«В военкомате были в бешенстве, что у них отбирают пациента»

Как и во все призывы прошлых лет, большинство облав происходят в метро. В вестибюлях станций спальных районов, в центре города, в подземных переходах — под присмотром каждый уголок.

Как правило, парня засекают камеры городской системы видеонаблюдения. Полицейские в метро получают сигнал: обнаружен «уклонист». Он уже входит в вагон поезда, как сотрудник полиции хватает за рукав. Окликает по имени и отчеству, провожает в отдел полиции на метрополитене, а затем чаще всего везет прямиком на сборный пункт, на Угрешскую улицу. С Угрешской вытащить человека невозможно. На вопрос «все же почти невозможно?» правозащитники отвечают: нет, просто невозможно. Только если призывник сам этого не добьется, устроив на сборном пункте скандал или выставив себя сумасшедшим.

Есть в охоте на призывников и новации. Этой весной облавы на молодых парней устраивают не только в подземке, но и в фитнес-центрах. Так, в конце апреля силовики в масках, с собаками пришли в фитнес-клуб «Комета» на юге Москвы. Выстроили мужчин вдоль стены, требуя у каждого признаваться, что написано в военном билете. 

А если не открывают — чего бы дамам не пойти на хитрость? «Был один кейс, когда сотрудники управы выдали повестку, спрятавшись за спиной курьера. Курьер позвонил в дверь, призывник открыл — и получил повестку прямо в руки от представителя управы», — рассказали «Новой» в Движении сознательных отказчиков (ДСО) (признано «иностранным агентом». — Ред.).

При этом военкомат ищет не только тех, в отношении кого уже вынесено решение о призыве. Вызывают и для уточнения оснований для медицинской отсрочки. «В этот призыв уклонистами начали считать даже тех, кто не явился на «уточнение данных», — добавляют юристы. — Эти повестки на «уточнение данных» — способ легализовать задержания. Московские военкоматы объявляют в розыск всех, кто не явился по любым повесткам, даже если это просто уведомление через mos.ru».

«Прокурор сказал: «Вы пока метро избегайте»

• История Леши (все имена призывников изменены. — Ред.)

У меня с детства непризывное заболевание. Проблемы с бедром — периодически выскакивает серьезное воспаление. В эти периоды я не могу нормально сидеть и ходить. Не говоря уже о том, чтобы бегать. За всю мою жизнь у меня было пять или шесть операций из-за рецидива, новообразование снова вырастало. В какой-то момент эта болячка визуально стала выглядеть лучше, но скоро ее снова нужно будет оперировать — она постоянно вырастает, хоть теперь и медленнее.

Сейчас мне 23 года. После выпуска из школы в военкомате регулярно проверяли историю моей болезни, видели, что у меня случаются воспаления, поэтому спокойно продлевали категорию «Г» на полгода (категория «Г» — «временно не годен», отсрочка выдается на срок от 6 до 12 месяцев. — Ред.). Так было всегда, до осени. Моя ошибка была в том, что, когда бедро стало выглядеть лучше, я перестал ходить к врачу. И так как в ЕМИАС (Единая медицинская информационно-аналитическая система Москвы, в которой хранятся данные из медкарты пациента. — Ред.) нет данных о последних посещениях врачей, получается, что я здоров. 

Этой осенью мне звонят из управы. Говорят: «Вам пришла повестка в Единый призывной пункт на Яблочкова (ЕПП), приходите за ней к нам, обязательно приходите. Не придете — вас объявят в розыск». Я думаю: «Ну, боже мой, схожу, раз уж управа так угрожает». Взял у них повестку, пошел на Яблочкова обследоваться. Прихожу туда, меня осматривает хирург, который заявляет, что никакой болячки у меня нет, все чисто. И меняет мне категорию на «Б-3» — «годен с незначительными ограничениями». Там же мне выдают повестку, в которой сказано, что у меня три дня на сборы перед отправкой в армию. Я понимаю, что происходит беспредел, но не хочу вступать в конфронтацию с военкоматом. У меня всю жизнь была непризывная болезнь, и всегда, приходя в военкомат, я был спокоен. Эти три дня я решаю использовать, чтобы подать жалобы в Генеральную прокуратуру, в военкомат и в Останкинский суд — по адресу этого суда находится ЕПП. Но мне приходят ответы, что это не их дело.

