I. Норильская обогатительная фабрика. Обрушение

Бригады смертников

…Около четырех утра, 20 февраля. На Норильской обогатительной фабрике в это время трудятся рабочие с «Норильскникельремонта», которых специально командировали на этот объект. Проводят ремонт аварийных конструкций предприятия. Была ли фабрика с момента постройки в 1948 году капитально отремонтирована хотя бы раз, точно неизвестно, но о том, что там страшно находиться, рабочие говорили еще 20 лет назад.

За несколько минут рухнет пешеходная галерея, а за ней сложатся транспортная галерея, лифтовая шахта, здание пункта перегрузки руды. Под обломками найдут троих погибших, пятерых отправят в больницу — из-под груды металла людей извлекут спасатели. Через день город объявит траур. Но имен людей не назовет. «Норникель» ответит, что все из-за закона о защите персональных данных. В обсуждении аварии в группе «Норильчане» в «Фейсбуке» напишут:

— Организации эти как «перекати-поле», сегодня бригада рабочих работает на Медном (Медный завод. — Ред.), а завтра их вдруг перебрасывают на Надежду (Надеждинский металлургический завод. — Ред.), а послезавтра в Талнах

(район Норильска, где расположены рудники. — Ред.). Поэтому оборудования, технологий толком никто не знает и не понимает. Это просто невозможно сделать так, наскоком. Инструментов, материалов для ремонтов нет.

Семьям неназванных людей пообещали выплатить компенсации.

Буквы вместо людей

В минус 40 в Норильске ощущение, будто дышишь густым туманом, — и это очень тяжело. Трубы везде: на поверхности и под землей. Вокруг все дымится, видимость из-за этого нулевая. Ресницы через пару минут белеют. А когда тихо и нет ветра, снежная дымка делает воздух похожим на мглу — человека видно, только когда до него остается метра четыре.

С крыльца корпуса фабрики, где рабочие переодеваются перед сменой, вереницей выглядывают слесари, электрики, монтажники, крановщики. Натягивают шапки почти на глаза и группками ютятся у автобусной остановки. Грузный мужчина обтирает почерневшие крепкие руки. Выбирает из кошелька мелочь на билет. Поднимает глаза, закуривает. Морщится от стягивающего кожу мороза.

— Толком из наших никто ничего не знает. Знаем, что люди погибли. Но кто это был… У нас бумага вышла, повесили на первом этаже, там буквы стоят.

Спрашиваю:

— Просто буквы вместо имен людей?

— Да, одна буква. Фамилий нет.

— Что, это настолько секретно?

— Да вряд ли. Если бы это было секретно — по нашему телевидению бы не передавали, — отмахивается и отходит. — Все уставшее, надо все менять…

Над нами и рабочими на Медвежьей горе выглядывает то, что осталось от здания пункта перегрузки руды.

Одиноко на фоне разрухи возвышается цех крупного дробления. Из-под сугробов выглядывают брусья — деревянные шпалы, в стороны завалены старые коммуникации, земля под снежным настом плотно покрыта железным мусором.

Молодые парни одновременно гудят и протягивают: «О-о-о, ну нет, здесь монополист кое-кто. Это вы с ним разговаривайте». Пожилой мужчина под козырьком остановки, как только слышит вопрос про обрушение, прячет глаза, отворачивается и скрывается в приехавшем автобусе. Так происходит еще не меньше десяти раз. Фраза, которую мы чаще других слышали за эти дни в Норильске:

— Вы хотите, чтобы меня уволили с работы.

«Ты знаешь, туда нельзя посылать людей: их убьет»

В январе 2009 года в дробильном цехе фабрики погиб электрогазосварщик Вячеслав Коротков. Ремонтники выполняли работы на конусной дробилке и, как писал «Таймырский телеграф», воспользовались неинвентарными лесами. Работы проводились над конвейером, который был включен. Леса сломались от сильной вибрации. Вячеслав Коротков упал на работающий конвейер, и его затянуло под разгрузочную течку дробилки.

Александр Головнич проработал на фабрике почти восемь лет. На его памяти рабочих часто вынуждали нарушать технику безопасности. Он ушел с комбината и уехал из Норильска, когда уже не выдержал морально: «Если ты знаешь, что туда нельзя посылать людей, потому что их убьет, и ты об этом говоришь два дня, а потом тебя отправляют на выходной и все-таки ставят этого человека и его убивает — как вы думаете, есть вариант не уйти?»

