Аппарат уполномоченного по правам ребенка Анны Кузнецовой спустил по вертикали всем региональным омбудсменам указание подписать соглашения со штабами «Юнармии». В детско-юношеском военно-патриотическом движении, согласно его сайту, уже 348 268 детей. К 9 мая хотят достичь полумиллиона, а через год, к 75-летию Победы, — одного миллиона. Отряды пока не во всех школах, и во всех, думаю, все же не будет (но есть, например, в школах при посольствах в Белоруссии и США), однако детдома, похоже, охватят все. Если у школьников есть родители, которые могут не допустить милитаризации детства (для вступления в «Юнармию» нужно их согласие), то за детдомовцев заступаться некому — вписаны в казенную систему по определению.

Уполномоченным по правам ребенка в регионах предписано сообщить о профильных ведомствах, определенных властями субъектов РФ для реализации проекта в детдомах «Юнармия. Наставничество», и о межведомственных рабочих группах (созданных для того же). Ежеквартально отчитываться об исполнении, система критериев прилагается. С количественными понятно — число мероприятий, число принятых в «Юнармию» детдомовцев от 7 до 18 лет, но рекомендуется также «учитывать качественные характеристики эффективности». А вот тут все размыто, региональным уполномоченным предписано самим определить, как учитывать «динамику развития личности участников проекта», «повышение уровня социальной успешности» и т. п.

У военизированной реформы детдомов два учредителя — сама «Юнармия» и уполномоченный при президенте по правам ребенка. Целевой группой названы детдомовцы 7–17 лет и подростки с девиантным поведением.

Пилот проекта в 8 регионах (30 детдомах) окончен в прошлом году, тогда же Кузнецова оповестила о старте основной стадии — повсюду.

Омбудсмен и «Юнармия» аргументируют: в стране более 1,6 тыс. детдомов и школ-интернатов, в них 50 тыс. воспитанников и только 10 % более или менее благополучно устраивают жизнь. У остальных 90 % складывается так: 10 % заканчивают самоубийством, 40 % втягиваются в преступность, 40 % становятся алкоголиками и наркоманами. Не знаю, насколько корректно такое деление (в какую группу отнести преступников-наркоманов?), но «Юнармия» ссылается на цифры Генпрокуратуры, и в целом те похожи на правду: девять из десяти выбраковываются в ближайшее же время.

Но то ли лекарство выбрано? Оно не хуже болезни? Почему опять игнорируется мировой опыт борьбы за благополучие сирот? Точно ли милитаризация исправит систему детдомов, воспроизводящую этот кошмар? Сейчас с ней работает множество НКО с программами наставничества, эффективность которых подтверждена серьезными исследованиями — так для чего мировому опыту противопоставлять снова отечественную «разработку» с неочевидным по итогу выхлопом? Мы действительно говорим об интересах сирот?

Смотрим документы. В предлагаемом для подписи региональным омбудсменам бессрочном соглашении — исключительно общие и сугубо правильные слова. Все это государство и ранее обещало делать для детдомовцев, и при чем тут «Юнармия»? Ага, вот пошел патриотизм через дефис с войной, и это должно каким-то образом воспитывать, у них это так и называется: «военно-патриотическое воспитание». Оно должно помочь детям «в поиске жизненных ориентиров». Стороны обязуются «обмениваться имеющимися в распоряжении ресурсами».

В «Юнармию» привлекут и «детей с ограниченными возможностями здоровья». Такие дети, как и просто дети, разные, не берусь судить, что им нужней, — разборка-сборка АК или лекарства, коляски, внимание врачей, однако стране лучше бы сначала обеспечить инвалидам их первичные потребности, а потом уж пытаться их использовать. Кстати, сам факт нужды военных в нездоровых детях удивить может только того, кто не знаком с реальностью. В армию таких призывали и в демографическую яму 80-х («дети детей войны»), и ныне. Вот, например, сейчас в ракетных войсках служит выпускник красноярского детдома и коррекционной школы А. Ф. — у него легкая степень УО (диагноз поставлен за 6 лет до призыва), в начальной школе тяжело переболел менингитом (ну, так тогда вообще эпидемия его по Красноярску прошла, что же — никого не призывать?).