Как-то я пережил осенний призыв, собирая медицинские документы. Тут на прошлой неделе в понедельник в метро меня задерживают полицейские. Обращаются ко мне по имени и отчеству. Я законопослушный человек, я спокойно иду за ними. А мне говорят, что мое лицо забито в базу розыска, и по причине мероприятия «Призывник» я должен быть доставлен сначала в ОМВД, а потом на Угрешскую.

Меня отвели в пункт полиции в метро, там я сидел и требовал документы, на основании которых меня задерживают. Мне их отказывались давать, потому что — «меня не задерживают». Но на вопрос «а могу ли я в таком случае уйти?» отвечали, что нет. Если уйду — это будет «неповиновение полиции».

Затем мы стали ждать, когда приедут представители ОМВД, поскольку полицейские в метро не могут покинуть свой пост. Наконец-то меня доставили в ОМВД. В ОМВД мне должны были показать административный иск от военкомата. Но мне сказали, что эти документы должны были выдать в метрополитене. Начался какой-то перевод стрелок.

В это время полицейским кто-то позвонил и сказал, что меня срочно нужно везти на Угрешскую. 

Мне стало страшно. Я позвонил всем, кому мог. 

На Угрешской у входа нас уже было человек десять. У каждого свой конвой. Стояли мы так минут пятнадцать на солнышке, потом нас начали по одному запускать в проходную. Я сразу сказал сотрудникам Угрешской, что ничего из своих вещей я отдавать не буду, «потому что происходит беззаконие». 

Свои вещи положил в металлоискатель, но когда ноутбук и телефон попросили положить в конверт и сдать, я отказался. Ребята начали отдавать паспорта, у них переписывали данные, а я стоял и ждал. Вел себя интеллигентно, мы с полицейскими даже в слова поиграли и спокойно пообщались.

После этого полицейские решили, что им пора ехать, но тут их отказался отпускать сотрудник с Угрешской. Сказал: «Вы никуда не поедете, потому что вы мне его не передали». А они спрашивают: «Как мы его передадим? Документов на него нет» 

Это был очень долгий разговор, но по его итогу получилось так, что полицейские могут уходить. И я перестал быть под чьим-то контролем. Попросился у охраны выйти вместе с полицейскими. «Но как ты выйдешь?» — говорит мне охранник. Я спрашиваю в ответ: «Вы меня задерживаете?» — «Нет». — «Тогда я пошел».

В дверях скопились возмущенные родственники и охрана. Я воспользовался этой суетой, стал к каждому сотруднику Угрешской подходить и спрашивать: «Собираетесь меня задерживать?» Мне отвечали: «Нет», «Нет», «Нет». Я и вышел. 

Сейчас очень хочу продолжить свое спокойное существование. Моя тетя пришла жаловаться прокурору на всю эту ситуацию, он сказал: «Происходит какая-то чушь. Вы пока метро избегайте». Я не уклонист и не преступник. И моя жизнь всегда была под защитой государства в плане моего призывного статуса. Теперь я осознаю, что это понимают все люди, кроме хирурга из ЕПП, который решил попортить мне жизнь.

«У меня трясучка, что за ним придут в больницу»

• История Сережи, рассказывает его мама Юлия

— Сейчас Сереже 22 года. После девятого класса он поступил в художественный колледж на реставратора. Он уже был на третьем курсе, как нам пришла повестка на прохождение срочной службы. Мы взяли справку из колледжа и принесли в военкомат: «Здравствуйте, вообще-то мы учимся». Через пару лет Сережа получил диплом, и нам снова приходит повестка. Он официально пытался получить отсрочку от армии по состоянию здоровья. У него психиатрический диагноз — шизоидное расстройство. Мы приносили справки, выписки из районной поликлиники и ПНД (психоневрологического диспансера), но военкомат их игнорировал. Ему ставили категорию «Б-3» — «годен с незначительными ограничениями». Он пытался добиться переосвидетельствования, ходил по врачам, собирал новые документы — все безрезультатно. 