Рассказы Головнича о работе на фабрике вызывают оторопь: «Иной раз слазишь под конвейером, а над тобой все крутится. Или лазишь дробилку очищать работающую. Много нюансов, которые могут убить в любой момент. И тебя же принудительно заставят это делать. Потому что всегда так было, скажешь — уволят, не дадут тебе работать. А если уволят — куда ты устроишься? Ты здесь уволишься, тебя в другом месте на комбинате просто не возьмут. Там закрытая система».

— «Норникель» работу дает, еду покупаешь в «Подсолнухе» (один из самых популярных супермаркетов в городе. — Ред.), принадлежащем «Норникелю», хочешь в отпуск — летишь их самолетами, «Нордстаром» (NordStar — авиакомпания, входящая в группу компаний ПАО «ГМК «Норникель». — Ред.), — говорит Александр Головнич.

Никто не будет митинговать, потому что тебя просто выкинут на улицу и ты сдохнешь на морозе. Был разлив топлива — через три дня только рассказали об этом, а тут всего лишь какие-то три батрака… Сейчас будут все скрывать, чтобы сделать виноватыми пятерых человек, — добавляет он.

Александр Федченко родился, вырос в Норильске, попал на фабрику в 1995 году, пять лет работал в цехе дробления руды. В 2014-м смог перевезти семью на материк. «Каждый норильчанин мечтает уехать из Норильска, — говорит Федченко. — Я добивался этого не один год, все подготавливал. И как я могу пожалеть? Я переехал жить в Москву, у меня здесь работа, зарплата выше в два раза».

Федченко каждый день ходил по галерее, ездил в раскачивающемся лифте: «Страшно было ездить, его еще тогда пошатывало, много народу старалось не набиваться. В цехе крупного дробления еще при мне крыша частично обвалилась, кровля рухнула от старости, но без пострадавших. Лестница там была одна, на самый верх ведет, по ней идешь зимой — снег лежит, его через дыры задувает».

— Печально, что ребята работают на таком оборудовании, зарабатывают деньги для хозяина какого-то, а их просто не ценят. Причем не ценят где-то наверху, потому что руководство понимает этих людей, они бы, может, рады что-то сделать, но им просто не дают возможности. Начальство, которое сейчас работает, — я знаю, что они довольно честные и неплохие люди, они не будут рвать себе на карман, и жаль, что некоторые из них пострадают, — рассказывает Федченко. — Сейчас ерзают, всех начальников смен дернули с дробильного цеха. Ребята пишут мне: того, этого утащили на допрос. Всю документацию Следственный комитет забрал. Дело же резонансное. Все-таки, может, дележка идет наверху, может, делят комбинат. Мы же не знаем. Но в любом случае… Страдают рабочие.

Арестованы главный инженер управления предприятия Илья Ананко, начальник отдела по технадзору Константин Василенко. Директор фабрики Александр Цымбал и начальник дробильного цеха Денис Курбатов — под домашним арестом. Следственный комитет возбудил уголовное дело по статье о нарушении правил безопасности при ведении строительных работ, которое повлекло смерть по неосторожности двух или более лиц (ч. 3 ст. 216 УК). По этому обвинению грозит до семи лет тюрьмы.

Нет пострадавших — не было ничего

С действующими работниками комбината говорим только на условиях анонимности. Тем не менее некоторые сначала соглашаются, а потом перестают отвечать на звонки. Работая на комбинат, люди зажаты обязательствами: обеспечением семьи, оплатой квартиры, кредитами. «Норникель» — ведущий работодатель в городе: «Работа стабильная, гарантии эти социальные, — рассказывает нынешний работник фабрики. — Они же подкупают путевками дешевыми, санаториями «Заполярье», «Белокуриха». Программа квартирная есть, но там надо 10 лет отработать, чтобы квартиру получить».

Михаил (имя изменено по просьбе героя. — Ред.) пришел на фабрику в конце 90-х годов. Говорит, что сейчас поработает до конца года, а потом будет увольняться, за ним пойдет еще несколько коллег: «Все разваливается. Никто не верит, что поменяется что-то. Главное, чтобы не было хуже. Люди забитые, они боятся начальства, ДБ (департамент безопасности «Норникеля». — Ред.), мне боятся нечего, я уже столько проработал».

Прошло только несколько месяцев, как Михаил устроился на фабрику, и в его смену снег обрушил крышу. Тогда оперативно пригнали рабочих, поставили новые перекрытия. Говорит, что всегда так было — «не по-человечески»:

— С рудника «Заполярный» у нас идет сжатый воздух, мы работаем на сжатом воздухе, и стояла у нас с ним бочка воздушная. Когда я еще замещал мастера, у всех спрашивал, у начальства: «Где документы на эту бочку?» Эта бочка должна раз в год проходить освидетельствование на толщину стенок. Этого ничего не производилось, и в один прекрасный момент ночью она взорвалась. Хорошо никого рядом не было.

