Комментарий · Общество

Дети трикстеров

Как общество совмещает несовместимое, и «зло» при этом оборачивается «добром», а «добро» — «злом». Данные социологов

Алексей Левинсон, руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»*

Иллюстрация: Петр Саруханов / «Новая газета»

18+. НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ «ЛЕВАДА-ЦЕНТР» ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА «ЛЕВАДА-ЦЕНТРА».

В науках о человеке и обществе есть немало работ, посвященных трикстеру. Само слово в английском языке значит «плут, ловкач». Ученые разных специальностей, используя это слово уже как термин, присваивали такое название самым различным персонажам в разных культурах. В итоге под именем трикстера оказываются и герои мифов и сказок разных народов, и персонажи мультфильмов и комиксов, и литературные герои.

Из безусловно знакомых читателю в трикстерах окажутся и Иванушка-дурачок, и Ходжа Насреддин, и Мефистофель. Рискнем поэтому сказать, что трикстер — персонаж не культуры (древней, народной, современной), а наук, ее изучающих. А там главная функция трикстера — служить средством для исследователей, чтобы помечать, присваивать статус особого объекта персонажу, создающему ситуации, в которых присутствует коллизия моральных (само собой — «европейских») ценностей, но она разрешается путями, не предусмотренными с точки зрения этой морали.

Творимый трикстером обман, плутовство не наказываются, а являются предметом восхищения со стороны социума, творимое трикстером зло оборачивается добром, добро на поверку выходит злом. 

А во многих случаях идет борьба, в которой их вообще невозможно различить. Меж тем для нашей морали, а это и мораль ученых, ситуация ее неприменимости нестерпима. Такие ситуации надо выводить в особые зоны, где моральное суждение не требуется. Для ученых этой зоной, конечно, служит «наука», «науки» — прежде всего, естественные, но и подражающие естественным своей моральной невозмутимостью этнология, психология…

Сознавая вышесказанное, воспользуемся этим инструментом и мы. Вокруг во множестве появляются субъекты, творящие то, что казалось невозможным, морально недопустимым, ан нет — они делают свое дело, и общество их не осуждает, а то и аплодирует.

Для случаев массового несоблюдения нормы и отсутствия наказания за это у социологов есть понятие «аномия». Некий уровень аномических проявлений есть во всяком обществе всегда, это признак нормального процесса существования нормативной системы, так она обновляется, приспосабливается к меняющимся условиям жизни социума. Именно потому, что это — нормальное дело, мы об этом не будем говорить. Нас будут интересовать ситуации другие, так сказать, трикстерные, когда каким-то субъектам прощают нарушения, за которые других наказывают так, как это и полагается. При этом мы не будем включать в рассмотрение все случаи избегания санкций за преступления с помощью других преступлений, например, подкупа, взятки и т.п.

Трикстер — тот, кому общество (общественное окружение) не просто прощает нарушение нормы, но посылает одобрение, норму же саму не отменяет. 

Точнее, не отменяет тут же. Прецедент имеет значение. У трикстера как новатора могут появиться последователи. И если их станет много, норма падет. Аномическая ситуация все-таки возникнет. В хаосе, которым она нам представляется, когда-то и как-то некая (обычно новая) авторитетная группа/инстанция утвердит новую норму. И скажут: «Теперь так принято».

Нам уже приходилось приводить главный пример. Образцовым трикстером-одиночкой был В.В. Жириновский. Он много лет трудился над тем, чтобы кто-то усвоил его урок: для политической фигуры, оказывается, есть знатный ресурс. Это публичное нарушение норм политического, а то и общего этикета.

Подчеркнем: речь не о том, чтобы быть фриком, странным от природы. Речь о сценическом приеме. Люди, знакомые с Жириновским лично, знали, что вне публичных ситуаций он вел себя самым заурядным образом.

Выходя на публику, он играл свою роль. Что это была за роль? Это роль прощупывателя слабых мест либо у противника, либо у своих, которых надо на что-то подвигнуть, на что они (пока) подвигаться не хотят.

Фото: Агентство «Москва»

Жириновский был уникальной фигурой на протяжении достаточно длительного времени. Но затем у него появились последователи. Этих последователей можно разделить на две категории. Одна — это люди, чье имя или чья позиция не были широко известны до тех пор, покуда они не стали вести себя именно так, как учил Жириновский. То есть пока не стали публично нарушать те нормы, которые должны регулировать их поведение как политических фигур.

Например, таким образом стали вести себя депутаты заксобраний различных уровней. С нижней палатой нашего высшего законодательного органа это произошло после выборов декабря 2011 года, результаты которых были поставлены публикой под большое сомнение. Пережив риск признания их депутатства недействительным, они, в отличие от депутатов предыдущих созывов, не стали ограничиваться пассивной ролью одобрятелей всего, что требуется одобрить. Они превратились, так сказать, в коллективного Владимира Вольфовича.

