Тело Юлии Сизых нашли в ванной ее квартиры в Абакане утром 10 октября. 30-летняя пресс-секретарь заповедника «Хакасский» покончила с собой. 7 октября на своей страничке в Facebook она поместила годичной давности видео лодочной прогулки президента РФ в Саяно-Шушенском заповеднике, сопроводив его текстом: «Впервые за 15 лет в этот день глава государства взял выходной. Где и как он планирует его провести?» В прошлом году в день рождения Путина, напомню, возникала такая интрига — относительно местонахождения президента. Его пресс-секретарь напустил тумана: это будет в сибирской тайге, где-то в 300–400 км от ближайшего жилья. Президента ждали в Хакасии и Туве, на юге Красноярья, в заповедных местах обитания опекаемых им красивых диких кошек — ирбисов.

Связи между уходом из жизни Сизых и днем рождения президента, разумеется, нет. Никто не может знать, из-за чего молодая жизнерадостная женщина наложила на себя руки. Но свой след в ее судьбе президент оставил. Юлия оказалась в Абакане, за тысячу верст от родной Кежмы, вынужденно — после того, как Путин одобрил достройку Богучанской ГЭС и создание на ее электричестве и ресурсном потенциале региона новой промзоны. Инвестпроект «Комплексное развитие Нижнего Приангарья» стоимостью 274 млрд рублей стартовал в 2006 году со сроком окончания в 2015-м.

Лесопилка, однако, не должна останавливаться, и потому, не дожидаясь финиша, в 2012-м презентован новый этап с полутриллионным объемом инвестиций. Это уже самодеятельность края, правительством РФ документы не принимались; как бы то ни было, по размаху и деньгам проекту нет равных в новейшей истории России, сравним он разве что с БАМом.

Слова «Комплексное развитие» не имеют отношения к реальности даже в теории: программа обслуживает интересы лишь крупного бизнеса. И по факту — Китая.

Родину Юли, ангарский старожильческий анклав, зачистили санбригады из зэков. А потом затопили. Юлия, ее родители, земляки стали вынужденными переселенцами, и пытались начинать жизнь заново. Получилось не у всех. «Бросили все: дом, родные могилы. Животных пришлось умертвить», — эти рассказы Юли вспоминают ее подруги.

Власть, конечно, намучилась с переселенцами. Старухи тянули с собой коз. В типовые многоэтажки. За сотни километров. Хорошо, телят уговорили бросить. Скот забивали. Коней. И кошек с собаками. Некоторые не решались: оставляли на голодную смерть. В соседней Иркутской области депортация-лайт еще продолжается. Не так давно в поселке Тушама «в зоне берегоформирования» еще жили три семьи. Их отрезали от электричества, не подвозили воду, но на все призывы к переселению они палили из дробовиков.

В ходе «самого крупного инвестпроекта в России, поворотной точки в развитии русского капитализма» (А. Чубайс) в Красноярском крае переселили 13 тыс. человек, из них 5 тыс. — после 2006 года. Сырье для «поворотов». То была самостоятельная ветвь русских — потомки северорусских переселенцев, поморов, сохранявшие до последних времен благодаря изолированности архаичную культуру.

Ангарской широкой долины с ее островами и нижними террасами, обжитыми с XVII века кежмарями (ангарцами), первыми засельщиками Сибири, больше нет. А значит, с последними переселенными старухами окончательно исчезнет и этот особый субэтнос.

Впрочем, то оборотная сторона формулы «Россия — великая энергетическая держава». Есть же и лицевая. В конце декабря запущен последний гидроагрегат БоГЭС (первые выведены в капремонт). В сентябре завизжали лесопилки Богучанского ЛПК, в недра вгрызаются. Должны быть и те, кого покорение ангарских низовий осчастливило. Кто нашел, как говорят кежмари о радости и богатстве, «христовую жизнь».

Таковые действительно есть. «Новая» расскажет о них в следующем номере. Так будет правильней — развести победителей и поверженных. Кежмарей — тех, в ком 80% Ангары, кто крещен этой водой, — и тех, кто делает сейчас бизнес на распиле их реки и родины. Правильней, исходя не только из человеческих соображений, но и фактов: не все однозначно и с победой, и с поражением.

БоГЭС воздвигали с 1974-го по 1992-й. До готовности в 55%. Окончательный этап — с 2006-го. Советскому долгострою и частному ныне бизнесу Русала и РусГидро помогала вся страна. В ее тарифы в 90-е входили немалые траты на предотвращение разрушения плотины. А в нулевые государство взяло на себя и обустройство всей инфраструктуры проекта, подготовку ложа для затопления и прокредитовало стройку. Это случилось, когда в Красноярске сел губернаторствовать Александр Хлопонин, ныне вице-премьер РФ.

