Константин Шабанов,
Якутия.

Водитель в «АЛРОСе», живет в Ленске, работать ездит вахтой (28 дней через 28) к полярному кругу, в Удачный. Возит породу (110–120 тонн в кузове) — горную массу, из нее и добывают алмазы.

— У меня знаменитая семья в Ленске. Прослеживается от Дормидонта Шабанова, приехавшего в Якутию «от царя» (по всем местным исследованиям, в начале XIX века; здесь и далее примечания в скобках автора — А. Т.), книга есть про наш род. Тогда не Ленск еще — ямская станция Мухтуя на почтовом тракте. Ссыльных политических у нас много было. Спрашиваете, кем себя считаю, дальневосточником или сибиряком? Сначала Мухтуя к Иркутской губернии относилась, потом к Якутской, так не раз менялось. В СССР окончательно вошла в Якутию. А сейчас Якутию прирезали к Дальневосточному округу. Ну раз отнесли, то и отнесли. Хотя к нему она не очень-то относится. Можно сказать, что это Сибирь. Хотя для меня ближе простое слово «север». Мы на севере.

Когда нашли алмазы, ближним, в 230 км, к кимберлитовой трубке «Мир» населенным пунктом была наша деревня, от нее и плясали. Это во второй половине 50-х. Перевалочной базой стала, рабочим поселком, в 1963-м — городом. В наводнение 2001-го родовой дом — он именно в Мухтуе стоял, ему больше ста лет было, оттуда мой дед уходил воевать, он и Сталинград, и Ленинград прошел — льдами сорвало и унесло в Лену. Компенсации не получили: как обычно, нас всех обманули — приехали люди из Москвы, Якутска, крутили-вертели… Нет, и земли нашей не осталось: изъяли, сейчас там набережная. На этом месте. Но хоть хорошо сделали, красивая. Вообще летом Лена прогревается — купаемся, пляж у нас отличный. А природа ближе к северобайкальской, очень похожа.

Думал ли я когда-нибудь об отъезде? Ну вот сына отправили учиться в Новосибирск, и да, тоже раздумывали. Но я не смогу жить нигде больше. Здесь тишина, покой, рыбалка. И вот сейчас разговор был с сыном. Хотели ему в Новосибирске квартиру купить. Он сказал: не надо. Вернусь в Ленск. Он же со мной всегда на природу ездил, на лодке мы с ним.

Плюсы и минусы жизни в Сибири? Хватает ли нам внимания России и Москвы? Нам-то бы их внимания вовсе не надо.

Единственное — чтоб федеральные структуры следили за природой. Леса горят, нынче как специально. Много, конечно, и пожаров естественных, от сухих гроз, но много было и видео, и сообщений, например, из Мирнинского района, о поджогах. Вдоль трасс горели покрышки, набитые тряпками и облитые солярой. Да, власти опровергали, что были задержаны поджигатели, сознавшиеся в работе на нефтяников. Но люди как думают: тайга у нас непроходимая, и нефтяникам, наверное, удобней бы проходить бурением ровную местность, зачищенную. (Факт, что тогда близились выборы, и такие политтехнологические игры с огнем на «северах» происходили не впервые. Также факт, что и нефтяники добрались до этих краев, проектируется их серьезное освоение.)

А что до этого овцебыка, пришел он с самого севера и почему-то остался здесь, долго стоял у дороги. Товарища лишили премии за видео, и всем под роспись запретили видеосъемку на работе. Потом лесхозовцы быку сена привозили, зеленые появились (после того, как водилы, рискуя работой, сообщили о волчьих следах поблизости). Забрали его и увезли. Надеюсь, все у него хорошо. Их на севере теперь заново разводят, с Америки привозили, чтоб тут плодились, — тут вообще-то их родина.

Работаем как в заповеднике. Волки к нам выходят, лисы, соболя, медведи, олени, лоси. Красиво. Всех мы видим. Только из-за этой природы уже не хочется куда-то уезжать.

Алтынай Панкагир,
Эвенкия, Тура,

замруководителя управления культуры райадминистрации.

— Многие исследователи в начале прошлого века, начиная с Нансена, предрекали, что «первобытные народы» в Сибири, «дети природы» не переживут ХХ век, что выродятся, «вымрут совсем». А мы сегодня такие же, как сто лет назад, живем и благоденствуем.

Слава богу, в советское время недропользователям не хватило времени войти в Эвенкию.

Сейчас заходят, но хочется думать, что технологии меняются, и нашу землю уже не так тяжело ранят.

Живем благодаря оленю. Эвенки, кстати, и расселились так широко (от Урала и Ледовитого океана до океана Тихого и северных провинций Китая), потому что ездят на нем верхом. А если говорить про внешние влияния, то выживали мы не благодаря чему-то, а вопреки. Пережили все, что в учебниках истории, — вроде и медвежий угол, но на малых народах все отдавалось. Рикошетило. Советскую власть с трудом воспринимали — и бунты, и военные восстания были (в 1924 году, на Дальнем Востоке), отстреливали уполномоченных, направленных на фактории.

