себя плохо», — описывает проблему Гуовелин. В профсоюзах ожидают, что вопрос сохранения здоровья и безопасности сотрудников станет темой на следующих парламентских выборах: «Правительство создало комиссию для изучения такой проблемы, как «трудовое преступление». Работодатели в Швеции используют труд людей из стран ЕС и третьих стран и не платят им по достоинству. Это же касается работодателей, которые после приватизации не могут нанять достаточное количество людей и обеспечить нормальную работу коллектива. Мы должны как-то это регулировать. Психическое здоровье людей на рынке труда сегодня становится более острым вопросом, но оно по-прежнему связано с безопасностью на рабочем месте».

Но прежде чем заключать новые коллективные договоры на национальном уровне, профсоюзам предстоит вернуть былую популярность. Гуовелин признает, что шведы реже голосуют за политиков с профсоюзным прошлым, поэтому сейчас рабочее движение будет стараться реализовывать программы обучения и продвигать своих членов в местные и региональные парламенты. «Кто лучше всех знает, как работают школы и предприятия? Конечно же те, кто там был, — ваш коллега, сосед, друг. Важно иметь в политической партии кандидата, которого знаешь лично по работе, а не профессионального политика с академическим образованием. Социал-демократическая партия должна оставаться партией для рабочих», — говорит она.

Но партия и связанные с ней профсоюзы продолжают терять голоса. Рабочие все чаще отдают предпочтение другим партиям левого спектра — «Зеленым» и собственно «Левым».

«Мы дискутируем по поводу того, как доказать, что сотрудничество профсоюзов и социал-демократов это выгодно. Но, думаю, если мы потеряем еще больше членов, наше политическое влияние окажется под вопросом», — заключает Гуовелин.