«Господи! Помоги нам выжить в этой смертной любви»

Насколько сблизилась азиатская часть России с Китаем, кому это сближение желанней и что дальше? 

Сибиряки видят китайцев в Китае. Или когда прилетают в Москву и Питер. Где сибирякам рассказывают, что их Сибирь скоро отойдет к Китаю, чего, по мнению столиц, сибирякам следует бояться. Хотя какая там китайская «экспансия» — напротив, въезжаешь в Китай и видишь на много километров вглубь чуть не одни русские вывески и слышишь русскую речь, а имена у китайцев — Коля да Ваня. Видят сибиряки и дальневосточники китайцев в Европе, США, Австралии, Южной Америке, Африке. Везде, где бывают. Особенно в крупных городах. А в Сибири чайнатаунов нет. Китайских ресторанов, кафе, столовок — почти нет. Даже в миллионных городах днем с огнем не сыскать. А найдешь, так там хакасы или буряты варят-жарят-парят. 

И не китайцы едут в Сибирь, а сибиряки — в Китай. Туда отправляют учить детей. В 90-е, в начале нулевых китайцы действительно в Сибирь ехали и работали здесь. Кормили нас и одевали. Как и за 100 лет до этого, и за 70. 

Например, из письма Виктора Астафьева Александру Борщаговскому, 1968 год:

А потом китайцы из Сибири исчезли. Почти одномоментно. 

Незадолго до этого я был в Иволгинском дацане — центре бурятского буддизма. Рядом находилась закрытая территория, и никто из местных не знал, что там делали китайцы. Кирпичи, что ли. Спросил: нет ли ощущения неуюта от такого соседства? И один лама сказал мне, что однажды китайцев в Бурятии просто не станет, они испарятся, как дым. Лама угадал. Правда, объяснял он это вполне ксенофобски, если не по-фашистски: дескать, так будет, потому что у них нет душ. 

Где родился и не пригодился 

Из письма моей одноклассницы и однокурсницы несколько лет назад: «Сейчас вот пишу, а за окнами канонада: китайский Новый год. Только не пойму, это кто-то сейчас в Благовещенске салютует или настолько слышно с соседнего берега. Мы тоже, кстати, с некоторых пор отмечаем еще и китайский НГ — скромнее, конечно, чем наш, но все же официальный приход нового «зверя» стали встречать. Елка теперь стоит до китайского НГ. Сейчас вот тоже бутылку шампанского бахнем и пойдем спать. 

…Дочь приехала на каникулы из Гуанчжоу, встречала ее в Харбине с теплой одеждой — в Гуанчжоу в январе было +25. Сдала там экзамены по китайскому языку. Я смеюсь, что ЕГЭ по русскому в 11-м классе сдала хуже, чем по китайскому сейчас: за русский тогда набрала 92 балла, за китайский сейчас — 99. 

… С Китаем у меня по-прежнему дружба, и, надеюсь, взаимная. Не сразу к этому пришла, постепенно, но в итоге как-то так теперь. Единственное, чего очень боюсь (и мои опасения, кажется, оправдываются), — это когда между нашими странами началась любовь на государственном уровне. Вот тут я по-настоящему испугалась. 

Мы ж не умеем дружить, у нас же «от любви до ненависти…». 

Начнутся разочарования, «обманутые ожидания» — и привет дружбе, да здравствует очередной враг». 

Одноклассница писала о том, как пенсионеры сдают в Благовещенске квартиры, сами живут в Хэйхэ (между ними менее километра). Так намного выгодней и интересней. О том, как дальневосточники летают в Москву через Харбин. Так дешевле. А потом, решая между Москвой и Гуанчжоу — где дочери учиться, — выбрала Китай. 

Дочь уже отучилась. Россия начала СВО. И одноклассница с мужем тоже из России ухала. Насовсем. 