Те в борьбе за оседлость ломали народ через колено. А олень на месте будет стоять — все вытопчет, заболеет копыткой и умрет, мы кочевать должны.

Ничего, не только сами выжили, но и других сохранили. Например, ангарцев (субэтнос — потомки поморов, первые засельщики Сибири). Теперь только у нас сохранены остатки этой самостоятельной ветви русских, их культура. У них Кежму недавно сожгли, их села затоплены (последние в 2011‒2012 годах, с запуском Богучанской ГЭС).

А в начале советской власти они уходили на север, сюда переселялись активно: в долине Ангары земли считались сельскохозяйственными, и они должны были работать за палки — трудодни, как крепостные в России (в Сибири до этого не было крепостного права), паспорта не давали. Но можно было осваивать новые земли, идти в образованный тогда Эвенкийский округ. И те, кто шел к нам, разбирая дома на Ангаре, а на новом месте собирая их по бревнышку, писали своим, довольные: боже мой, работаем по 8 часов, один день выходной, больничный оплачивают, еще говорят, и пенсия будет.

По Нижней Тунгуске староверы и старожилы сохранились.

Их называли «швои» — в речи у них вместо «с» «ш» превалировал. «Швои ребята».

Началась Вторая мировая, и сюда депортировали прибалтов, финнов из Ленинградской области, немцев Поволжья. Проклинали судьбу и работали все вместе. А в 2013-м к нам приехала делегация иностранных бабушек. На родину. Их сюда привезли детьми, потом увезли обратно, и у них осталась об Эвенкии самая добрая память, здесь прошло их детство, северяне для них — лучшие люди.

В 1991-м — закон о реабилитации жертв политрепрессий. Люди потянулись за справками. Я работала в архиве. Длинные списки сталинского времени. Читаю: направить такого-то в медучилище Туры. Основание: окончил университет им. Гумбольдта, Берлин. Ссыльные очень много нам дали. Культуру — от знаний и навыков до невиданных здесь растений, которые они выращивали. Я всегда любуюсь поселком Тутончаны. Образовался в 1939-м. Кроме эвенков кого там только нет: немцы, эстонцы, финны, украинцы. Главой сельсовета долгие годы — Александр Давыдович Греб. Это он обеспечил идеальную планировку, учил всех, чтоб палисадники разбивали перед домами, чтоб заборы были покрашены. Клумбы. Звероферма здесь, серебристо-черные лисицы. Заведовал ей финн Сулло Петрович Хейкури, сын его потом, с 2001-го, был главой поселка, тоже рачительный очень хозяин.

В советское время закрывали труднодоступные фактории, переселяли в поселки по берегам. Укрупняли. В этом веке отменили в округе все районы, а потом округ влили в Красноярский край, мы больше не субъект Федерации, госполномочия у Эвенкии забрали, стали 44-м муниципальным районом края.

И мы на себе ощущаем, что жизнь от этого не улучшилась. Отток населения.

Раздают гектары — но кому они нужны, кто поедет? Надо привлекать специалистов благоустроенным жильем. Ехать, чтобы просто рядом с печкой жить? Даже в столичную Туру желающих нет. Врачей, учителей не хватает. И что эвенкам — мужчинам к оленям, а женщинам снова шерсть чесать и бисерить? Вот мне, например, заниматься народными промыслами не нравится. Советская власть давала нам выбор. А сейчас либо вы занимаетесь оленеводством — и будет поддержка, либо — декоративно-прикладным творчеством, это тоже можно поддержать. И? Где все остальное? И как возвращаться к традиционному образу жизни, если все порушено? За это ведь карали — за то, что эвенки пытались кочевать, сохранить себя.

Утешает то, что ни один прогноз о нашем скором вымирании до сих пор не сбылся. Господь так расселил людей, видимо, полагая, что пусть они живут в многообразии и многоязычии. Вот и будем. И живем, причем не хлебом единым. Тяга к общению большая, а плотность населения у нас — ниже только в Антарктиде, да. И люди сами шьют костюмы, посмотрят телевизор — и готовят представление на злобу дня, с незлобивым юмором, и едут на личных «Буранах» (снегоходах) в гости, например, из Чиринды в Ессей. А потом в Чиринду с ответным визитом — ессейские артисты. Это 125 км по прямой. Летом на лодках.

Сергей Гришаев,
Красноярск.

Кандидат исторических наук, доктор социологических наук, профессор, родился в 1960-м в с. Белый Яр Хакасской автономной области Красноярского края.

