Соловецкий строй

Депутата Лугового раздражает Соловецкий камень на Лубянской площади, установленный там в память о жертвах сталинских репрессий. Он требует убрать его и вернуть Феликса Дзержинского. Из парка «Музеон» исчезла скульптурная композиция «Вожди и жертвы», посвященная той же теме: по официальной версии, отправлена на реставрацию. Однако вернется ли она на место, неизвестно: год назад власти «из-за нарушений требований пожарной безопасности» закрыли Музей истории ГУЛАГа и не открыли до сих пор. На этом фоне в храме Христа Спасителя проходит выставка, посвященная 600-летию Соловецкого монастыря, из которого большевики сделали первый лагерь для политзаключенных.

Но о периоде репрессий и жертвах на выставке не сказано ни слова.

Выставка организована Музеями Московского Кремля. Она небольшая — два-три десятка экспонатов — и проходит в подвальных помещениях, рядом с нижним храмом. При этом статусная: при открытии присутствовали патриарх Кирилл со своими викарием и личным секретарем, вице-премьер Дмитрий Чернышенко, губернатор Архангельской области Александр Цыбульский, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям РПЦ с общественностью и СМИ Владимир Легойда, наместник Соловецкого монастыря и директор государственного музея-заповедника епископ Озерский Порфирий (Шутов), представители музейного сообщества, Минкульта, «Норильского никеля», «РЖД» и другие официальные лица.

Глава РПЦ в своей речи благодарил Музеи Московского Кремля за сохранность монастырских ценностей — икон, предметов церковного убранства и шитья, ювелирного искусства, жалованных грамот. Призвал относиться к ним не только как к художественным экспонатам, но и как к православным реликвиям. Иконы и вещи и правда намоленные — и Соловецкий монастырь заслуживает того, чтобы, глядя на них, вспомнить его историю без купюр.

«Иноагентка» Марфа-посадница

Иконы XVI века в окладе с ликом преподобного Савватия Соловецкого открывают выставку. Савватий — настоящий монах и православный святой: обосновался в Кирилло-Белозерском монастыре, но тамошние порядки показались ему недостаточно жесткими. Узнав о более строгом уставе Валаамского монастыря, ушел туда, но и Валаам ему показался недостаточно аскетичным. В итоге он отправился на необитаемый остров тогда еще безымянного архипелага, чтобы проводить время в уединенных молитвах. По пути на Соловки Савватий встретил отшельника — инока Германа. Они и считаются первыми поселенцами Соловецкой обители.

Герман, покинувший через некоторое время Савватия, не так почитаем, как преподобный Зосима Соловецкий, лик которого тоже можно увидеть на выставке на монастырских иконах XVI века. Зосима был в большей степени хозяйственником, чем отшельником: собрал вокруг себя братию, начал строить на Соловках церковь, и тот факт, что первая деревянная постройка сгорела во время выкуривания досаждавших комаров, не остановил его. По делам строящегося монастыря хлопотал в Новгороде. Неоднократно ездил к новгородской Марфе-посаднице, которая, к слову, выступала за выход Новгородской республики из-под влияния Москвы и сближение с Литвой. Таким образом, уже с момента основания монастырь был косвенно связан с политической жизнью. Зосима скончался в 1478 году — именно в этом году после кровавого похода Ивана III прекратила существование Новгородская республика, а знаменитый колокол, возвещавший о созыве горожан на вече, был вывезен из Новгорода.

К счастью, на выставке в храме Христа Спасителя нашлось место для упоминания парой строчек игумена Филиппа, при котором с середины XVI века «небольшая обитель превратилась в центр духовного окормления населения северных окраин российского государства». Игумен Филипп — будущий митрополит Московский и всея Руси при Иване Грозном, сначала нехотя принявший этот сан, а затем попытавшийся встать на пути царской опричнины и в итоге, предположительно, убитый Малютой Скуратовым. Филипп (в миру Федор Колычев) прибыл на Соловки простым послушником, постригся в монахи и был назначен игуменом решением монастырского собора в 1548 году.