Это, в общем, типичные сегодня судьбы. Хотя та «любовь на государственном уровне» и лидерство КНР в усилении контроля, ограничение прав и свобод напрягают многих. Как сказал мне красноярец Иван Смолин, 15-й год с краткими перерывами живущий в Китае, теперь «программные и аппаратные возможности позволяют отследить любого человека, и Китай начал терять привлекательность для иностранцев. А ведь еще в начале десятых годов это была территория свободы, и ты автоматически попадал в элиту, умеешь ты что-то делать или нет. Только за счет того, что ты белый».

Он уезжал на рубеже нулевых и десятых. За пять лет до этого из России в Китай выехало жить 500–600 тысяч человек (это не только его подсчеты, те же числа фигурировали в китайской прессе). Большой обратный отток был в 2014–2015 годах, когда жизнь в КНР подорожала, и все же перед пандемией русских в Китае оставалось не менее 200 тысяч. Сейчас — намного меньше, на порядок. Тем не менее, по официальным данным, ежегодно в Китай переезжает около 11 тысяч граждан России. 

Ну и гослюбовь продолжается. Прежнюю, что закончилась в конце 50-х годов прошлого века, на Дальнем Востоке помнят. А пока — 30-дневный «безвиз» и «зеркальный ответ». И еще куда более фантастические, пока не находящие однозначного подтверждения в китайской официальной прессе новости о «Силе Сибири — 2», о поставках исчезающих северных оленей… 

«Проиграет дурак море!» 

С бизнесом, к которому причастны господа Миллер, Дерипаска и прочие, кто стоял в свите Владимира Путина в Китае, дальнейшие истории, конечно, не имеют прямых параллелей. Ну почти не имеют. 

Поскольку тут детали глубоко частной жизни, даже интимной, имена главных героев меняю. А географию размою, скажу лишь, что действие происходит в одном из больших сибирских городов, университетском. 

…Ирина писала стихи и обладала неуемным общественным темпераментом, была на факультете заводилой. Ей предстоял взлет — станет деканом, будет «вращаться в высшем свете» города, в «ученых кругах», станет бизнесвумен, денег — как у дурака махорки (здесь не столько о количестве, оно всегда относительно, сколько о бестолковости обладания), пройдет огонь, воду и медные трубы… В итоге окажется на самом дне и будет просить взаймы у тех, кто ее помнил молодой, задорной, веселой. Раздающей махорку. А пока — 90-е, и она собирает всех, кто прежде выступал с ней на сцене в ансамбле политической песни: совсем немного в конце 70-х и начале 80-х оставалось в стране мест, где на публике и с вызовом, под гитары можно было вещать о свободе, равенстве, демократии — все эти еl pueblo unido, jamas sera vencido; de tu querida presencia, comandante Che Guevara; venceremos, venceremos; we shall overcome, we shall overcome, we shall overcome some day. Выходило вполне убедительно, правда, как понимаете, все это на испанском или английском. 

Землю купим, коттеджи построим, вещала им, певцам и гитаристам, поэтам и актрисам, Ира. Егор лишь выслушал — сам он уже уезжал путешествовать по открывшемуся миру (с ксерокопией паспорта объехал тогда его весь, но это отдельная история, как тогда встречали русских в Германии, Чили, Монголии и т.д.). Когда вернулся, выяснилось, что Ирину обокрали, сейф вскрыли, собранных с народа денег нет. 

А тогда уже с Китаем поперло сотрудничество. И у Егора к прекрасным музыкальным талантам и к испанскому и английскому был еще и очень хороший китайский — в парне четверть той крови, китаец у него дед. (В то время, например, в Иркутске многие связывали надежды с Юрием Ножиковым, и он действительно в памяти земляков остался, наверное, лучшим сибирским губернатором; Ножиков был китайцем наполовину, по отцу.) 