— Первые 10 рублей я заработал у Белого Яра — землемером, отмерял саженью (полевым циркулем). Надо мной следом летел Ан-2, сыпал удобрения, мне на голову в том числе. 20 метров туда, он делал разворот снова надо мной, и — обратно. А первые большие деньги — в Братске. Начиналось со стройотряда — привез 500 рублей. Джинсы купил, а еще по 250 рублей с другом скинулись, и у нас появился «Юпитер-203» (легендарный советский катушечный магнитофон). И потом на протяжении 10 лет ездил в Братск калымить, на алюминиевый завод и ЛПК (лесопромышленный комплекс), вплоть до их приватизации. Хорошее снабжение, хорошие деньги за работу платили — тогда еще в Сибири так и было, и Норильск считался самым обеспеченным городом в СССР, на выходные металлурги в Сочи летали, и люди ехали на строительство БАМа, Усть-Илимской ГЭС и т.д. за деньгами. За запахом тайги — безусловно. Но и за деньгами.

Факторов немало: и друзья, и какой-то патриотизм, и осознание, что это кратчайший путь добиться уважения к себе.

Мой отец (В.В. Гришаев — доктор исторических наук, специалист по аграрной истории СССР, госдеятель) попал в Сибирь по комсомольской путевке вместе с Ю.Н. Афанасьевым (политик и историк) и Ж.Т. Тощенко (член-корреспондент РАН, социолог). Они были однокурсниками, закончили исторический факультет МГУ в 1957-м. Афанасьев остался на 9 лет на строящейся Красноярской ГЭС комсомольским секретарем, Тощенко поехал на строительство железной дороги Абакан — Тайшет, отец — секретарем райкома комсомола в Алтайский район Хакасии. У него был мотоцикл, и он объездил ее всю, знал каждого директора и секретаря парторганизации. Их выдергивали в Москву на учебу, потом — обратно. Кадры, элиту воспитывали, партийную и научную. И пусть советская система была порочна, но Сибирь она осваивала экономически и демографически осмысленно — например, ставили в Хакасии рядом с угольным разрезом камвольно-суконный комбинат. Зачем? Чтоб женщины ехали к горнякам.

Ничего вроде нового — покорители Сибири веками просили царя или Политбюро завезти женщин.

Другое дело, что деньги, здесь добываемые, из Сибири забирали и забирают. Могли бы из городов, да еще в таких живописных ландшафтах, конфеты сделать, но нет. И не думаю, что идея Шойгу о строительстве новых городов удачна. Надо старые агломерации приводить в порядок. Не так, как сейчас они застраиваются, когда компания покупает участок земли и лепит на нем что попало. Яркий пример — район «Мясокомбинат» в Красноярске: огромная территория, которую можно было бы грамотно застроить, а в итоге стройфирмы ее раздербанили, кто во что горазд освоили, и теперь на это без слез не взглянуть. И вся Сибирь за малым исключением такой «Мясокомбинат».

Раз люди живут в сложных условиях, они должны получать соответственно. И больше денег надо оставлять в регионах. Понятно, что Москва не доверяет местным элитам, никогда не доверяла, и небезосновательно, но сейчас-то это ж единая вертикаль, это все «свои», согласованные.

Ресурсов Сибири еще лет на 100‒150 хватит, и вроде не так уж стремятся ее Китаю отдать, хотя китаизация происходит, и наши рабочие проигрывают китайским с точки зрения работоспособности и покорности.

Но неспроста же Шойгу вышел с этой идеей. Значит, они там все-таки думают, что делать с Сибирью.

Одними ракетами, «Цирконами» ее не удержать. Идеологической накачки больше нет. Надо человеку создавать условия для жизни. И платить.

Я всю жизнь в Сибири — на год только в Австралию на учебу уезжал. Но мои дочери уехали туда насовсем. Окончили Сиднейский университет. Младшая — с 8-го класса там, сразу по всем предметам, кроме английского, была на голову выше всех, они в принципе ничего того по физике и химии не проходили, что она уже знала. А когда окончила австралийский аналог МГИМО, ненадолго приехала в Россию, вышла замуж и увезла мужа туда. Он после нашего университета работал на «Красцветмете» — богатейшем предприятии (золото, серебро, все металлы платиновой группы), зарплата 40 тыс. рублей. Это три года назад. В Австралии у него 60 тыс. долларов в год, окончил курсы в университете, пошел на повышение, купили они в Сиднее квартиру, ипотека 3,1%.

А у нас все гектар этот предлагают где-то — кому он нужен?

Вообще дети мои там ведут себя уже как типичные австралийцы. Ну да у нас, сибиряков, много с ними общего. Но они свой дикий край обустроили за меньшее время. А Китай? Я туда ездил минимум раз в год, на моих глазах кучи велосипедистов, харкающих на тротуар, начали расступаться, пропуская первые машины, появились первые громадные проспекты. Отойди 50 метров — та же грязь, полураздетые люди. Но в следующий раз уже не найдешь этого или надо очень далеко идти.

И какой Китай сейчас. Оказывается, чуть не за 20 лет можно все сделать.