При нем в еще одном мертвом сибирском море, уже отстоявшемся, образованном Красноярской ГЭС, завелись средиземноморские яхты стоимостью по два миллиона евро, их длина соответствовала рангу особи и подтверждала ее системность. Два месяца в году они ходили над затопленными церквями и печами, которые так до скончания света и будут стоять на дне, по серой воде, среди плавающих по поверхности рыб, больных солитером. В берег было не воткнуться, москвичи пили, ели, молчали, не сходя с борта. На долгую зиму яхты поднимали в ангары; скоро там стало тесно.

Пролог к умерщвлению Кежмы выдался пышным, с похоронным хором: Чубайс привез в Красноярск труппу Мариинки. 26 апреля 2006 года она дала оперу Верди «Набукко». В антракте, когда прессе разрешили «подход», славили грандиозное будущее края. Гергиев стоял в сторонке, Чубайс изливался: «Такой колоссальный проект хотелось начать на высокой ноте. А что может быть выше, чем то, что происходит здесь сегодня, с таким накалом ассирийских страстей?» Фантазия на библейский сюжет об авторитарном вавилонском режиме, поработившем иудеев, пронизывала неподходящей аллюзией, но Чубайса, да и публику сие не смущало.

В интерпретации Гергиева и Бертмана на заднике сцены высились нефтяные вышки — маркером современных вавилонских идолищ. Однако в Красноярск их не выставили, оставив условно ближневосточные рельефы. Приятно иметь дело с воспитанными людьми: не сыплют соль на раны. Однако зияющее отсутствие вышек во время знаменитого хора пленных евреев — о страстной любви к родному краю — располагало к фантазиям: как бы смотрелась в качестве фона плотина БоГЭС? И хор уничтожаемых кежмарей?

А потом москвич Андрей Логвин устроил перформанс «Разрушение Сибири». Замешал в бетон советские монеты, другие железные артефакты прошлого, отлил буквы полутораметровой высоты — сонное, тяжелое и устойчивое слово «Сибирь». В назначенный час обрушился на него с кувалдой; ритуальным закланием открылась музейная биеннале «Чертеж Сибири» на деньги администрации края и Фонда Прохорова, одного из владельцев несметных богатств Красноярья и приятеля Хлопонина со студенчества. После трех часов уничтожения «Сибири» ручка молота сломалась.

Тем временем ангарская косная жизнь — «гений места», если угодно — противилась светлому будущему. Стройка никак не шла — пожары, падения башенных кранов… 35-летний глава совета директоров БоГЭС Дмитрий Шерварли нашел смерть на ровной дороге: его водитель зачем-то вывернул «Крузак» на встречную, грузовик смял джип как газету. А за несколько дней до этого вдруг умер гендиректор БоГЭС Борис Ефимов: 55 лет, жить бы да жить. 39-летний майор Дмитрий Мельников, и.о. начальника колонии-поселения, поставлявшей зэков жечь деревни, застрелился в своем кабинете. Под конец стройки тайга заполыхала по всей Ангаре, особенно вблизи БоГЭС, и сушь стояла невиданная, и сгорали опоры ЛЭП… Когда начали наполнять ложе, река вдруг катастрофически обмелела.

Матёра, однако, кончилась не сейчас. А с бабкой Дарьей, в советские времена. Этот грех не на Хлопонине, Синюгине, Дерипаске. Хотя никто тех не заставлял мародерствовать.

«Комплексное использование Ангары» с каскадом ГЭС, в т.ч. Богучанки, Госплан СССР одобрил в 1936-м. И кежемский угол, законсервированная частичка допетровской Руси, уже тогда начал отходить. А уж в послевоенной половине прошлого века, когда начали Ангару резать, перегораживать, топить деревни… С конца 50-х в сельсоветах чуть не самые обсуждаемые — алкоголизм и лишение родительских прав. Матёра становится лагерным краем, учреждениями МВД СССР АЛ-150 и К-100 («АнгараСпецЛес» и «КежмаСпецЛес»). И не забыть, с какой горечью Виктор Астафьев упоминал, как ангарцы, презрев весь свой извечный уклад, шли на сотрудничество с властями, сдавали беглых.

