На прошлой неделе соратники бывшего главы Серпуховского района Александра Шестуна заявили о его избиении в тверском СИЗО-1. Своим адвокатам экс-чиновник сообщил: «В обеденное время в 13-ю камеру ШИЗО забежали шесть сотрудников, выкрутили мне руки, повредив сухожилие правого плеча. Начальник СИЗО-1 Лебедев нанес мне три удара по лицу, после третьего удара я потерял на короткое время сознание».

Во ФСИН информацию об избиении, разумеется, назвали «несоответствующей действительности». Но, что интереснее, еще раньше избиение «опроверг» председатель тверской Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Владимир Паламарчук. Даже не видя Шестуна лично, он заявил, что физическая сила к нему не применялась.

За редким исключением региональные ОНК сейчас работают по принципу «не вижу, не слышу». Силовики, вытеснившие правозащитников из наблюдательных комиссий, подчас даже прямое насилие воспринимают как норму.

Тверь

Тверская ОНК транслирует в прессе исключительно положительную информацию о работе ФСИН. Если заключенный или его родственники сообщают об избиении, нарушении прав, издевательстве, — ОНК сообщает, что произошла ошибка.

В распоряжении «Новой» имеется аудиозапись разговора родственника осужденного с председателем региональной ОНК Владимиром Паламарчуком.

«— Скажите, сильно его там бьют?

— Не сильно бьют, — Паламарчук говорит о гематоме и отказывается делать заявление от лица ОНК. — Я-то видел, но то ли он сам себе сделал, то ли он где-то…»

Паламарчук — председатель Тверской организации ветеранов и пенсионеров прокуратуры, бывший Тверской прокурор по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях.

Активистка Татьяна Джинчвеладзе, ранее безуспешно пытавшаяся стать членом ОНК Тверской области, 25 октября опубликовала текст жалобы на пытки двух политических заключенных в СИЗО-1 Тверь — Александра Шестуна и Домнина В.А. Жалоба адресована в прокуратуру, УФСБ и в СУ СК по Тверской области: «…Вот что сообщает Домнин В.А.: «14.10.2021… двое сотрудников СИЗО-1, а именно: заместитель начальника учреждения по воспитательной работе Волосатов и сотрудник оперативного отдела Свистунов схватили меня и удерживали на «растяжках», а в это время начальник ФКУ СИЗО-1 УФСИН России по Тверской области Лебедев избивал меня руками и ногами в область ребер, грудной клетки, шеи и скул, угрожал мне насильственными действиями сексуального характера».

20.10.2021 Домнина посетил руководитель ОНК Владимир Паламарчук и сказал, что у него есть повреждения на руках, следы от наручников, гематомы и ссадины. Но еще 19.10.2021, когда Домнина посещал адвокат, этих травм не было».

Джинчвеладзе говорит, что весной 2021 года Паламарчук якобы

Отказал Паламарчук и в визите к трансгендерному мужчине Назару Гулевичу, не успевшему до ареста завершить смену полу. Его жена обратилась в ОНК: Назара переместили в другое СИЗО и связи с ним не было. Паламарчук уточнил, что Гулевича ранее посещали во Ржеве, а в Твери этого делать не планируют.

«В 2018 или 19-м году я единственный раз попытался выйти с ними <ОНК Твери> на связь, — говорит член Правозащитного совета Санкт-Петербурга Григорий Михнов-Вайтенко. — И столкнулся с фальсификацией: человек, находившийся в колонии, прислал мне письмо, что его права нарушаются. Стояла задача как можно быстрее его посетить, проверить, так ли это. Я связался с ОНК. Мне ответили, что посетили, и все более-менее в порядке. А потом, когда я сам все же приехал к нему в колонию, он сказал, что его никто не посещал».

Подобный трепетный подход к спокойствию работников ФСИН тверская ОНК практиковала и раньше. 2011 год. Председатель ОНК Владимир Воробьев распаляется о плодах работы комиссии (далее дословно):

«Буквально на днях мы рассмотрели жалобу из ИК-5 двух женщин-осужденных, они ВИЧ-инфицированные. Женщины предположили, что им не оказывают должное лечение и не дают необходимых медикаментов. Комиссия проверила жалобу и выяснила, что все лекарства были в наличии, и они давались женщинам. Просто те решили не принимать их, так как после них себя плохо чувствовали.