Когда я служил (1985–1987), в моем дивизионе был парень из Челябинска с недержанием мочи. Призвали, как и всех, после первого курса института, наплевав на диагноз (вы даже приблизительно не можете представить, как ему, бедному, приходилось). Язвенники. Нес службу шизофреник. Как он всех вокруг не перестрелял, до сих пор не понимаю. Добрым был: непропорционально большую свою голову обхватывал руками, качался из стороны в сторону и причитал, что это из-за него нас мучают, строят и заставляют маршировать. Его все же комиссовали, когда совсем съехал.

Но в той стране на тезисы пропаганды о единстве народа, партии, армии возражать было не принято, и, в общем, действительно существовала общность под названием «советский народ», и его нуждами и чаяниями при желании объяснялись любые наши неприятности и лишения. Кто сейчас, интересно, и с привлечением каких техник будет объяснять сиротам с инвалидностью, как это почетно — умереть на поле боя за уголь Мельниченко, никель Потанина, газ Тимченко и минеральные удобрения с прочими активами братьев Ротенбергов? На что сейчас налепить слова о родине и народе, справедливости и братстве — на закрытые сельские школы, вырубленные леса, отлетевшие пенсии, на обвалившуюся штукатурку и гниющие стены больниц? Кроме пустоты в плесневых узорах — что тут еще наше?

В январе 2015-го срочник Валерий Пермяков, призванный из Читы с диагнозом «олигофрения», дезертировал из российской 102-й военной базы в Гюмри и, попросив у местных воды, испугался, что его выдадут: расстрелял шесть человек и нанес тяжелые раны младенцу, он через несколько дней также скончался.

Те, у кого и до призыва были психические проблемы, те, кто на гражданке сидит по тюрьмам. Так что интерес Минобороны к детдомовцам понятен. Только войны такой и таких сражений уже не предвидится. А в гибридных войнах, равно как и в невоюющих частях, эти солдаты — такая же проблема для всех, как в мирной жизни. Исходя и из интересов страны (если она, конечно, не собирается начинать войну на уничтожение), и самих этих ребят, совсем не в армию бы им надо.

Или их мобилизуют для войны внутри страны? Под это сейчас верстается чуть не вся активность государства, его борьба с митингами, Интернетом, даже с хостелами (дабы снизить мобильность юных).

…Проектный план, предлагаемый детдомовцам, впечатляет. В моем пионерском детстве были смотры строя и песни (раза два-три в школе), караул у Вечного огня, «Зарница» (раза два в пионерлагерях) — и все это именно в детстве и раннем отрочестве, потом еще в старших классах несерьезные уроки НВП. Все это запомнилось искрометным весельем и отсутствием надрыва и пафоса (да и в самой армии политзанятия были формальностью, в мозг нам особо не гадили). Игры на свежем воздухе.

А тут, кроме «Зарницы», еще «Победа», «Орленок», «Звезда», «Юнармеец», «Морская зарница», «Сибирский щит». Это военно-спортивные игры и соревнования. А еще «полевые обучающие военно-тактические мероприятия (игры) «Заря» на полигонах Минобороны». «Гонка героев» — тоже на полигонах, но, видимо, других. Сборка-разборка оружия, боевые искусства, посещение в/ч. Еще военно-полевые сборы, лагеря-экспедиции, юнармейские лагерные смены с конкурсным отбором в «Артеке», «Орленке», «Океане» и «Смене», базовые стационарные профильные юнармейские лагеря. Еще фестиваль детских эссе «Письмо солдату», конкурс детского рисунка «Юнармия» шагает по стране», комплекс ГТО, проекты «Научись помнить», «Дорога к обелиску», «На родине героя», акции «День призывника», «Вахта памяти», «Георгиевская ленточка», «День героев Отечества», исторические квесты от «Волонтеров Победы», а также почему-то конкурс «Здоровье планеты в моих руках». Наверное, это здоровая такая ирония, тут вот и участие в КВН тоже записано.

Карнавал, словом. Не знаю, насколько уместный. Игры и забавы с бюджетом бюрократии и близкой к ней патриотической общественности: «хорошие результаты приносит привлечение к участию в проекте региональных центров военно-патриотического воспитания, а также НКО военно-патриотической направленности, например АНО «Витязь», Союз офицеров, Офицеры России, Клуб «Десантник», «Боевое братство», союзы казачества и др.». Понятно, все это — финансовые потоки: на мероприятия, аппарат, форму, берцы, атрибутику и т. д. Но про деньги неинтересно, тут все понятно, сейчас о, наверное, не менее важном — наших детях.