Давай, говорит Егор, у меня там, в Китае, подвязки, и со всеми рассчитаешься. Просто помочь ей хотел, тогда же не на деньгах еще все строилось, личные отношения были какие-то, она — душа компании. И вот их первые поездки в Китай, так удивительно это было: кто они — ну русские, да, но в общем-то люди с улицы, а для них мэр собирал всех директоров заводов, те показывали по очереди свою продукцию, нахваливали. 

Тогда быстро все делалось. Визитки напечатали: Ира — директор, Егор — переводчик. И поехали. Егор все удивлялся, почему с ним-то через губу разговаривают. А для китайцев, понял он, переводчик — это тьфу. В следующий визит, через неделю, он сделал новые визитки, где уже он замдиректора. Китайцы кланялись: о, как быстро вы выросли… И всё: приемы, выпивка, еда невиданная и халявная. Ира повадилась туда, дома уже чего-то не хватало. Дома уже воняло. Сидят, например, в родном городе, вернувшись оттуда, выпивают. Раньше за добавкой шли в магазин. Сейчас этот ассортимент уже не устраивает. И через весь город на другой конец в аэропорт на такси — там в кафе можно было купить. Взяли машину простенькую, чтоб на такси не тратиться, водила симпатичный во всех отношениях. Очень хороший парень, деревенский, чуть больше двадцати. Тоже потом пьянка погубила: поехал после их очередных посиделок — улетел насмерть. В Китае нарисовались два парня, совсем молоденькие, лет по девятнадцать-двадцать. Один стал любовником Иры, другой — ее дочери 14 лет. Егор понимал всю ненадежность схем (даже не их самих, а человеческого материала, их скрепляющего), меж тем поставки шли уже не вагонами — эшелонами. Тройное СП (совместное предприятие) давайте делать, говорит он, деньги хранить где-то в Европе. Хорошо, отвечает Ира. 

Поехали, говорит, в Париж. На себя я деньги собрала, говорит, сейчас с тобой вопрос. Егор: какой вопрос, там уже миллионы заработаны?! И не поехал. Потом уже, отойдя от всего, хотя на берегу договаривались пополам делить, дождался ее у подъезда, до утра считали по бумагам, сколько денег. Но ведь их нет, восклицает Ира. Хорошо, по новой считаем. Грубо вычитаем всё, что у нас могли украсть, — все равно там получались бешеные, невообразимые сейчас деньги. «Но их же нет!» Я, говорит Егор, не бандит, с ножом к горлу не пристану. Нет так нет. И отошел окончательно. А Ира плохо кончила. Еще кому-то звонила, от нее шарахались. 

Как песок деньги просочились через ее руки, ничего она от них не получила, только себе жизнь загубила, дочери, окружающим, нельзя таких до денег допускать, говорил Егор. 

Бог не всем и дает, добавлял. 

Что именно? Для чего, зачем? 

Сам Егор 10 лет назад уехал за границу навсегда. Не в Китай. Живет в Западной Европе. Но небольшой бизнес — в Китае и Монголии. И с ним «всё ровно». И, по-видимому, скромно. А мне больше и не надо, говорит. 

Вторая история. О том же и тоже напрямую от непосредственного ее участника. Только место действия — уже маленький город. Между Иркутском и Красноярском. Игорь в 90-е начал подниматься на лесе. Скупали лес у него китайцы. Потом в Эмираты отправлял. И снова в Китай. И «хрусты летели и летели». Была «Нива» — купил 80-й «Крузер». 

Сидят, пьют с другом. У того «Жигули» 10-летние. Хозяин бахвалится своими заработками: «Я могу «Крузак» хоть сейчас бензином облить и сжечь». Друг, весельчак, подначивает: «Давай. И мою. Нет, мою трактором раздави». 

Тот вышел, сжег «Крузер», сел в трактор — такой с клещами, которыми лес цепляют и грузят, их никогда не глушат в ожидании лесовозов. Садится и этими клещами обрушивается на «Жигуар». Утром Николай: «Слушай, как хорошо, что мне не искать больше запчасти на свою рухлядь. Хорошо погуляли». 