Были жалобы от чеченской диаспоры, ее представители рассказали, что один из их земляков, который находится в ИК, не выходит из штрафного изолятора, его избивают, и он сильно похудел: был 120 кг, а стал 40. Стали разбираться, этот человек написал заявление, что именно к администрации колонии жалоб нет. Он просто по своим обычаям не может убирать за собой, подметать, мыть камеру, туалет. Но отказ от этого является грубым нарушением режима, и его за это выдворят в штрафной изолятор.

Была жалоба из ржевской колонии. Совсем недавно там сменилось руководство, и часть осужденных попытались скомпрометировать его. Когда стали разбираться, то поняли, что нет почвы для жалоб. И еще один яркий пример разбирательства.

Совсем недавно пожаловался работник администрации области, сын которого находился в бежецкой колонии, и якобы к его сыну предвзятое отношение начальника колонии, и мы внимательно рассмотрели ее. Пригласили на беседу начальника ИК, прокурора, пригласили членов комиссии, родителей — выслушали всех. И в конечном итоге убедили отца, что такой защитой он только вредит своему отпрыску».

Активист Артем Важенков (Минюст включил его в список физлиц-иноагентов) рассказывает, что у него не получилось попасть в члены ОНК. Официально — не нашлось организации, которая согласилась бы его выдвинуть. Оказавшись после зимних акций в поддержку Алексея Навального в спецприемнике, он активно фиксировал бытовые условия.

— Все факты ужасных условий придавал огласке, писали заявления, рассказывали через СМИ. Но ОНК этого не замечала. Мне удалось исправить условия в спецприемнике, даже не будучи в составе ОНК. Был установлен факт множественных нарушений правил содержания и внутреннего распорядка, что повлекло проверки, есть судебное решение, обязывающее УМВД России по Тверской области и его Центр хозяйственного и сервисного обеспечения оборудовать камеры всем необходимым до конца года. Нарушения были многие годы, но ОНК их не замечала, — говорит Важенков.

Активист высказывает мнение, созвучное мнению многих наблюдавших за работой ОНК в Твери:

Кристина Кондрашкова

Челябинск

Челябинская ОНК — одна из тех, кто «ничего не видит». В июне 2019 года двое заключенных исправительной колонии № 2 записали видеообращения, в которых рассказали об угрозах со стороны сотрудников колонии и т.н. блатных. Они говорили, что им не дают видеться с родными, забирают деньги, избивают, несправедливо отправляют в ШИЗО. Однако прибывший на место председатель Общественной наблюдательной комиссии Василий Катанэ после четырехчасового разговора с сидельцами заявил, что претензий у них нет.

В знак протеста против его слов двое заключенных порезали себя. «Приезжали сюда ОНК и оговорили нас. По телевизору показали, что мы якобы отказались от всего. Я сейчас опасаюсь за свою жизнь, — рассказал один из заключенных. — Двое осужденных вскрыли себе вены. Все, что показали по телевизору, — подстроено».

В сентябре 2020 года, через три дня после визита Катанэ в СИЗО-3, в камере изолятора был найден мертвым националист Максим Марцинкевич. На его теле были обнаружены следы насильственной смерти. «Когда мы были в изоляторе, все было нормально, никто нам претензии не предъявлял», — рассказал Катанэ в день смерти Марцинкевича.

По словам правозащитника Дениса Ибрагимова, к настоящему моменту из челябинской ОНК «выдавили всех независимых членов», остались только люди, удобные для власти и силовиков.

Согласно информации с сайта Общественной палаты Челябинской области, трое из одиннадцати членов наблюдательной комиссии — бывшие силовики, есть еще казак, поп, судмедэксперт, представители обществ слепых, пострадавших от радиации, и эксперты в области профилактики ВИЧ. Правозащитников нет.

— При нынешней тенденции давления на гражданское общество независимых правозащитников туда допускать и не будут, — уверен Денис Ибрагимов. — Посты будут занимать люди, аффилированные с силовиками. Вместо помощи оставшимся один на один с системой они будут ходить пить чай с администрацией колонии, сопровождая это красивыми фотоотчетами.