Через два часа приехало очень много начальства, привезли подрядчиков, разрезали — вычистили, вывезли мусор, и как бы ничего не было. А до этого днем мастер заставлял рабочих эту бочку обивать, чтобы ее покрасить. Когда я об этом узнал, у меня аж мурашки по всему телу пошли. Не дай бог кто рядом бы был. А до этого там комиссия московская смотрела ходила, народ там постоянно ходит. Но нет пострадавших — не было ничего.

Да, конечно, я боюсь сейчас выходить на работу. Три года назад я приехал с отпуска, мне надо было идти на определенную точку работать. Сверху этого места стояла огромная емкость типа бассейна с пульпой, а состояние конструкции очень плачевное — она вся гнилая. Я не раз обращал внимание начальства — они просто берут и красят. Всю конструкцию закрасили, как будто это все новенькое и красивенькое. Был такой момент, что я стою, смотрю на эту бочку и понимаю, что если я туда пойду под нее работать, она в любой момент может сложиться. — Михаил молчит и продолжает. — А потом пересилил себя, посидел немножко и быстренько пошел сделал.

II. Рудники. Затопление

«Безнаказанность порождает вседозволенность»

Горы Талнаха в белой пелене снега, как и поля, над которыми возвышаются шахтные стволы рудников, предназначенные для спуска и подъема людей. Под землей — целый город. Огромная система шахт. Сейчас они утопают в воде.

Крупнейшие рудники «Октябрьский» и «Таймырский», связанные между собой, затопило еще 12 февраля. Два этих рудника, на которых ведется добыча целого ряда цветных металлов, приносят «Норникелю» около половины годовой выручки.

В социальных сетях стали появляться видео подтоплений на рудниках — подтоплений, которые были больше похожи на подземные водопады. Однако в «Норникеле» сказали, что речь идет о естественных грунтовых водах, которые «всегда» присутствуют при горных работах: «При производстве горнопроходческих работ было зафиксировано поступление естественных грунтовых вод в горной выработке рудника «Октябрьский» на горизонте –350 м».

Работу рудников остановили 24 февраля. Насосы встали. А затем появился приказ: «В последнее время в связи со сложной производственной ситуацией как на рудниках, так и в НПР (Норильский промышленный район. — Ред.) значительно увеличилось количество фото- и видеосюжетов в соцсетях. <…> Безнаказанность порождает вседозволенность», — эти слова выделены жирным шрифтом в письме, внизу которого стоит фамилия заместителя директора департамента горного производства по безопасности и режиму — Станислава Дудника.

Несколько работников комбината подтвердили нам, что их уже ознакомили с приказом. В нем есть такие пункты: 1. На рудниках определить места нахождения личных сотовых телефонов. 2. При выявлении личного телефона у работника — привлекать его к дисциплинарной ответственности и рассматривать вопрос об увольнении. 3. Провести профилактико-предупредительные беседы с работниками.

Комментарии по ситуации на рудниках в СМИ давал первый вице-президент компании Сергей Дяченко, работающий в «Норникеле» с 2013 года. Он рассказывал, что ведутся активные работы по возведению перемычки, чтобы остановить дальнейшее поступление воды. 1 марта Дяченко покинул свой пост. Его должность — упразднена.

«За нас все решили»

Сергей (имя изменено по просьбе героя. — Ред.) несколько лет работал на НОФ, в том самом разрушившемся цехе, а затем устроился на рудник «Таймырский».

— Знаете, у меня отец 35 лет проработал на руднике, и таких горных вод он ни разу не видел. Никто же за 35 лет не делал таких вещей, чтобы утонули два рудника. Да, рудник «Маяк» тонул, но его восстановили, тогда на месяц отдали работников к нам. Но «Маяк» такой маленький рудник, а «Таймырский» и «Октябрьский» — самые мощные по добыче руды.

Сергей рассказывает, что известно ему о произошедшем на рудниках:

— Маркшейдеры (горные инженеры. — Ред.) получили координаты от геологов, где есть руда. По каждому участку есть план буровзрывных работ, и одна из маркшейдеров передала информацию, забыв отметить озеро. Там озеро Ергалах, а под ним еще одно. На буровзрывных работах озеро не увидели, поэтому решили бурить вверх.

Работники утверждают, что их все равно заставляли выходить на рудники даже после приостановки производства. Некоторые взяли больничный. Тем, кто вышел на смену, приходилось сидеть в каптерках, где без света, лишь с налобными фонариками, нужно было охранять установленные перемычки.