Он хороший был парень, веселый. Тоже думал, попрет у него однажды. Но не поперло. 

Дело весной было, они каждый раз, как гуляли после зимнего сезона, переплывали еще после бани речку, по ней в это время льдины шли — так между ними. И обратно. Традиция. 

Игорь купил себе через месяц в Красноярске новый «Крузер». Уже сотый. Его угнали через месяц, когда снова приехал в Красноярск. Еще один «Крузак» разбил в хлам, благо сам не убился. Пил, гулял. Берега потерял. В той же самой избушке через несколько лет они пили снова. 1 июня. Все было так же, друг его говорит, только вода в речке шла коричневая, мутная, то ли притоки так таяли, то ли золотодобытчики уже зашли на участок… Плыли — лед расталкивали, давили, как ледоколы. И вдруг новый хозяин жизни пропал. Николай искал сколько мог, расталкивал льды, чуть сам не потоп. 

Трусы и рубашка лежат на песке, никто не плывет по опасной реке. Китайцы потом подходили к Николаю, к другим, хотели сотрудничество возобновить. Так вроде и не поняли, почему все отнекивались. Толстые пачки налички чуть не насильно впихивали, не понимали, почему люди не берут. 

Но ведь и тут, и снова Китай ни при чем, просто мы такие люди. И у нас такие отношения… С чем/кем? Друг с другом? С деньгами? Или просто пить надо меньше? 

Это российское: случайно, под давлением нужды заняться чем-то, все талантливо устроить, заработать бешеные бабки и спустить их в унитаз. Даже не так: сделать все, чтоб эти твои деньги тебя же и убили. И окружающих тебя. 

Бедные родственники 

Да, вероятно, нельзя сравнивать с историями «Газпрома» или «Русала», но промежуточные итоги хозяйствования этих структур красноречивы не менее. Скажем, смог, перманентно зависающий над Красноярском и убивающий красноярцев, — он из-за чего? Из-за работы «Русала», во-первых, а во-вторых, из-за того, что «Газпром» не в состоянии дать газ Красноярску (газификацию краю обещают уже почти 20 лет — соглашение между краем и «Газпромом» подписывали в 2007 году). Два года назад на совещании у Путина вице-премьер Виктория Абрамченко сказала, что «90 % всех выбросов города» дают в сумме «Русал» и СГК (Сибирская генерирующая компания, добывающая уголь и его сжигающая на своих ТЭЦ). Ну с «Русалом» понятно: Путин — этого у него не отнять — выполняет обязательства и данные им слова, он и преемником стал, надо полагать, не из-за одних управленческих талантов, но и потому, что мог реально гарантировать неприкосновенность ельцинскому клану, в том числе его доходам и интересам. А они в Сибири, в «Русале». У «Семьи», у Юмашевых, там крупные пакеты акций. Потому Красноярск и задыхается. 

Но почему нет газа, почему Красноярск жжет уголь? 

По итогам того, два года назад, совещания (и перед своим предыдущим визитом в Китай), 11 октября 2023-го, Путин поручил «Газпрому» и правительствам РФ и Красноярского края «обеспечить выполнение до 2028 года мероприятий по газификации Красноярска». Однако приход в Сибирь сибирского же магистрального природного газа связан с перспективами строительства «Силы Сибири — 2». Сибири многократно с самых высоких трибун это поясняли. И что? 

Нефтегазовый аналитик Михаил Крутихин* сказал: «Россия и сейчас фактически субсидирует китайских потребителей газа, продавая его по низкой цене. То есть каждый гражданин РФ приплачивает за газ, который потребляют китайцы. В соцсетях шутят, что дальше, судя о всему, Россия будет давать газ китайцам бесплатно и еще приплачивать за то, что они соглашаются его брать». 