Александр Шестаков

Пермь

«Не думал, что Общественная палата поведет себя столь политизировано. В пермскую ОНК не допустили юристов и правозащитников. И, конечно, побоялись включить туда представителей навальновцев, хотя именно навальновцы постоянно подвергаются арестам и являются «клиентами» мест временного содержания под стражей. В итоге комиссия наполовину состоит из детских психологов, педагогов и зоозащитников с экологами, и в ней всего один представитель специализированной гуманитарной организации, занимающейся заключенными», — так высказался в 2019 году о новом составе краевой ОНК руководитель «Пермской гражданской палаты» Игорь Аверкиев.

В текущем составе краевой общественной наблюдательной комиссии — 18 человек. Еще 10 «не одобрила» Общественная палата РФ. Для сравнения: в ОНК Свердловской области, сопоставимой с Пермским краем по числу колоний и заключенных, 40 членов.

Сергея Трутнева, члена региональной ОНК второго созыва, юриста Пермского регионального правозащитного центра (Минюст считает организацию иноагентом), специализировавшегося на защите прав заключенных, также не пустили в текущий состав комиссии. «В прошлых созывах ОНК реализовывала конкретные проекты, связанные, например, с правом на труд. Велась проектная работа, оформлялись заключения, данные анализировались, результаты транслировались дальше. Основная деятельность ОНК — это даже не посещения и не фиксация нарушений, а последующие действия. Сейчас механизм дальнейших действий отсутствует», — говорит юрист.

Сергей Ухов пять лет был председателем группы общественного контроля при Общественной палате Пермского края и членом ОНК, но в текущий состав комиссии не попал из-за того, что в момент отбора был координатором пермских навальновцев.

О реальной ситуации мы узнаем из федеральных новостей. В соликамскую ИК-9 (где осенью прошлого года двое заключенных покончили с собой на фоне издевательств) комиссия съездила, когда ситуацию уже нельзя было замолчать, и даже после поездки председатель комиссии Ситников пытается оправдать администрацию колонии и списать конфликт на «криминальную культуру». А по последнему происшествию в ИК-10, где только что прибывшему заключенному отрезало голову на производстве, нет никакой официальной информации от ОНК. Этим случаем занимается в одиночку член ОНК Оксана Асауленко», — возмущается Ухов.

Для редактора газеты «Территория Пермь» Оксаны Асауленко это первый созыв в составе ОНК. «Поэтому и взяли, что моя фамилия новая, в этой комиссии много новеньких», — поясняет журналист. Она один из самых активных членов ОНК: посещает учреждения, много комментирует и рассказывает о колониях, СИЗО, проблемах конкретных заключенных. Создала и ведет страницу на сайте «ВКонтакте» «REALная ОНК Пермского края». Отстаивать права заключенных необходимо в судах, считает Оксана Асауленко. «Это самое важное, для этого очень нужны юристы и правозащитники, но именно таких специалистов не пустили в ОНК». Комиссию Асауленко считает «неработающей».

«Как журналист, я могу общественный резонанс поднять — на это иногда реагируют, но работа ОНК — заключения, обращения, переписка с прокуратурой по надзору, ГУ ФСИНом — мало приносит результат. Обращений и жалоб осужденных — вал. На каждое нарушение прав — незаконное дисциплинарное взыскание, неоказание медицинской помощи — на любое (!) нужно обращаться в суд. Прокуратура по надзору выносит свои предписания по бытовым условиям. Но когда не соблюдаются основные права человека — право на жизнь и здоровье, — так ли важно, что, например, окно утеплили? Главное ведь, чтобы человек живым и здоровым из тюрьмы вышел. ОНК может разную работу проводить, может помогать и в оснащении. Но когда людей мало, не успеваешь даже случаи гибели отработать. Мы за два года еще не все учреждения посетили. Очень большой функционал у ОНК, а работают лишь несколько человек».

Самара

Основу самарской ОНК составляют бывшие силовики и члены ветеранских организаций, среди них — председатель комиссии Дмитрий Штоков.