Это не заскок и не взбрык системы, а последовательное ее развитие. Все эти инициативы, проекты совпадают с генеральскими речами о «необходимости накопления мобилизационного людского ресурса». Молох без детей не может. 2 марта начальник Генштаба Валерий Герасимов выступил с программным докладом, обозначив смену акцентов с гибридных действий на старые добрые танковые дивизии: «Мы должны всеми силами обеспечить техническое, технологическое, организационное превосходство над любым потенциальным противником». Через 4 дня начальник Главного организационно-мобилизационного управления Генштаба Евгений Бурдинский заявил в «Красной звезде»: «С учетом необходимости накопления военно-обученного мобилизационного людского ресурса, а также исходя из финансово-экономических возможностей государства, ни в ближайшей, ни в долгосрочной перспективе полный отказ от призыва граждан на военную службу нецелесообразен».

Видимо, со временем приоритеты поменялись. Мы в кольце врагов. Но 24.10.2017 президент вновь о том же: «Мы постепенно уходим вообще от службы по призыву. Мы делаем это, к сожалению, более медленными темпами, чем планировали, в связи с бюджетными ограничениями, но все равно делаем и будем продолжать дальше делать».

Меж тем, как видим, у военных свои соображения на сей счет.

Школы получают инструкции, как работать в военное время. Президент заявляет, что все крупные предприятия независимо от форм собственности должны быть готовы к переводу на военные рельсы. До песнопений в Исаакиевском соборе пела еще школота на Мамаевом кургане: «…На земле сей был бы мир, но если главный командир позовет в последний бой, дядя Вова, мы с тобой». Дети обещали вернуть Аляску, разбить самураев и т. д.

При Сталине в воюющей стране обходились суворовскими училищами. Сейчас и их, и кадетских корпусов мало, надо охватить все детство и юность. Кажется, что «Юнармия» имела б смысл, если бы отменили призыв, а так под угрозой уголовного преследования молодые люди ведь все равно никуда не денутся — но эта противоречивость мнимая. Во-первых, замполитам чем-то надо заниматься. Во-вторых, нарастающий мобилизационный дух призван затушевывать реальные проблемы страны. В-третьих, это меры к тотальному контролю умонастроений молодых.

Все бы ничего, и «политическая педофилия» — это, как известно, сугубо к Навальному, но теперь к военному акционизму привлекают вовсе самые безответные и целиком зависимые группы населения.

Впрочем, не все горят транслировать в регионах верховную затею с «накоплением мобилизационного людского ресурса» — как вы понимаете, со стола Кузнецовой подписанные ею бумаги я не тибрил, кто-то мне их предоставил.

Есть отзывы самих ребят, самой юности, в том числе детдомовцев, об их опыте в «Юнармии» — отрицательные. Но, понятно, при желании можно набрать и восторженные. Главное не в этом.

Главное в том, что детей освобождают от мучительного поиска себя в жизни. Послушайте, что говорил мне Виктор Астафьев, закончив повесть «Веселый солдат» (декабрь 1997-го, Красноярск, Академгородок):

Этого ли мы хотим для детей — «освобождения от всякой заботы о себе и от дум духовного порядка»? Понятно, что государству фиолетово. Ему даже лучше и проще, когда молодежь строем ходит. Но нам-то? Тем, кому, собственно, и жить тут?

О не новом сюжете все сказано в одной из последних публикаций Эльвиры Горюхиной. Написано за полгода до появления Юнармии. Хорошо бы Кузнецова прочитала.

Молодой красноярский чиновник Сергей Ладыженко, специализирующийся на «проектной деятельности» и все более бессмысленных должностях (от «краевого молодежного правительства» до гендиректора инвестиционного проекта «Енисейская Сибирь», ранее называвшегося «корпорацией развития края»), написал восторженный пост:

Матери сыновей, пришедшие обсудить восторг Ладыженко, правильно отгадали, что ни он, ни столь же осмысленные клерки, его поддержавшие, в армии, естественно, не служили. Да и сыновья их не будут — как пить дать. Диванные войска. А меня нахлобучило — зачарованно смотрел на залитые чиновником фотки лагерей АПЛ500, по которым «спроектируют» лагеря под Красноярском: на них — те же двухъярусные койки, заправленные теми же синими с тремя черными полосами одеялами.

