Сама компания называет новый инцидент «незначительным нарушением герметичности резервуара», сообщает, что оно обнаружено во время осмотра, и утверждает, что 20 протекших литров «собраны в специально оборудованную емкость».

Вроде пустяк, а «Норникель» вновь попал в центр внимания. И снова невнятица в цифрах и обстоятельствах — как и год назад, — поскольку еще до этого сообщения «Норникеля» краевое ГУ МЧС ответило на запрос «Новой», говоря о «разливе дизтоплива в обвалование объемом около 200 литров».

Год назад претензии Путина были в основном к сокрытию информации («Мы чего, будем узнавать о чрезвычайных ситуациях из социальных сетей, что ли?»). Можно спорить об обоснованности этих претензий (поскольку бюрократический регламент исполнялся, сведения о ЧП передавались согласно списку реагирования в таких ситуациях), но факт, что год спустя происходит то же самое. Почему?

Все просто. «Норникель» свое сообщение об инциденте датирует 08.05 местного времени, а ГУ МЧС — 08.25, временем доклада от единой дежурно-диспетчерской службы Таймыра. За 20 минут, видимо, такая разница — на порядок — и натекла.

Краевое ГУ МЧС тоже промолчало бы, ввиду незначительности инцидента, но его осадили СМИ. А позже и губернатор Усс поручил краевому агентству по ГО и ЧС «взять ситуацию на особый контроль».

Красноярское ГУ МЧС саму суть происходящего называет «капельным истечением». Площадь разлива 30 кв. метров, капает под дном резервуара, установленного на сваях. Под местом истечения установлен желоб для сбора истекающего дизеля; место розлива обработано сорбентом; организована перекачка топлива из поврежденного резервуара в резервные. Прокуратура предоставила общественности снимки аварийной емкости. И добавила, что перекачка ведется не только в стационарные резервуары, но и в емкости железнодорожного подвижного состава. На момент обнаружения течи в резервуаре (РВС-20000) находилось 12,2 тыс. тонн топлива. Росприроднадзор назвал ТАСС причину: пропуск дизеля по днищу произошел из-за коррозии.

«Норникель», заплативший более 2 млрд долларов за прошлогоднюю аварию, утверждает: «Воздействие на окружающую среду исключено. Компания проинформировала об инциденте все надзорные и регулирующие органы. Предприняты оперативные меры на предупреждение по развертыванию бонов. На территорию нефтебазы завезен сорбент».

За три дня до этого инцидента «Норникель» информировал, что он поднимается в рейтинге крупнейших публичных предприятий мира (с прошлого года на 36 позиций, среди российских компаний — 5-е место); акции «второй месяц подряд занимают лидирующее положение в портфелях частных инвесторов» и остаются «самыми популярными среди российских эмитентов».

Поскольку экологические катастрофы в России, вызванные деятельностью крупнейших ресурсодобывающих компаний, не влияют на курс их акций, компании вправе забивать болт на подобные происшествия.

«Норникель», безусловно, можно понять. Эти разливы происходят регулярно (перед этим, например, — разлив на реке Колве в Коми, задевший и Ненецкую автономию), это не новость. И для субъектов экономики, и для народа, особенно в добывающих регионах, новостью бы стал год без разливов нефти. Это не факт журналистики, это свидетельство неизбывных процессов в наших пространствах. Это к философам и антропологам. Никакой метафизики: посмотрите, скажем, последний из ежегодных госдокладов Минприроды РФ (они все в открытом доступе), таблицу «Поступление нефтепродуктов в замыкающие створы рек бассейна Северного Ледовитого океана». Возьмем только Енисей (где морской и речной порт Дудинка). У Игарки вынос с водосбора за 2019 год составляет 89,9 тыс. тонн. Это, как понимаете, несколько больше, чем 21 тыс. тонн (разлив 29 мая 2020 года). А в 2016-м он был больше в 4,4 раза — 388 тыс. тонн. Если отматывать еще назад, в правительстве говорили о поступлении на замыкающие створы рек Арктического бассейна в среднем за год более полумиллиона тонн нефтепродуктов — на начало минувшего десятилетия.

И эти цифры зависят лишь от роста или падения водности рек. Человеческие усилия, включая нахмуренные брови Путина, прилеты Потанина в Норильск, решения судов, величина штрафов тут, скажем прямо, мало что значат. Хотя, конечно, декларируемые намерения насчет Севморпути и милитаризации Арктики чище ее не сделают.

Почти год назад вспоминал норильского зэка Гаевского, его рассказы о том, как их этап привез дизентерию, и трупы складывали штабелями — подобно дровам. Гаевский оставался инженером всегда (потому и выжил), у него свой взгляд на историю — через движение технической мысли: он описывал, как лагерные рационализаторы отказались от гробов, затем от того, чтобы хоронить в белье… А сам он выдумывал, как советскому государству экономить на производстве сотни тысяч рублей. После освобождения Гаевскому выдали: одеяло ватное, матрас тюфячный, простыню и наволочку. А также выплатили немного — я там называл конкретные суммы. Но не стал упоминать зарплаты нынешнего топ-менеджмента «Норникеля» и дивиденды владельцев — во избежание обвинений в разжигании соцрозни. Я лишь спросил, почему они не в состоянии организовать работу так, чтобы «все гайки были закручены, а все баки с топливом своевременно проверялись на протечки»? Это цитата.

Почему они не в состоянии объясниться со страной, с обществом, и как так получается, что они гребут из Норильска какие-то невообразимые деньги, а работает у них вот все так — досуха выжимается еще советский ресурс.

Ну вот — год прошел. Протек новый бак. Со всей наглядностью, чуть ли не день в день.

Можно вспоминать еще советские анекдоты про сантехника Петрова, про «течь устранили, остались одни брызги», про «не в кране дело, здесь все прогнило, всю систему менять надо». И выписанные после этого слесарю за публичные призывы к экстремизму два года колонии.