Какие шутки?! Спросите у Сибири. Спросите у Красноярска, Иркутска, Читы, Улан-Удэ и т.д. Их жизнь буквально зависит от аппетитов Китая. Посмотрите в госдокладах статистику смертельных заболеваний — легочных, онкологических, кровеносной системы. Вопрос газа, перевода сталинских ТЭЦ с угля на газ — это вопрос здоровья нас и наших детей, жизни и смерти. Мы готовы приплачивать! Сибирь если еще и не молится на Китай (чтобы он развивался и ему требовалось больше всего), то уж точно за него болеет. Тогда и нам, может, перепадет, бедным родственникам. Москва сама поставила дело так, чтобы Сибирь теперь радовалась именно тому, когда ею «прирастает могущество Китая». 

Вообще, это показательно: новости о подписании меморандума насчет «Силы Сибири — 2» слушал за рулем, ехать было далеко, и вот на всех радиостанциях (впрочем, и в Сети — то же, потом посмотрел) ведущие спрашивали экспертов: а «нам» вообще выгодна эта «Сила Сибири — 2»? Спрашивали о ценах, о том, как себя будет чувствовать «Газпром». И никто ничего не спросил про саму Сибирь. 

Все-таки как нация мы, видимо, тоже становимся такими, как китайцы, — все больше про деньги (дети, одно слово: хорошее у них свое, от природы, а от нас если что и перенимают, так плохое.) Но в этом соревновании Россия вряд ли может надеяться на призы. Тем более загоняя не одну экономику (речь не про нее), а сами основы народной жизни в зависимость — объективно — от Китая. 

К кому обращен Левиафан 

Иван Смолин говорит, что Китай — средство заработка. Рассказывает, что младший сын категорически не захотел связывать будущее с Китаем, уехал и поступил в МФТИ. «Дети, оказывается, не остаются в Китае, покидают его. Из тех, кого я держал в поле зрения, уехали, наверное, девять из десяти». Но есть и те, кто остается, — рассказывает о другой семье бывших красноярцев. У них сын-подросток сильно тосковал по родине. Привык. А теперь и бизнес здесь, и жена из Гонконга. Он, как и родители, уже никогда не вернется в Россию. 

Недавно Иван увидел на одном из русских ресурсов о Китае мнение Максима Колабского: «Жизнь в Китае — это бизнес, деньги — это их религия, брак — это просто сделка между двумя семьями. Это их мир, они так живут столетиями. Когда я говорю фразу «не в деньгах счастье», китайцы думают, что я дурачок. У них даже в загробном мире есть банки и система взаиморасчетов». Иван говорит: «В принципе, не так уж и далеко от реальности… Но вот сейчас в связи с «безвизом» (а один из базовых запретов к нему — на работу, на любое получение денег от китайских или иностранных граждан в качестве вознаграждения) наши граждане, особенно те, что помоложе, ринутся в Китай подзаработать моделями/тичерами/инспекторами. И мы регулярно будем слышать нытье из инета, что «китайцы забрали/оштрафовали/депортировали невинного человека». А мамы и папы будут писать админам китайских групп с просьбой найти пропавшее дитя. Я лично несколько раз помогал вытаскивать или организовывал вытаскивание таких «работничков» из китайского СИЗО». 

Григорий, мой близкий товарищ, вспоминает, как в 90-х торговал книжками-словарями (вы не поверите, но он до сих пор этим занимается, в т.ч. в Китае!), а в Иркутске в 1991-м открылся Сибирско-американский факультет менеджмента (САФ; в партнерстве с Глобальным кампусом Мэрилендского университета). И все студенты САФ, самые модные тогда (им гарантировали трудоустройство в крупнейших транснациональных компаниях), определяли ценность его словарей по одному показателю: искали в нем словосочетание Americandream. Чтобы именно так было, без пробела. Как тайный код искали, знак посвященности. Это, видимо, говорит Григорий, от других двух слов пошло, писавшихся прежде как одно, составлявших смысловую единицу, если не сказать стержень той цивилизации — hardworking. Спорный такой стержень, какая-то религия труда и награды за него, Америка довела этот сюжет до совершенства, абсолютной наглядности, но кого это теперь зажигает? Взгляните на молодежь. В Америке или тем более в России (где к тому же марксизм и советские практики качнули маятник в другую сторону — равенства в лузерстве) никто уже не ухайдокивается в поте лица, никто не вырывает кусок. 