Тогда мы с Сережей взяли его положительную характеристику из колледжа, взяли документ, что он получил образование художника-реставратора, у него нет военной подготовки, написали большое сочинение о том, что он — пацифист, рос в воцерковленной семье. Я даже никогда ему не покупала игрушечных пистолетов, для меня как для мамы эти игрушки были и остаются дикостью. Так мы с ним вдвоем подготовили заявление на альтернативную гражданскую службу (АГС). Он не отказывался от исполнения гражданского долга — хотел служить, но в другом формате, как позволяет закон.

Наше заявление на АГС проигнорировали, но кое-как мы пережили тот призыв. Весной опять приходит повестка — мы снова подаем заявление на АГС. Снова ноль реакции. Только теперь еще приходит административный штраф за то, что он не явился по повестке. В следующий призыв нам приходит повестка с предупреждением, что если он не явится в военкомат, последует штраф в несколько раз больше. А также присылают уведомление, что по нашему заявлению на АГС комиссией вынесено отрицательное решение. Я помогаю Сереже написать жалобы в прокуратуру, мэру — на то, что комиссия была проведена без нашего участия в одностороннем порядке. Подача на АГС — это и так очень сложно для ребят. Почти всем сейчас отказывают. 

…Наступает этот весенний призыв. Начало апреля. Сережа живет с моей мамой, его бабушкой. Звонит мне по громкой связи. К ним пришли полицейские и пытаются выломать дверь. Они кричат, что он в федеральном розыске. Вот с какой стати в федеральном розыске? Ничего, кроме административной ответственности, ему не грозило! Они давят: «У нас повестка от военного комиссара. Откройте немедленно, иначе будем караулить тебя у квартиры каждый день, будет только хуже. Мы тебя повяжем и увезем». Даже соседи выбежали на лестничную клетку. 

Я позвонила в полицию и сказала, что какие-то люди ломятся к нам в дверь. Мне перезвонили и подтвердили: «Да, это наши сотрудники, сейчас мы им позвоним, чтобы они вели себя нормально». После этого они начали разговаривать спокойно, просто продолжали запугивать: «Представляешь, насколько будет хуже, если ты не пойдешь с нами».

Сережа решил, что поедет. Говорит: «Я переживаю за бабушку, она очень нервничает». Говорит мне: «Я пойду с ними, ну, а что будет со мной? Во-первых, я условно псих, во-вторых, я теперь из дома вообще, значит, не смогу выходить — буду ходить и бояться, что меня где-нибудь поймают»

Сначала его увезли в отделение — вместе с еще одним парнем, которого задержали по пути. Там он написал объяснительную, что вышел из дома по собственной воле. Там его спрашивают: «А где твоя справка, что ты на учете?» Он говорит: «В ПНД». Его повезли в ПНД, выпустили из машины одного, сказали: «Отпускаем, бери свою справку, дурачок». Там он взял справку, и те же сотрудники отвезли его уже в военкомат Перово.

Там он провел несколько часов, прошел какие-то социальные тесты с вопросами вроде «из какой ты семьи, как относишься к таким и таким вещам».

Потом сотрудник военкомата сказал: «Тебя сюда привезли, чтобы я тебе выписал штраф — 30 тысяч рублей. Но раз ты сам пришел, не буду ничего выписывать. Здесь ты нам не нужен. Езжай в ЕПП на Яблочкова, завтра пройдешь медкомиссию, тебе сразу выдадут справку, что у тебя категория «Д» (не годен к военной службе. — Ред.) — и все, зачем ты нам?» Я понимаю, почему он так сказал: люди с категорией «Д» с психическими расстройствами больше опасны, чем полезны. Мало ли, что у него на панике на службе случится. 

На следующий день он поехал на Яблочкова к 10 утра. У него там забрали телефон на весь день, вышел он только в восемь вечера. На Яблочкова сказали, что вообще не уверены, что у него есть какие-то расстройства. Но дали направление на госпитализацию в больницу на Преображенке на 10 дней.