Этими самыми одеялами за пять минут до прохождения поезда Пекин — Москва мы завешивали все окна в казарме учебки (в/ч 68991). Поезд проходил перед отбоем, зимой в это время в казарме горел свет. Стекла всегда были запотевшими, на узких подоконниках стояли лужи. Спали мы под одеялами уже мокрыми, тяжелыми и вонючими. А еще было расписание, когда над нами зависали американские спутники-шпионы: тогда технику — комплексы «Куб» и «Бук», которые мы натирали для блеска водой, смешанной с соляркой, — закатывали в боксы.

Еще в 1987-м эти графики резко исчезли, прятаться и от американцев, и от китайцев прекратили. В 90-е часть расформировали, все деревянные строения — клуб, чепок, туалеты, свинарник — сгорели. Это своей отличной оптикой фиксируют те самые спутники-шпионы. Построенные японскими военнопленными казармы и бетонные сооружения 70-х — боксы, КПП, столовка, офицерское общежитие, штаб, лазарет — еще стоят, но сквозь них прорастает лес.

Сейчас его вырубят, наверное. И все по новой. Одеяла вот уже пригодились, кажется, я на них даже те петельки разглядел — под гвозди в оконных рамах.

У нас, судя по высказываниям из Генштаба, тактика будет прежней. Только трупами теперь придется заваливать дроны. Да, не совсем ловко будет. Но где наша не пропадала.

Если кому непонятно, какую власть заказчик ракет имеет над детьми тех, кто кует ракетный меч, то вот, например, как это происходит в Красноярске. Есть «Красмаш», где делают МБР для подлодок «Синева» и «Лайнер» и разворачивают производство МБР «Сармат».

Последнее предложение в цитате справедливо заканчивается многоточием.

— Теперь уже и сирот защитить особо некому, раз их в отряды загоняют уполномоченные по правам ребенка, которые, вообще-то, должны заниматься другими вопросами. Поэтому не могу промолчать, как выпускник советского детдома и многодетный отец. «Юнармия» в детских домах — это явный перебор. Мы это проходили, когда в детские дома в СССР приезжали толпами комсомольцы и «бамовцы». Ничего толкового не вышло, ибо мы были не нужны им, а они нам. Однодневные люди, коих сейчас много, посещают детдома в виде добровольцев. Они не знают, что делать с травмированными детьми. А те, выходя, не знают, как жить.

Сироты — все понимающие, но только строем ходить и умеют, с ними проще, и вон их сколько — целые тыщи. И бесправные они, Конституция РФ и Конвенция о правах ребенка ООН не про них. Им что дадут, то они съедят и наденут, они же казенные. Странно: казалось бы, Кузнецова должна заниматься правами детей, а она, наоборот, их ущемляет, причем очень странным способом — через своих же подчиненных защитников детей в регионах. А многие из них не согласны с ней.

Я против такого навязывания сиротам людей в военной форме. Я служил на атомной подводной лодке и не очень понимаю, зачем это было надо мне. И зачем нынешним сиротам, мне тоже непонятно. Гнать их в ура-патриотизм с их травмами просто неэтично. С ними надо работать «армии» психологов и иных специалистов. Но раз они вне семьи, значит, с ними можно делать что угодно. Тем более директора детдомов отдадут под козырек, они же тоже в рамках соподчиненности. Весьма странная отчетность, как будто считают скот — прибыль и убыль. Но они же дети, раненые дети. Они же защищены вроде государством и законами, а вроде и нет… Значит, им нужно выдать военную форму, пусть себя сами защищают. Так проще всем.

— Затея непрофессиональная и аморальная. Наставничество — регулярный человеческий контакт, основанный на доверии конкретного ребенка конкретному взрослому. Именно этого не хватает детдомовцам для маломальской социализации, тогда как бессмысленными коллективными делами они более чем сыты. И, главное, чему их хотят наставлять? На миллионный Красноярск есть лишь одна бесплатная мастерская, где подростки со всего города осваивают столярные и слесарные навыки (спасибо НКО «Твори-гора»). Нет госбюджета на тьюторов для особых детей в школах и садиках. Закрыли вечерние школы, где выпускники детдомов могли закончить 9 классов после «коррекционки». Про жилье для сирот помолчу. Зато на разную военщину деньги у государства есть всегда.