Он сумел добиться расположения молодого Ивана Грозного: тот даровал монастырю, к примеру, волость Колежму с солеварнями, а также разрешил беспошлинную торговлю солью. Соловецкий монастырь стал не только духовным, но и промышленным центром Русского Севера, был отстроен в камне. Такая активность не мешала Филиппу время от времени удаляться в пустынь и проводить время в молитвах. При всем этом Филипп вряд ли может рассчитывать на значимое почитание в резиденции нынешнего патриарха Кирилла — на выставке сделан акцент на жалованных грамотах и дарах монастырю «первых лиц» и прочих высокопоставленных особ.

Бунт монахов

Одна из самых драматических страниц истории Соловецкого монастыря — вооруженное сопротивление реформам патриарха Никона — на выставке не упомянута вообще никак. В 1657 году на Соловки привезли служебные книги, регламентирующие проведение богослужений по-новому. Книги сочли ересью, убрали подальше и забыли. После Большого московского собора 1667 года, предавшего анафеме всех, кто не принял церковные реформы, власти прислали в Соловецкий монастырь настоятелем отца Иосифа. Но принудить монахов к новым обрядам у него не вышло: те отказались признать его настоятелем и выгнали из обители. А себе в настоятели выбрали архимандрита Никанора.

На подавление дерзкого монашеского бунта отправили войска, но монастырь, создававшийся одновременно и как военная крепость, продержался в осаде почти восемь лет. Царским воеводам не помогала ни блокада, ни подкопы, ни активные боевые действия: подкопы обитатели монастыря своевременно заваливали, а на агрессивные обстрелы отвечали пушками — каждая попытка штурма приводила к десяткам убитых государевых стрельцов.

К тому моменту монахи прокляли царя Алексея Михайловича и «реформировали» богослужение, отказавшись за него молиться. Неизвестно, сколько еще продержался бы Соловецкий монастырь, если бы один из перебежчиков не рассказал воеводе, как и когда легче всего проникнуть внутрь. Почти 30 бунтовщиков, в том числе архимандрит Никанор, были казнены.

Мятежники тоже не отличались демократичностью: несогласных заточали в монастырскую тюрьму. Большинство монахов тихо покинули монастырь, не желая бороться за старые обряды пушками и перестав воспринимать осажденную крепость святой обителью. Как бы там ни было, Соловецкий бунт был ярчайшей и трагичной страницей в истории монастыря и церковного раскола в России в целом. Однако очевидно, что он не вписывается в нынешние государственно-церковные нарративы: судя по выставке, ни про монахов-бунтарей, ни про государево войско, осаждавшее и обстреливающее их, гражданам лишний раз напоминать не стоит.

ГУЛАГ. Начало

Узников, в том числе инакомыслящих, в монастырской тюрьме на Соловках и в скитах содержали еще со времен Ивана Грозного. Но главная трагедия Соловецкого монастыря случилась, несомненно, в первой половине XX века. Большевики получили контроль над Соловками в 1920 году и почти сразу же превратили острова и монастырь в лагерь для военнопленных белогвардейцев (до этого в течение двух лет белые тоже использовали Соловки для ссылки «неблагонадежных»).

От монашеской жизни быстро ничего не осталось. С 1923 года здесь официально разместился СЛОН — Соловецкий лагерь особого назначения. Сюда без суда свозили заключенных — их ссылали на основании постановлений чекистов. Среди арестантов — члены «неправильных» партий: эсеры, меньшевики, анархисты, а также священнослужители, деятели культуры, городская интеллигенция, бунтовавшие против советской власти рабочие и крестьяне. Шестерых «политических», объявивших в лагере голодовку в знак протеста против ужесточения режима, расстреляли уже в декабре 1923 года, им было от 23 до 32 лет. Новая волна расстрелов прогремела на Соловках в 1929-м, а на пике большого террора в 1937 году заключенных здесь убивали уже тысячами.

В 1937 году СЛОН превратился в СТОН — Соловецкую тюрьму особого назначения ГУГБ НКВД СССР. Сигнал для «разгрузки» лагерей от «замеченных в контрреволюционной деятельности в тюрьме» шел из Москвы от чекиста Якова Вейнштока, который распорядился уничтожить «наиболее опасный состав» и даже назвал необходимое количество — 1200 человек.

