«Рассмотреть в особом порядке, с применением высшей меры наказания — расстрела» 

К вопросу о приличиях

Никаких «новых данных» нет и быть не может. Пленных расстрелял НКВД по секретному постановлению Политбюро ЦК ВКП(б). К несчастью, первыми об этом заявили враги, «советские» же принялись оправдываться — уже в 1944-м послали в освобожденную от немецких захватчиков Катынь комиссию академика Бурденко, а позже попытались привлечь на свою сторону Нюрнбергский трибунал… Но в 1990-м вину СССР был вынужден признать президент страны Горбачев, следом все три президента России (Ельцин, Путин, Медведев) заявили, что оправданий содеянному нет, равно как нет оправданий многолетней тупой и отвратительной лжи по этому поводу, целенаправленному уничтожению документов (не всех, не всех!), затыканию рта всем, кто может сказать правду.

Появилась надежда, что «Катынь» — это горькое, постыдное, но пройденное прошлое.

Сначала считалось, что засекретила сама прокуратура. Потом — что «Межведомственная комиссия по защите государственной тайны» (МВК); эта комиссия обнаруживает государственные тайны в самых неожиданных местах.

Но еще 21 сентября 2010 года в Московском городском суде состоялось очередное (седьмое) заседание по «заявлению Общества «Мемориал»* о незаконности засекречивания Межведомственной комиссией по защите государственной тайны Постановления Главной военной прокуратуры (ГВП) от 21 сентября 2004 года о прекращении расследования «катынского уголовного дела». Именно на этом заседании были представлены документы и ГВП, и МВК, в которых оба ведомства решительно открещиваются от того, что именно они засекречивали дело. Тогда кто?! Утверждают, что в суде засекретивший дело назван был, но с участников процесса взяли подписку о неразглашении…

По мнению «Мемориала», в письмах ГВП и МВК не содержится каких-либо сведений, которые в соответствии с действующим российским законом можно было бы отнести к государственной тайне. Тем не менее и прокуратура, и Межведомственная комиссия проставили на своих ответах гриф «секретно» или «для служебного пользования».

Страна чудес!

Риторический вопрос: почему «катынские» документы и спустя столько лет окутывает такая секретность?

На 60-летии Евгения Шварца Михаил Зощенко сказал, что с годами он меньше ценит честность, мужество, даже правдивость. Главное, он считает, человеческое качество — приличность.

Воля ваша, но государство продолжает вести себя неприлично.

Государство сказало — все!

17 марта 1992 года в рамках еще не закрытого уголовного дела по поручению Главной военной прокуратуры была назначена комиссия экспертов, которая через 15 месяцев составила объемное (на 50 машинописных страниц) заключение «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД в апреле — мае 1940 г.»

Приведу имена членов этой комиссии:

• директор Института государства и права Российской академии наук академик Б. Топорнин;
• заведующий сектором уголовного права и криминологии Института государства и права Российской академии наук, доктор юридических наук, профессор А. Яковлев;
• главный научный сотрудник Института сравнительной политологии Российской академии наук, доктор исторических наук, профессор И. Яжборовская;
• ведущий научный сотрудник Института славяноведения и балканистики РАН, доктор исторических наук В. Парсаданова;
• доцент кафедры спецдисциплин Военной академии Советской армии, кандидат военных наук Ю. Зоря;
• старший эксперт отдела судебно-медицинской экспертизы Центральной судебно-медицинской лаборатории Министерства обороны России, подполковник медицинской службы, кандидат медицинских наук Л. Беляев.

Вот выдержки из их работы. Замечу: если эти люди «ошиблись» в своих заключениях, если они их фальсифицировали, то было бы правильно к уголовной ответственности привлечь их самих. До сих пор этого, напомню, сделано не было.

Вот что написали эксперты:

«В сентябре 1939 года в течение 12—15 дней одной лишь группой войск Украинского фронта в битвах и маневрах из числа окруженных взято в плен 10 (польских) генералов, 52 полковника, 72 подполковника, 5131 офицер, 4096 младших командиров и 181 223 рядовых польской армии.

Положение военнопленных регулировалось не армией, а НКВД. Установление правовых основ содержания и дальнейшее решение судеб военнопленных изначально определялось при помощи нормативных актов НКВД. Уже с 17 сентября задача охраны и конвоирования польских военнопленных, принимаемых от армейских частей, была возложена на конвойные войска НКВД. С 22 сентября была развернута система лагерей.

Л.П. Берия конкретизировал поставленные перед Осташковским и Старобельским лагерями задачи, подчеркнув особую важность изоляции офицеров, полицейских и других выделенных в спецлагеря категорий военнопленных. Директива Берии от 8 октября 1939 года гласила, что эти лица не подлежат освобождению ни при каких обстоятельствах. Это противоречило Приложению к Гаагской конвенции, предписывающей освобождать военнопленных после окончания военных действий.

По выявленным данным, на 29 декабря 1939 года в лагерях из 15 105 человек больше половины было офицерами (56,2%), из их числа армейские офицеры кадрового состава составляли 44,9%, офицеры запаса — 55%. Остальные 650 — отставники. В результате всеобщей регистрации и задержания всех военных в их числе оказались три инвалида без руки или без ноги.

Другие категории, обычно перечисляемые для «классовой оценки спецконтингента», по статистике выглядят весьма скромно: на 26 декабря 1939 года во всех трех лагерях было пять разведчиков, 27 помещиков, 27 осадников, шесть «активных членов антисоветских партий».