Дума стала существенным поисковым инструментом российской политики, расширяющим поле ее потенциальных действий. Не в официальных документах, а, как правило, в устных выступлениях депутатов начали звучать такие определения или такие политические предложения, которые до того казались невозможными. И в большинстве своем оказывались невозможными и после этого. Но часть из них, пройдя своего рода апробацию, принималась и становилась элементом политического курса страны.

Это один вид трикстеров, которые стали уже не уникальными, а типовыми фигурами. Второй появился в наших массмедиа. 

Это единичные персонажи, но их важность состоит в том, что они выступают на центральных вещательных каналах, которые наши зрители (справедливо) рассматривают как трансляторов государственной воли.

Им разрешено обращаться к стране в целом, к обществу в целом. В этом смысле они занимают высокоавторитетную позицию.

И вот с этой высокоавторитетной позиции они говорят что-то, что было немыслимым в предыдущий период. Не получая наказания за пересечение запретных линий, они делают запретное приемлемым. Их угрозы в адрес наших противников, как надеются, причиняют тем то или иное беспокойство: «А вдруг за этими угрозами стоят действительные политические или военные намерения?» В условиях противостояния любая дезориентация противника считается полезной. Своей откровенной наглостью, выдаваемой за смелость, они, быть может, подкрепляют дух кого-то из «своих». Мы не беремся сказать, делает ли это более смелыми тех, кто реально встречается с военной опасностью в зоне боевых действий или вблизи нее. Но тем, кто видит *** только на том же экране, с которого вещают эти трикстеры, кажется, что, если такое можно, значит, нам все нипочем.

Примерно то же самое можно сказать об отдельных политических фигурах высокого, но не самого высшего разряда. Дипломатический язык, который испокон веку считался образцом сдержанности и предельной аккуратности, теперь заменяется ими на площадную брань и нарочитую разнузданность. Message, который посылается таким образом, состоит, видимо, в том, что, раз мы не боимся нарушить эти этикетные конвенции, значит, мы не побоимся нарушить и более серьезные, те, что регулируют отношения между странами.

Жириновский, вспомним его еще раз, в российской политической иерархии был фигурой очень высокого ранга. Ему шесть раз давали возможность претендовать на пост президента страны. И, вспомним, его электоральный успех на президентских выборах 2008 г. напугал очень многих и в России, и за рубежом. Там его сравнивали тогда с «бесноватым фюрером», то есть с угрозой мирового масштаба.

Именно Жириновский показал, какие преимущества получает тот субъект, кто в мировом сообществе субъектов, договорившихся придерживаться неких общих норм, начинает эти нормы намеренно нарушать.

Российские политические элиты это поняли, и сегодня роль трикстера поручили человеку, которому когда-то принадлежала высшая власть в стране. (Тогда он вел себя подчеркнуто официально.) А сейчас он находится на позициях и не низких, и не высоких, а таких, чтобы его слова рассматривались то ли как личная и личностно окрашенная речь, то ли как некий голос власти.

И с этих позиций он выступает по различным политическим — как правило, внешнеполитическим — поводам с идеями, предложениями, определениями, которые, вообще говоря, по политическому этикету считались невозможными.

Его речи нагружены смыслами, находившимися до того в, так сказать, тайной части арсенала наших политических идей. Усилиями этого деятеля они обнародуются, и тем самым проверяется реакция политических партнеров, оппонентов. Потом, как полагается, что-то из этих рискованных первых шагов далее поступает в политический оборот, а остальное остается, так сказать, отработанным невостребованным материалом.

Политический прием, о котором говорится в этих заметках, по сути своей прост (что и дает ему силу), и читатель без труда припомнит ситуации, когда этим приемом пользовалось и самое высокое лицо. Об этом уже многое сказано, поэтому скажем о ситуации зеркально-симметричной.

Дональд Трамп. Фото: соцсети

Ход мировой истории поместил нас в положение, которое мало кто мог вообразить. Америку, нашего могучего партнера-супостата, возглавил персонаж, коего можно считать одним из лучших учеников Жириновского. (Когда в 2008 году оказалось, что за Жириновского проголосовали миллионы российских избирателей, раздался вопль: «Россия! Одумайся, ты — одурела!» За Трампа проголосовала половина американцев, примерно это кричит другая половина.)

И вот они сошлись: наш президент, дома не упускающий случая сделать один-другой трикстерский жест, на земле Аляски показал нам и всему свету, как можно блеснуть и выиграть, демонстрируя силу через строгость и выдержку — но на фоне эскапад партнера-трикстера.

Стоит вспомнить и другую встречу, которую действующий трикстер Трамп провел с бывшим профессиональным трикстером — актером-комиком, сделавшимся президентом Украины в ее самую лихую годину. Об этой встрече в Овальном кабинете многое сказано; мнение автора — бывший комик держал удары и эту встречу выиграл по очкам.