Перемычки плотины БоГЭС сомкнулись еще в 1987-м, к 70-летию Октября; бригадир Андрей Платонов, спустившись с БелАЗа, перешел пешком с берега на берег. И затопления здесь ждали четверть века. А каково жить на земле, твердо зная, что скоро ее покроют воды? Жить, не веруя в конец света, а твердо зная, что вот он, видеть его наглядное приближение? Когда не пашется, когда обессмысливается любая работа по приумножению и приукрашиванию местной жизни, когда мужики — на вахтах или тенями бродят? Что они были теперь, зачем, с какой целью? Только переселенцы с затянувшимся не по их вине исходом? В чем находить причины для стойкости, для того, чтобы держаться за эту тошную жизнь, находить в ней смыслы, рожать и растить такими же стойкими детей, и предсмертный стон обращать в ухмылку?

Из того, что видел, из тех голосов, что записывал, вывод один: Матёра, образ рая земного, еще в советской стране обернулась образом ада — уже на земле. И что, бежать от такой родины? И убежать ли от нее в себе? От себя? «Спаси меня, Боже, ибо воды дошли до души моей»1.

Сергей Зырянов работал первым секретарем райкома комсомола в Кежме в конце 80-х, когда райцентр переносили в Кодинск. Он один из районных властей оставался, сказал: уйдет последним. Грузил вещи бабок на баржи. Сам так и не ушел, не переселился, просто сплавился на лодке до Кодинска — и улетел совсем. Он не ангарский — енисейский. До сих пор помнит: шел по Ангаре, прощаясь, и чуть в баржу не въехал — утром встал туман. Стелился над самой водой, и встанешь в лодке в рост — туман под тобой, точно в облаках плывешь.

Сам видел, как это бывает. Как небо вливается в Ангару, а река растворяется в небе: дезориентированные чайки летят по небу, а врезаются в воду и, отряхиваясь, в недоумении отступают. Рыбы видят птиц и поднимаются, любопытные и глазастые, наверх, к ним. Выпрыгивая вдруг прямо в небо, удивляются.

Зырянов: «У него все было: тайга за двором, окна на реку, «Крым»2, «Вихрь» тридцатый3, «Урал»4, тоси-боси5. Усадьба вся под навесом. Красавец-мужик, рукастый, здоровый, мы на руках с ним боролись. Двое детей. Жена-струнка. За ягодами с ними ходил, они в энцефалитках, упакованные, а я в трусах спортивных с пшикалкой от гнуса. Повесился мужик. Второй сосед — главный инженер на строительстве. Отучился в Красноярске, молодой, и на такой пост его двинули, все впереди. Тоже жена, дети. Выпивали, поссорился с товарищем. Сходил в кладовку, и из двух стволов в собеседника. Поговорили. Где он сейчас? Ну там за убийство строго не судят. Лет пять дали. Из этого треугольника я один сбежал… Жил в генеральском коттедже, мебель вся зэками сделана, да и дом наверняка. Фундамент в дырах, домина огромный, не протопить, пар изо рта, край одеяла обледенел как-то, примерз, хочу встать, и не могу. Вода коркой льда покрывалась. А выйдешь… Такая там красота, ничего подобного не видел, и такой ужас в душах. Красота спасет мир, да. Мне ж каждое утро сводку давали ознакомиться. Там топором пятерых, тут мать ребенка в печке сожгла, чтоб пить не мешал. Тут повесился, там застрелился».

___ 1Пс. 68:2 2Лодка 3Лодочный мотор 4Мотоцикл 5Локальный аналог «то-сё»

Из недавнего: в компании выпивали 24-летние супруги и две девушки-родственницы — 15 и 20 лет. Обвиняемая из ревности предложила супругу убить двух родственниц. Вместе они искромсали их ножами, уложили тела в автомобиль и привезли к своему дому, чтобы на следующий день их спрятать. В Тагаре ищут 9-летнего Костю Чернова: в школе на празднике «День матери» его заставляли прочесть стих о маме. А она у Кости погибла, отца лишили родительских прав, жил с дедом. И в школе об этом знали. Мальчик в слезах убежал, с 5 декабря его никто не видел.

В 1709 году от Р.Х. илимский служилый человек Микита Сизов подал челобитную, попросив семь островков на Ангаре под пашню, покосы и «дворовое селительство». Эта фамилия, позже в форме «Сизых», начинает упоминаться почти во всех селениях Кежемской волости. 50% фамилий в д. Селенгино (Аникиев остров) составили Сизых. Из обращения Ю. Сизых к Д. Медведеву, тогда президенту, опубликовано в его интернет-журнале 19 мая 2011-го: «Последний месяц в родном селе доживали в нечеловеческих условиях: при нас жгли село, отрезали свет, связь и телевизор. Около двух месяцев мы уже живем в Абакане по ул. Дружбы Народов, 52, и не имеем горячей воды, возможности смотреть телевизор, подниматься на лифте <…> Разве в развитом демократическом государстве допустимо, чтобы жители более ста квартир ежедневно не видели и не слышали политических лидеров своей страны, не знали об основных направлениях их внутренней и внешней политики? <…> С уважением, Юлия Сизых и все десять этажей нашего дома».