Основная деятельность комиссии, судя по новостной ленте местной ФСИН, сводится к однотипным поездкам по исправительным учреждениям, встречам с родственниками осужденных и совместным заседаниям с силовиками. Каждое из мероприятий чаще всего заканчивается сухой фразой: «Гражданам были даны юридически выверенные ответы». Претензий к работе силовиков у общественников за последние два года не было.

По словам самарского правозащитника и адвоката Андрея Соколова, местная ОНК никогда не интересовалась условиями содержания осужденных в исправительных учреждениях. Реальная деятельность комиссии, по его мнению, возможна только при допуске в ее состав независимых правозащитников и адвокатов.

В саму комиссию, как правило, входят бывшие силовики, которые не совсем понимают свою работу и всегда действуют в интересах бывших коллег. По сути, они симулируют деятельность, ограничиваясь отписками и обращениями в силовые структуры», — рассказал «Новой» Андрей Соколов.

Также в этом году самарская ОНК попала в скандал, связанный с условиями содержания краснодарца Александра Ившина. В конце апреля 2020 года к нему и еще восьми семьям «Свидетелей Иеговы» (организация признана Верховным судом экстремистской и запрещена в России) из станиц Павловская и Холмская пришли с обысками сотрудники ФСБ. Уже в феврале этого года Абинский районный суд Краснодарского края признал 63-летнего мужчину виновным в организации деятельности экстремистской организации (ч. 1 ст. 282.2 УК) и приговорил его к семи с половиной годам колонии. По версии следствия, Ившин организовал в Абинске проведение богослужений по видеосвязи с совместным пением библейских песен.

Начало марта мужчина провел в следственных изоляторах Новороссийска, Краснодара и Волгограда, а 18 марта его перевезли в Самарскую область. Первая остановка — сызранский СИЗО-2, но уже в апреле его перевели в СИЗО-4 в Тольятти, где он провел месяц, а 25 мая его вернули обратно в Сызрань. Всю весну Ившин провел почти в тысячах километров от дома. Это возмутило правозащитников и родственников осужденного, которые направили обращение в самарскую ОНК. Ответил заместитель председателя комиссии Николай Герасимов. Ссылаясь на ч. 1 ст. 73 УК, он заявил, что «лица, осужденные за преступления, предусмотренные ч. 1 ст. 282.2 УК, направляются для отбывания наказания в исправительные учреждения, определяемые федеральным органом уголовно-исполнительной системы». В конце письма Герасимов не исключил возможность перевода Ившина в близкие к родственникам исправительные учреждения, но с этим вопросом он предложил обратиться в московское управление ФСИН. 30 мая Ившина перевезли в Рязань. А с 9 июня он содержится в СИЗО-5 Ростова-на-Дону.

Также в 2014 году в состав самарской ОНК не допустили шеф-редактора «Эха Москвы в Самаре» Сергея Курт-Аджиева и его коллегу Сергея Лейбграда. В состав комиссии их пригласила занимавшая в те годы пост областного уполномоченного по правам человека Ирина Скупова, но места впоследствии заняли «проверенные кадры».

«Как мы позже выяснили, вместо нас поставили ветеранов силовых структур. Вот и получается, что Родина сказала: «Надо» — общественник ответил: «Есть!» — резюмирует Курт-Аджиев.

Артем Элекин

Ростов-на-Дону

В конце сентября адвокат Эмиль Курбединов обратился в ростовскую ОНК, главное управление ФСИН и ростовскую прокуратуру с жалобами на антисанитарию, крыс, насекомых и принуждение к голосованию, с которыми столкнулись крымскотатарские заключенные в Новочеркасском СИЗО-3. Курбединов рассказал «Новой», что это не первое обращение в ОНК с его стороны: «Регулярно обращаемся, они навещают, дают заключение. Как правило, это, конечно, влияет». По ситуации в СИЗО-3 ответ пока пришел лишь от ФСИН: там заявили, что нарушений не нашли.

Из-за ковидной ситуации в регионе посещение колоний ограничено, поэтому жалобы и обращения отрабатываются в телефонном режиме: заключенные связываются с родственниками, те — с ОНК, а члены ОНК, в свою очередь, звонят помощнику начальника ГУ ФСИН Анжелике Кузьменко.