По зарплатам за этот период ситуация следующая: на Таймырском руднике работникам сказали, что ближайшее время они будут получать по минимуму — около 50 тысяч. Вместо их обычной и так невысокой зарплаты для севера в 70–80 тысяч. «Никто не бастует, потому что у людей по четыре кредита, школы, садик, — рассказывает работник Таймырского рудника.

Кроме приказа о запрете публиковать фото и видео с производства, как рассказывают шахтеры, вышел еще один документ — о внесении изменений в трудовой договор. 20 февраля на Таймырском руднике прошло собрание, где рабочим объявили, что им нужно подписать договор, датированный еще 4 февраля, — об изменении «вредности на производстве». Раньше у рабочих в договоре был прописан третий класс вредных условий труда (третья степень) — его изменили на класс 3, подкласс 3.2. Это отменяет ряд льгот.

По словам рабочих, 84 дня отпуска заменили на 53, отменили карты лечебно-профилактического питания (ЛПП). «Рудник начисляет деньги, на эти деньги покупается молоко, — рассказывает жена одного из рабочих. — У нас ребенок маленький, молоко пьет, поэтому для нас это хорошая помощь».

— За нас все решили. В феврале еще у нас была проверка: со мной в машине сидел человек, который оценивал мою работу и сказал, что у меня нет вибраций при работе, — вспоминает Сергей. — Хотя у меня колено, плечо болит — все-таки почти десять лет в шахте. Якобы при «Норникеле» есть институт, который каждые пять лет мониторит вредные условия труда, пять лет назад оборудование показало превышение аммиака, оксида серы. А в этом году оборудование якобы показало, что все в идеальном состоянии, что в забоях идеальная температура. Но еще до подтопления я выносил человека, которому стало там плохо. Главный инженер по технике безопасности нам сказал: «Вы все придумываете». Хотя мы говорили ему, что у нас даже техника глохнет от жары. Говорят: «Отказывайтесь от работы там». А когда отказываемся — целая комиссия создается, и крайними делают тех, кто отказывается. Ребята, закрыв глаза, идут, а то уволят. У нас один человек сказал: «Я хотел, чтобы мой сын пришел работать на рудник, а с такими льготами он не захочет работать». Наш начальник охраны труда и промышленной безопасности рудника ему ответил: «Ну, значит, не устраивайте сюда своего ребенка».

Я встал и сказал: «Вы убираете льготы — взрывники перестанут работать, машинисты перестанут отгружать, добыча руды снизится, у вас все встанет, весь комбинат встанет». Мне сказали: «Еще пара таких фраз — и тебя уволят». Но мне не страшно, у меня подземный стаж отработан. Знаете, за что я больше всего переживаю? У меня в подчинении парни молодые, которые только устроились, они должны кормить семьи. Раньше сюда приезжали для того, чтобы заработать на безбедную старость, а сейчас наоборот — отсюда все начали бежать, — заключает он. — Когда я начинал работать в «Норникеле» десять лет назад, у нас, когда что-то происходило, создавалась комиссия, проводилось расследование… А лет пять назад ввели динамическую оценку рисков (ДОР). Порезал палец — не соблюдал ДОР. Упал закол на тебя — не соблюдал ДОР. Сам виноват.

Разговор заходит о технике, и Сергей выдыхает, молчит сначала, а потом говорит: «Вы знаете, когда приезжаете вы, журналисты, у нас так все идеально — у нас есть специальная техника, которая в гараже стоит для таких показательных выступлений, вот ее вывозят. Все в плохом состоянии, вы не поверите, у нас гараж падает, где техника стоит. Я там прохожу, начальнику говорю: «Ты знаешь, что в какой-то момент там убьет кого-то?» Они все это знают, они не знают, что с этим делать. Потанин (Владимир Потанин — глава «Норникеля». — Ред.), понятное дело, деньги выделяет, но все воруют. Это не тот «Норникель», в который я устраивался десять лет назад. Сейчас комбинат настроен только на то, чтобы выдавать Потанину отчет по выработкам».

«В тот день, когда он погиб, сыну 12 лет исполнилось»

Все это происходило на комбинате и раньше: и аварии, и смертельные случаи на производстве, когда трагедию списывали на «сам виноват — не соблюдал технику безопасности». Но вот три года назад в Норильске появился стабильный интернет. Люди стали обсуждать происходящее в соцсетях, а после аварии на ТЭЦ летом прошлого года все запреты и происшествия на предприятиях воспринимаются более болезненно.