Юристы сказали, что нам повезло, что дали направление. Чаще всего не дают: «Заболевания у вас нет, три дня на сборы». 

У меня уже трясучка, что за ним придут в больницу. У знакомых сын с детства с диагнозом «шизофрения» — его все равно забрали в армию. Как так? На комиссии были все медицинские бумаги, но написали «годен» и отправили служить.

«Скорая поставит катетер, откачает мочу, и процесс отправки продолжится»

• История Максима 

— Меня задержали в метро — сработали камеры. Моя вина в том, что я забил на правила безопасности: снялся с учета в московском военкомате и должен был встать на учет в другом городе, в который переезжаю, до 15 апреля. Думал, что бояться нечего, пока я в Москве.

Полицейский в метро попросил у меня паспорт, а я, пока искал паспорт, сразу включил камеру на телефоне. Он это заметил и моментально надел на меня наручники. Повел в комнату полиции. Телефон и паспорт забрал. Начал звонить, чтобы за мной приехал наряд, и отвез на сборный пункт. Минут через сорок я упросил его дать мне телефон, чтобы записать голосовое сообщение жене. А еще часа через два за мной приехали полицейские, отвезли в отдел, и там уже дежурный пытался связаться с военкоматом, который был инициатором объявления меня в розыск. Прошло уже часа четыре с момента моего задержания — никто так и не приехал за мной. Дежурный уже нервничал, торопил того, кому звонил. Приехал сотрудник управы моего района. И, кажется, он сам не понимал, что со мной дальше делать: то говорил, что меня сейчас доставят в другой отдел полиции, то, что поедем в районный военкомат, а еще — что мне срочно нужно на «Угрешку», потому что я якобы уже призван.

Ближе к восьми вечера меня посадили в полицейскую машину. Только когда приехали — я понял, что на «Угрешку». Я все еще требовал протокол задержания и обоснования, почему я тут нахожусь. Сдал телефон в специальный конверт, а потом порвал его и попытался сбежать. Полицейские схватили меня и буквально занесли в здание насильно. Я отказался идти сам. Общался со всеми настолько нагло, насколько вообще могу, не стеснялся никаких выражений, потому что чувствовал, что я уже в ситуации, когда мне терять нечего. Мне говорили, что «таким, как я, нужно уезжать из страны или сидеть в тюрьме за слова об армии».

Но к вечеру у меня сильно разболелась спина, поэтому я попросил вызвать врача, чтобы он дал мне обезболивающее. Он пришел, дал мне таблетки. Спина не проходила, через пару часов стало хуже, я снова попросил позвать врача. Но мне передали, что он не придет, и нужно просто полностью накрыться одеялом и повязать какую-то одежду вокруг спины. Пробовал сходить в туалет — не получалось помочиться. 

Всю ночь я охал от боли, никто не подходил. Утром пришел другой дежурный врач. Я сказал ей, что не могу сходить в туалет. Она осмотрела меня, сказала: «Если мы вызовем скорую, они поставят тебе катетер, откачают мочу и процесс отправки продолжится, имей в виду». Выдали две таблетки но-шпы. А потом посадили куда-то в сторону, подальше от туалета, и сказали, что нужно пить как можно больше воды, по совету врача. Я все равно не мог сходить в туалет. Стало еще хуже.

Пришла главврач, которая должна была провести медкомиссию, и из-за того, что я не смог сдать мочу, которая была нужна, вызвала скорую. Скорая приехала, фельдшеры сказали, что меня нужно госпитализировать, так как поднимается температура. 

Тут уже сотрудники военкомата были в бешенстве, что у них отбирают «пациента».

Меня отвезли в больницу, где я часов пять проходил обследование. Там я начал мочиться, часа через два-три — возможно, потому что со мной начали обращаться как с человеком. Диагноз — камень в мочевом пузыре, боли обострились от нервов.

Я вышел из больницы и просто ушел домой. В метро я не буду появляться.