«Поступило обращение, например, о неоказании медицинской помощи. Мы созвонились с ней <Кузьменко>, выяснили в течение пары часов, что с этим человеком. И если эта помощь нужна в условиях конкретного учреждения, выходит врач, делает все, что нужно. Если нет лекарств, мы связываемся с родственниками, они приносят. Если нет родственников, мы сами передаем — у нас есть, грубо говоря, свой фонд», — рассказывает председатель пятого созыва областной ОНК Игорь Омельченко.

Несмотря на такой формат взаимодействия, по словам правозащитника, сейчас вопросы прессинга заключенных из-за обращений возникают редко и быстро решаются: «Недавно было обращение по одному товарищу, вроде как конфликт с администрацией урегулировали, но она начала его прессовать через подконтрольных <заключенных>. Позвонила родственница, рассказала об этом, и мы урегулировали ситуацию другим способом, и сейчас все хорошо, никаких откосов нет».

Из-за этого и появилась налаженная коммуникация с новым руководством. К слову, именно таким форматом взаимодействия гордилась ОНК прошлых созывов, когда ростовская комиссия считалась чуть ли не самой эффективной по сотрудничеству правозащитников и тюремщиков.

17 августа Омельченко выложил пост о проверке ростовского отдела полиции № 4: «Были в легком шоке от увиденного. В камерах такая грязь, что лучше выйти на улицу и лечь на землю за углом, а вместо того, чтоб вывести задержанного в туалет, ему дали просто бутылку». По словам Омельченко, после этого поста полицейские открыли туалет, который находится рядом с камерами, и провели уборку.

Отношения ОНК с тюремщиками улучшились после смены руководства ГУ ФСИН в сентябре прошлого года. По словам Омельченко, при прошлом руководстве их и не пускали в отряды, и игнорировали заявления: «Мы доносили до управления, но прошлый начальник это не воспринимал, ничего не делал, чтобы что-то изменить». Члены ОНК сталкивались и с ситуациями, когда на осужденных давили, и они не обращались в комиссию или же отзывали жалобы. С новым же руководителем Дмитрием Безруких проводятся регулярные рабочие встречи, на которых обсуждаются проблемные вопросы: «Мы видим, что управление нас слышит, прислушивается к нам и устраняет нарушения, на которые мы указываем».

Самое громкое дело последних лет в Ростове, связанное с обличением комиссией действий тюремщиков, это пытки в межобластной туберкулезной больнице ГУ ФСИН по Ростовской области. Осенью 2020 года благодаря огласке со стороны ОНК стало известно о том, что пациентов привязывали к кроватям, подолгу не кормили и не отвязывали, из-за чего у них появлялись пролежни. Более того, известно и о смертях в этой больнице. По мнению членов ОНК, эти незаконные действия не пресекались по вине предыдущего руководства ГУ ФСИН.

Сейчас, говорит председатель ОНК, обращений о пытках нет, появляются жалобы лишь о неоказании или плохом оказании медицинской помощи и о неподобающих бытовых условиях.

В состав пятого созыва ОНК Ростовской области входит 32 человека. Среди них — ни одного бывшего сотрудника ФСИН. Есть бывший полицейский в возрасте, который не выезжает на встречи. Остальные — гражданские: врачи, юристы и т.д. Однако несмотря на расширенный состав комиссии, работает и принимает участие в выездах пять человек, которые стараются охватить область и все учреждения. Два человека из предыдущих составов комиссии также относятся к неактивному большинству. «Заинтересованности не видим», — говорит Омельченко.

Катерина Рукавцова

Тюменская область

«До 2019 года, будучи членами ОНК, мы были как кость в горле у ФСИН, полиции, психиатрических клиник. Таких не любят. В следующий состав нас не включили. Честные не нужны. Нужны угодливые», — так ответил на вопрос «Новой» правозащитник Алексей Полищук. «В ОНК больше десятка человек, но реально по колониям ходят всего два-три», — отмечал в 2018 году юрист и бывший член комиссии Юрий Рябцев.

В 2019 году ОНК продолжила работу без Рябцева и Полищука, которые за время работы в комиссии обошли едва ли не все спецприемники, ИК, СИЗО, психиатрические клиники и отделы полиции в окрестностях Тюмени.