Китай — другое дело. 

Речь не об одном трудолюбии, дисциплине, послушании, опоре на собственные силы, трезвости, все это спорные ценности, мы же не в концлагере пока, но даже просто большие деньги, заработанные на сотрудничестве с китайцами, мы не можем переварить в пользу себе. А еще важно то, что китайское государство, пусть это Левиафан еще круче нашего, — впереди китайцев. Оно их защищает, они за ним, как за Великой китайской стеной. Русские если и видят государство, то тогда, когда оно обращает свой оскал к ним самим. И все это знают или чувствуют, мы в разных весовых категориях. 

Достаточно посмотреть на погранпереходы с российской и китайской стороны. С нашей стороны водители фур просто умирали в очередях за рулем, стояли неделями, гостиниц нет — запустили было электронную очередь, и вот только что генпрокурор Краснов на Восточном экономическом форуме сообщил, что выявили схему, как создавалась искусственная очередь с последующей продажей мест. С нашей стороны — какие-то сараи. Со стороны КНР — все обустроено под человека и для человека, все условия созданы. 

Достаточно вспомнить, как наши туристы, застрявшие в Хэйхэ, когда сломались «пумы» (катера на воздушной подушке), звонили домой и молили о помощи. Вот он, Благовещенск, рядом. А не вернуться. И полтысячи человек толпилось на таможне сутки, вторые, дышать было тяжело: «Обидно, что мы тут как брошенные. Есть мост Хэйхэ — Благовещенск, но там идут только большегрузы. Китайцы смеялись: «Россия вас не забирает». Китайцы своих с Хэйхэ и из Благовещенска возили и возят без сбоев. 

«Мощь достижений» 

Цитата из речи Владимира Путина, 2014 год, май, Путин тогда популярно объяснял, как два маршрута газа из Сибири, восточный и западный, те, что потом назовут первой и второй «Силой Сибири», могут помочь развитию отдельных регионов Китая: 

«Для Китайской Народной Республики это возможность уменьшить дефицит энергоресурсов. И что немаловажно, я вчера об этом тоже говорил, мы чувствуем, конечно, озабоченность первых лиц китайского государства, связанную с необходимостью улучшения экологической обстановки в крупных городах. А как мы знаем, газ природный — это самый экологичный вид углеводородного сырья. Конечно, мы очень рассчитываем, что наше сотрудничество улучшит ситуацию в крупных китайских городах с точки зрения экологии». 

А вот слова Путина же от 4 сентября 2025 года, Владивосток: «В ближайшие годы на Дальнем Востоке прогнозируется кратный рост спроса на природный газ. Уже сейчас видны признаки его дефицита в регионе: обеспечить снабжение новых предприятий порой сложно. <…> Строительство газотранспортной инфраструктуры на Дальнем Востоке — это объективно дорогостоящий проект. При этом в регионе есть солидные запасы угля. Мы сегодня на первом мероприятии об этом вспоминали. В этой связи полагаю целесообразным оценить возможности расширения угольной генерации на Дальнем Востоке». 

…Что до Красноярска, то еще два года назад ко Дню народного единства в самом центре города газопровод «Сила Сибири»… нарисовали. На стене. Красками. Ну чтоб хоть где-то был. «Уличный рисунок размером с дом — 20 метров в длину». «Крутой арт-объект, фотозона и просто место притяжения». «Мы вложили в рисунок мощь достопримечательностей и достижений России». Нейросеть сгенерировала, художники перенесли на стену. 

* Минюст РФ внес в реестр «иноагентом».