У них родину пустили на электричество для Дерипаски, а они о телевизоре. Это характерно: помочь «довести» подобные просьбы кежмари только ко мне за минувшее десятилетие обращались десятки раз. Все об одном: нам мало дают, дают не то и не там, не компенсируют это и то. Это говорили и здоровые мужики.

К боли привыкаешь. Перегорает. И сейчас, похоже, уже со всей Сибирью можно делать что угодно. Эта изводящую душу, калечащая ее ситуация так затянулась, что с ней почти свыклись, вероятно, поэтому столь тихо и прошло переселение. Человека сделали раненым зверем, у которого одна цель — выжить, зализать раны. А родина, дом, отчие могилы? Говорили: все бесполезно. Ну да, только ведь родину защищают не для пользы или победы, а потому что она родина. И потом. Кто в это верил, но старообрядцы отстояли свое действующее кладбище в центре Олимпийского парка в Сочи. Оно и сегодня — между главной церемониальной площадью, стадионом «Фишт», где открывали и закрывали Игры, и ледовым дворцом. Всех снесли, староверов не посмели.

На самом деле примеров, когда травинка перевешивает тонны железобетона, когда жалкие аборигены, не понимающие своего счастья, повергают Левиафана «прогресса», хватает. В самом начале 90-х американская Symskaya Exploration Inc, получив лицензию на 25 лет, начала бурить нефтяные скважины в Енисейском районе, на Сыме. Кучка коренного населения — кетов — похваталась за свои ружьишки. И все получилось. Нефтяники убрались. «Новая» в 2011-м писала, как старообрядцы и буддисты отбивали атаку за атакой «Росатома», желавшего добывать уран в Красночикойском районе Забайкалья… Раз уж вспомнил «Набукко»: пророк Иеремия призывал иудеев не к вооруженному восстанию, а всего лишь не кланяться золотым статуям Вавилона. Действительно, порой этого достаточно.

Нижней Тунгуске повезло: на ее берегах живут эвенки. Статья 10 Декларации ООН о правах коренных народов гласит, что они «не подлежат принудительному переселению со своих земель». Эвенки переселяться не хотят, потому периодически воскресаемый проект Эвенкийской (Туруханской) ГЭС имеет мало шансов. Жили бы русские, их никто б и не спросил. И ведь какая штука. По замечанию многих ученых, Кежемская волость, погружающаяся сейчас под воду, была единственным — на тысячи верст окрест — русским старожильческим анклавом, местом концентрированного проживания переселенцев-поморов. Но у них не было статуса коренного народа, а сейчас и давать некому — их разбросали по центру края и югу, в Хакасию. У китайцев, опирающихся на данные археологии и генетики, возьмись они обосновывать историческое право на Восточную Сибирь, получится это лучше, чем у русских.

Затоплены не только памятники истории, но и свидетельства исторических прав русских на Сибирь. Почему «пятой колонной» называют совсем не тех, кто задумал, санкционировал и реализовал этот проект?

Ни одного старожильческого селения Кежемского района больше нет. Нет уже так, как нет материка Ангариды, что 400 млн лет назад омывался теплым морем Тетис. Кто о нем знает, да и для чего знать. Теперь в центре России огромная черная дыра, бесконечный пробел, залипший Delete. В будущем, возможно, вахтенная и гастарбайтерско-зэковская промзона.

Ложе Богучанского водохранилища продолжает заполняться. Следующие в планах — Мотыгинская ГЭС и Нижнебогучанская, пятая и шестая на Ангаре, в самых ее низовьях, у Енисея.

У меня нет выводов и оценок. Во мне лишь боль, и у меня лишь соболезнования. Оценок не будет еще и потому, что кежмари все же сохранили в себе что-то ныне уже непостижимое, инопланетное, из глубин прежней Руси. Не мог понять, почему прощание с родиной, поминки они «празднуют», а не «отводят». В Кежме так и говорили: «праздники прощания». За десятилетия ожидания их проводили не раз. А на самой последней тризне уж столько было песен, плясок, какого-то остервенелого пиршества и дикого веселья… Потом узнал: на похоронах у кежмарей поют. Ангарские похоронные многоколенные песни — целый пласт, особая традиция, их десятки, поются в зависимости от возраста и пола умершего. Причем это было мужской традицией. После войны, оставшись без мужиков, петь начали бабы. Поют, прокладывая душе новые пути. Чтобы не боялась отлетать.

Фото Александра Брюханова