Таймырский рудник был открыт в 1982 году. Сергей, как и некоторые его коллеги, ездит на погрузочно-доставочной машине 1975 года выпуска. «Я ее называю «велосипед». Там нет окон. Она вся на проволочках каких-то, на заклепках. Когда я прошу начальника поменять ремень генератора на машине, он мне говорит: «Ты знаешь, таких ремней уже в производстве нет». А взрывники бедные, которым уже давно обещали, что они будут мешки грузить с помощью техники, а не сами, — отродясь они ее не видели».

— У нас был смертельный случай год назад, Антон Галкин, я его знал, погиб — машинист электровоза, влетел на нем в стену, он семь лет на руднике проработал. Потому что все эти ВШТ (внутришахтный транспорт. — Ред.), все эти рельсы и остальная техника еще при Петре Первом строились… — Сергею тяжело говорить. — В тот день, когда он погиб, у него сыну 12 лет исполнилось. Это был его день рождения.

«Нет органа, который рубился бы за людей»

— На деле люди в заложниках: не все могут правильно отказаться от опасной работы, их все равно будут гнать на объекты, это психологическое давление, — говорит Руслан Абдуллаев, адвокат и лидер организации «Мой дом», сейчас к нему уже обратились работники фабрики, которых вызывают в Следственный комитет. — Все это в силу того, что они закредитованы, имеют ипотечные обязательства. У нас есть примеры, когда люди начинают давать отпор, к нам обращаются, но их все равно увольняют: создают невыносимые условия и они пишут по собственному. Объективности ради надо сказать, что «Норникель» — наилучший работодатель на территории, как бы то ни было. В силу того, что он единственный крупнейший и богатейший. Достойно платит зарплату, предоставляет социальные меры поддержки. Норильск — это островок экономической безопасности, работа здесь будет всегда. Единственное, думаю, люди благодарны за рабочие места. Но все равно этого недостаточно. Это не те деньги за тот вред здоровью, который люди приобретают.

— Позиция работника понятна, он идет зарабатывать деньги и принимает эти условия, ничего не может с ними сделать. Но люди, которые идут на руководящие посты, они же видят состояние предприятия и какую ответственность берут на себя? — задаю я вопрос.

— Ответственность только сейчас наступила. Люди гибли и раньше, но ответственность не наступала. А сейчас в силу того, что приковано такое внимание к территории, есть реакция правоохранительных органов. Прокуратура внезапно вспомнила, что у нее есть полномочия, и сейчас говорится, что надо проверить деятельность надзорных органов, которые проверяли эти опасные промышленные объекты. Ростехнадзор целиком и полностью под «Норникелем» сидит. Соответственно, проводить какие-то надзорные мероприятия — таких дураков надо еще поискать. Ну а если работник скажет: «Нет, я не буду работать в таких условиях, приведите в соответствие», его быстро пнут и других приведут, которые менее прихотливы к условиям труда.

Абдуллаев рассказывает, как он защищает людей, которые уже после увольнения не могут получить справку о наличии профессионального заболевания, инвалидности: «Доказать надо. Ты верблюд, тебе еще доказать надо, что у тебя два горба образовалось. Есть заключение, но даже при наличии документов умудряются выкручиваться».

— Год назад арестовали врача профпатолога, который якобы за взятки делал профзаболевания. Да, эта проблема тоже существовала на территории, и она дискредитировала всех остальных, которые имели настоящие заболевания. Государство надо как-то сориентировать на решение этих проблем. Люди к нам обращаются, потом вынуждены нести дополнительные расходы. Мы пытаемся в публично-правовом плане эту тему раскачивать, но нет ни одного государственного органа, который бы рубился за человека.

«Норникель» прислал ответы на наш запрос. Мы спросили о причинах аварии на фабрике.

— В связи с трагическим инцидентом компания проводит служебное расследование. Также расследование ведет ряд правоохранительных органов. До окончания расследования говорить о причинах случившегося преждевременно.

Мы спросили, действительно ли работникам комбината, в частности работникам фабрики и рудников, запретили общаться с прессой под угрозой увольнения. И если да, то чем продиктованы подобные меры.

— В соответствии с внутренними правилами «Норникеля», право общаться с представителями СМИ по темам, связанным с компанией, делегировано департаменту общественных связей, а также руководителям в рамках их служебных полномочий. <…> Условия труда для сотрудников регламентируются трудовым законодательством, а также внутренними документами компании. Никаких дополнительных требований не вводилось.

10 марта «Норникель» выплатил 146 миллиардов рублей штрафа за ущерб окружающей среде после аварии прошлого года.