Но в общем надо признать, что у американского экстравагантного президента побед пока больше, чем поражений. И это один из поводов поставить вопрос, ради которого, собственно, и пишутся эти заметки. Что происходит с миром в целом и что происходит с Россией как его частью, если многие базовые нормы безнаказанно нарушаются, но пока не отменены и не заменены на новые?

Вот еще один трикстер, герой недавнего времени. Он был многолик. Он был или считался поваром у самого первого лица, он создавал фабрики ботов, он за деньги воевал с кем-то в Африке, а затем обнаружился на СВО как чуть ли не самый результативный командир. Он в эфире резал какую-то правду-матку про высших военачальников, не обеспечивших армию тем, что ей нужно, и раз даже договорился до слов, будто ничего такого не следовало начинать. Как полагается трикстеру-оборотню, он повернул свои полки в обратную сторону и пошел зачем-то на Москву.

Евгений Пригожин (в центре). Фото: Пресс-служба Конкорд / ТАСС

Не будем разбирать его цели, но скажем об одном результате. Напомним, что многие наблюдатели отмечали реакцию публики на этот рейд: 

если не сочувствие, то благожелательное любопытство — чем же это кончится? Мы скажем: именно этого ждет общество от трикстера и жадно смотрит — а что выйдет из его очередной затеи, что будет с нормой, им нарушаемой?

Задаются те же вопросы и по поводу еще одного деяния этого персонажа по имени Пригожин.

Он первый публично стал забирать на фронт уголовников из мест заключения. Примечателен его призыв: вам теперь будет, куда свой адреналин потратить законно. Самим обращением к ним и этим объяснением их деяний просто избытком адреналина в крови он отменял квалификацию этих деяний как преступлений, этих людей как преступников. От чьего имени он это делал? Говорили, что санкции менее высокой, чем самая высокая, здесь быть не могло. Потом это дело поставили на поток, вместо трикстера Пригожина выступало Министерство обороны и прочие государственные ведомства.

Дело не новое, штрафбаты существовали давно и в разных странах. «Я сижу в окопе грязном, узком / к сердцу прижимаю автомат. / Вспоминает розовые губки / бывший урка — Родины солдат». Этим словам больше лет, чем всем трикстерам, упомянутым в этих заметках. Общество — и наличие такого фольклора одно из доказательств — признает возможность этой метаморфозы, преступник может стать тем, кого надо почитать как героя. Нам говорят, что ветераны СВО составят нашу элиту, а откуда они пришли на СВО, не спрашивается.

«Левада-центр»* спросил у россиян, что они думают о влиянии военных действий на их участников. «Была использована формулировка опроса 1990 года о ветеранах войны в Афганистане. Так, четверо из десяти опрошенных считают, что спецоперация сделала тех, кому пришлось пройти через нее, стойкими и мужественными (43%), а также искалечила их души (41%). Каждый пятый считает, что она сделала их жестокими, склонными к насилию (19%) и нетерпимыми ко злу, несправедливости (17%). 11% опрошенных думают, что участники СВО стали равнодушными и циничными».

Фото: Юлия Морозова / Коммерсантъ

Опрос показывает, что те, кто руководит чем-то или кем-то, озабочены тем, что вернутся люди с покалеченной психикой. В массе женщины значимо чаще мужчин думают о том, как участие в военных действиях калечит души. Но в целом получается вот что:

в глазах тех, кто остался в тылу, оружие в руках закаляет души и их калечит (а может быть, это разные слова для одного того же?), борцов за справедливость делает жестокими.

От ветеранов также ждут нетерпимости ко злу, как и равнодушия и цинизма. Кто хочет, может считать эти настроения пацифистскими. Но то же исследование, между прочим, показало, что на вопрос: «Вы лично поддерживаете или нет действия российских вооруженных сил на Украине?» — 48% россиян ответили «определенно да» и еще 30% — «скорее да».

Мы снова, теперь в массовом масштабе, сталкиваемся с тем, что то, что называлось «злом», оборачивается «добром», а «добро» — «злом». Заметим: это не в реальности, ее еще нет, ветераны еще не вернулись. Но в сознании, в ожиданиях это смешение состоялось (или всегда было, а происходящее лишь обнажило?).

Трикстер, отмечают ученые, совмещает несовместимое, ломая тем самым старые смыслы и создавая новые. Здесь нам о том свидетельствует не трикстер, а сто миллионов взрослых людей. Создают ли они сейчас новые смыслы, еще предстоит узнать. Но то, что ученым нужны новые средства осмысления, это точно.

Этот материал вышел в тринадцатом номере «Новая газета. Журнал». Купить его можно в онлайн-магазине наших партнеров.

* Минюст внес в реестр «иностранных агентов».