Выражение «как Новый год встретишь, так его и проведешь» еще никогда так тесно не соприкасалось с политической повесткой, как в случае с минувшим зимним сезоном в Куршевеле. В январе в соцсетях активно тиражировались видео, на которых российские туристы отдыхают на горнолыжном курорте во Французских Альпах так, словно встречают не 2025 год, а максимум 2007-й. Повсеместно реющие триколоры, водка «Белуга» Gold Line на столах в après-ski ресторанах, которую разносят официанты в русских народных костюмах, — принадлежность происходящего к 2020-м выдавал разве что «патриотический» хит Татьяны Куртуковой «Матушка-земля, белая березонька», фоново звучащий на половине куршевельских роликов.
«Фишка в том, что русские здесь — да, впрочем, и всюду — живут не в свое удовольствие, а напоказ. Точнее, удовольствие именно в том, чтобы напоказ выставлять удовольствие… повод для гордости — жить всюду, как в России», — описывал в 2007 году свои впечатления от «русского Куршевеля» журналист Дмитрий Губин*. Тогда же бывший главред российской версии GQ Николай Усков охарактеризовал доминирующий тренд в обществе потребления РФ как «путинский гламур».
Прилагательное «путинский» отвечало за идеологическое аннулирование явления. Потому что гламур сам по себе еще не равноценен аполитичности: феномен «радикального шика», о котором в культовой статье для журнала New York писал Том Вулф, тоже можно назвать своеобразным ответвлением гламура. Однако он всецело выстроен вокруг заимствования высшим классом «низких» антиэлитарных, часто леворадикальных идей — пускай и заимствования не вполне искреннего.