Расстрельные приговоры готовились как под копирку и утверждались тюремной тройкой. Людей обвиняли в «антисоветских настроениях», троцкизме, принадлежности к церковному сословию или к белогвардейцам. Набравшая темп соловецкая «тройка» утверждала по 200 смертных приговоров в день. Перед расстрелом людей сильно избивали. Тех, кто выдерживал пытки и не умирал от побоев, расстреливала группа ленинградских энкавэдэшников во главе с капитаном Михаилом Матвеевым и майором Георгием Алафером.

27 октября 1937 года произошел расстрел в урочище Сандармох: 1111 заключенных предварительно вывезли с Соловков на барже. 

Захоронение в Сандармохе было обнаружено в 1990-е с большим трудом благодаря непродолжительному периоду частично открытых (скорее слегка приоткрытых) архивов госбезопасности.

Патриарх Кирилл в 2010 году совершил богослужение на месте расстрелов, где к тому времени уже был создан мемориал. Но вскоре нарративы изменились. С 2014 года правозащитников на траурных мероприятиях в Сандармохе стали теснить местные власти. В 2015-м общество «Мемориал» объявили «иноагентом». С 2016 года стали появляться теории о том, что найденные в Сандармохе останки принадлежат не только политзаключенным или даже вообще не им, а жертвам финских концлагерей времен советско-финской войны 1940 года. С 2018 года активисты «Мемориала», продолжавшие рассказывать о расстрелах в Сандармохе советских людей советскими людьми, сами стали превращаться в политзаключенных (дела Юрия Дмитриева и Сергея Колтырина).

Голгофа для «незапятнанного большевика»

Как принято в хорошей драме, основанной на реальных событиях, в финале нужно дать важный титр: комиссар ВЧК Кедров, по инициативе которого Соловецкий монастырь в 1920 году прекратил существование, а его территория была превращена в первую тюрьму НКВД, в 1939-м был арестован, в 1941-м — расстрелян, в 1954-м — реабилитирован.

Хрущев на XX съезде зачитывал письмо Кедрова из лефортовской тюрьмы, выдержанное в духе «Произошла чудовищная ошибка»: «Я не агент-провокатор царской охранки, не шпион, не член антисоветской организации, в чем меня обвиняют… Я незапятнанный ничем старый большевик, честно боровшийся (без малого) 40 лет в рядах Партии на благо и счастье народа». «Незапятнанный большевик» «честно боролся за счастье» теми же методами, какие в итоге любимая им система применила к нему самому: обвинениями в шпионаже и насилием. По инициативе или с ведома Кедрова людей в России, в том числе в организованных им концлагерях, убивали тысячами. В хорошем сценарии можно было бы намекнуть, что разрушителя Соловецкого монастыря и жизней своих соотечественников настигла кара высших сил. Но кто ж теперь даст снять об этом фильм, если уже и камень на Лубянке зашатался?..

25 октября 1990 года в Соловецкой обители возобновилась монашеская жизнь. Через пять дней привезенный с архипелага в Москву Соловецкий камень установили на Лубянке в память жертв репрессий. Камень не имеет прямого отношения к монастырю, но в православной вере принято почитать не только признанных святых, но и невинно убиенных. Да и необязательно в православной вере: эта память — про гуманизм, сострадание. Те, кому эти понятия не близки, сегодня могут добиться сноса камня, попробовать еще раз заставить соотечественников забыть или исказить важные страницы истории страны. Но представляется, что место, опустевшее после приговора камню, станет еще более наглядным и уж точно более актуальным памятником политзаключенным. Бывшим и нынешним.

Пройдя еще раз по выставке «Святая обитель: к 600-летию Соловецкого монастыря», отчасти понимаешь и музейщиков. Бунты, репрессии, разрушения, кровь — все это сопровождает российскую историю периодически, а выставить хочется вечные ценности: сохранившиеся древние намоленные иконы в окладах, кресты и Евангелие XVI века, расшитые бархатные фелони и митры священнослужителей с золотом, серебром, жемчугами и рубинами… 

Но сложно не замечать, что вечные ценности и христианские заповеди вынуждены постоянно уживаться в истории нашей страны с сотрясающими ее дрязгами и катастрофическими кровопролитиями. Чтобы разобраться в этом феномене, нужно как минимум видеть одновременно и то, и другое, не обращая внимания на попытки очередной власти вновь частично лишить нас зрения.

* Общество «Мемориал» стало одним из первых российских «иноагентов» в 2015 году. В декабре 2021 года решением российской судебной власти оно было ликвидировано.