В колонии, в том числе за 300 километров, ездили за свой счет, потому что у тюменских правозащитников никогда не было ни президентских грантов, ни сторонней финансовой поддержки.

У меня был и личный опыт работы с той ОНК. В 2018 году меня обвинили в том, что я якобы поцарапала руки двоим сотрудникам полиции. Находясь в СИЗО, я написала жалобу в ОНК, в которой указала, что в камере холодно и нет горячей воды, весь день играет радио, еда выглядит как отходы. Говорила и о применении силы, и о неоказании медицинской помощи. Скорую не вызывали ни при каких обстоятельствах — даже беременным.

Рябцев не только отреагировал на нарушения в условиях содержания, но и нашел мне дотошного адвоката, который по моему делу составил три тома ходатайств.

У нынешнего состава ОНК есть свой сайт. На нем есть имена 15 членов комиссии. Но нет ни их телефонов, ни информации о выявленных нарушениях.

Курган

«В Кургане ОНК нет как таковой», — меланхолично вздыхает экс-координатор курганских сторонников Навального Алексей Шварц, отсидевший 102 дня за организацию зимних и весенних митингов.

Упоминание об ОНК пятого созыва размещено на сайте Общественной палаты Курганской области. Председателем комиссии является Александр Сорокин, всего в ее составе семь человек. Но чем они заняты — вопрос без ответа.

«Пока я сидел за зимние митинги, мой защитник Никита Ильин написал в ОНК про нарушения условий моего пребывания. Я сидел вместе с разлагающимся человеком, у него ноги были черными выше бедер», — продолжает Шварц. Мужчина бредил и кричал от боли, но медсестра долгое время не видела «ничего экстраординарного». По словам Алексея, когда мужчину все же решили отвезли на ампутацию, в больнице для него не нашлось мест. Привезли обратно досиживать срок, объяснив это тем, что его должны оперировать в больнице по прописке.

«Примерно через месяц ко мне приехал уполномоченный по правам человека, который сообщил мне, что он направлял в ОНК запрос на проведение проверки», — продолжает Алексей. Омбудсмен Борис Шалютин ответил ему, что ОНК приезжала два раза. Алексей Шварц удивляется: с ним никто не беседовал.

Перед весенними митингами Шварца также поместили на два месяца в спецприемник, установив российский рекорд по длительности ареста. Борис Шалютин вновь сообщил ему, что члены ОНК его посещали и собрали жалобы. Уполномоченный по правам человека заверил его, что он потребует посещения ОНК на следующей неделе, и они пообщаются.

Они приезжают в спецприемник и не доходят дальше поста, просто жмут руки, братаются с ментами, с надсмотрщиками, даже не идут заключенных опрашивать. Зафиксировали въезд-выезд и ушли».

Помощница Алексея Софья Лопатина объявляла голодовку в спецприемнике, протестуя против длительного срока заключения — 40 суток ареста. Уполномоченный приехал к ней в этот же день, пообещав, что ее навестят и члены ОНК. Но с Софьей представители комиссии также не встретились.

За прошлый год члены курганской ОНК всего девять раз посетили зауральские колонии, объяснив это коронавирусными ограничениями. Члены ОНК отметили, что работу с обращениями граждан они все равно проводят. Относительно условий содержания к ним поступило 23 жалобы по вопросам организации питания, медицинской помощи и материально-бытового обеспечения. Жаловались заключенные и на дисциплинарные взыскания.

По мнению председателя ОНК Александра Сорокина, сотрудники колоний вовремя предоставляют все бумаги и документы, работе членов комиссии не препятствуют. С начальником УФСИН Михаилом Мачушкиным они встречаются за одним круглым столом.

«Безмятежной» работа ОНК в регионе была не всегда. В 2017 году правозащитник Александр Андрюков и члены ОНК пытались попасть в ИК № 1, получив сообщение об избиении заключенного бойцом спецназа ФСИН. Не сумев добиться от руководства колонии встречи с заключенными, правозащитники предали ситуацию огласке.

Сейчас о случаях смерти и изнасилованиях заключенных в курганских колониях можно узнать только по факту возбужденных уголовных дел. Такие новости, увы, появляются каждый год.

Юлия Баталова