В ответ на запрос начальника Старобельского лагеря от 4 ноября 1939 года (начальник только что созданного Управления НКВД по делам военнопленных) П.К. Сопруненко и начальник учетного отдела И.Б. Маклярский разъяснили, что Женевская конвенция 1929 года о военнопленных «не является документом, которым вы должны руководствоваться в практической работе. Руководствуйтесь в работе директивами Управления НКВД по делам военнопленных». Как известно, входивший в Лигу Наций СССР должен был соблюдать международные конвенции.

В их (пленных) адрес формулировалось общее обвинение, созвучное статье 58, пункту 13 УК РСФСР 1929 г., что «все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти», «заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю».

В докладе руководителя опергруппы НКВД СССР Трофимова Л.П. Берии от 20 октября 1939 г. подчеркивалось, что «подавляющее большинство военнопленных офицеров открыто резко враждебно настроено по адресу Германии и скрыто враждебно по отношению к СССР». В Старобельском лагере, по данным его руководства, они заявляли: «от одних врагов бежали, к другим попали»; «советское правительство проводит такую же агрессивную политику, как и Германия». Четко было выражено стремление прогнать немцев и возвратиться домой. Агентура сигнализирует о том, что поляки считают, что 

5 марта 1940 года секретная записка наркома Берии с предложением расстрелять заключенных поляков была рассмотрена и одобрена Политбюро ЦК ВКП(б).

На записке были собственноручные (подтвержденные впоследствии графологической экспертизой) визы Сталина, Ворошилова, Молотова и Микояна и пометка «т. Калинин — за, т. Каганович — за». Подлинность записки и постановления Политбюро от 5 марта 1940 г. была подтверждена почерковедческой и криминалистической экспертизами.

Рассмотрение дел и вынесение решений возлагалось постановлением на «тройку» в составе руководящих работников НКВД СССР — заместителей наркома В.Н. Меркулова и Б.З. Кобулова, а также начальника 1-го спецотдела Л.Ф. Баштакова. Однако как рассмотрение дел, так и вынесение решений превращалось в чисто техническую ведомственную операцию, поскольку постановление предписывало «рассмотреть в особом порядке с применением к ним высшей меры наказания — расстрела».

По запросу заместителя начальника Управления по делам военнопленных НКВД СССР И.И. Хохлова от 11 марта 1940 г. со сроком исполнения 15 марта был составлен список содержавшихся в лагерях священнослужителей, которые были вывезены из лагерей и расстреляны.

Расстрелы осуществлялись во внутренних тюрьмах УНКВД в специально оборудованных помещениях вечером и по ночам, поодиночке, в Катынском лесу — днем, партиями. Расстрелами и захоронениями поляков занимались сотрудники комендантской службы, тюремные надзиратели и водители УНКВД названных областей. Вся непосредственная работа по отправке военнопленных на расстрел контролировалась Управлением по делам военнопленных НКВД СССР и лично П.К. Сопруненко и И.И. Хохловым, которые требовали неукоснительного соблюдения секретности и точности при отправке военнопленных в соответствии со списками-предписаниями, а также систематических докладов о ходе разгрузки лагерей.

После завершения операции по указанию П.К. Сопруненко и С.В. Нехорошева значительная часть документации о военнопленных для сокрытия факта расстрела была сожжена. 

Согласно записке КГБ при СМ СССР (Хрущеву. — П. Г.) за подписью председателя КГБ А.Н. Шелепина от 3 марта 1959 г. всего было расстреляно 21 857 человек «лиц бывшей буржуазной Польши», в том числе в Катынском лесу (военнопленных из Козельского лагеря) — 4421 человек, из Старобельского лагеря — 3820 человек, из Осташковского лагеря — 6311 человек (как место расстрела указывались лагеря). 7305 человек были расстреляны в «лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии». Шелепин испрашивал разрешения уничтожить учетные дела расстрелянных поляков, «дабы не расконспирировать операцию», ответственность за которую Советский Союз переложил на Германию.

Допрошенный в качестве свидетеля А.Н. Шелепин подтвердил подлинность записки и фактов, изложенных в ней.

П.К. Сопруненко, допрошенный в качестве свидетеля с применением видеозаписи, подтвердил, что он был лично ознакомлен с постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) о расстреле польских военнопленных. Расстрелянных захоронили на территории дачных участков УНКВД указанных областей.

Аналогичные показания дал бывший начальник УНКВД по Калининской области Д.С. Токарев, который, кроме того, пояснил, что в Калинин для организации расстрелов приезжали комендант НКВД СССР В.М. Блохин, начальник штаба конвойных войск НКВД комбриг М.С. Кривенко и начальник транспортного управления НКВД СССР С.Р. Мильштейн. Военнопленных расстреливали в подвальном помещении внутренней тюрьмы УНКВД Калининской области ночью, по одному, выстрелом в затылок из немецкого пистолета «Вальтер». Трупы захоронили на дачном участке УНКВД в поселке Медное Калининской области.

…А потом началась война; в Смоленскую область пришли гитлеровцы. Через два года они случайно обнаружили в Катыни захоронения.

В Катынском лесу с 29 марта по 7 июня 1943 г. (3 июня были засыпаны прежние могилы, 7 июня закончилось перезахоронение останков) велись работы по эксгумации трупов польских военнопленных, которые с 15 апреля практически осуществляла Техническая комиссия Польского Красного Креста под наблюдением немцев. Были вскрыты семь могил полностью, восьмая — частично; доказано нахождение в могилах трупов: по немецким данным — 4123, по польским — 4243; большую часть из них (2730) удалось идентифицировать. Они были снабжены жетонами и уложены по порядку. Обширная коллекция вещественных доказательств была передана немцам по их требованию (однако две копии детальных протоколов и часть вещественных доказательств полякам удалось сохранить, и они находятся в настоящее время в Кракове, сохранены также дневники и записки военнопленных, 20 из которых опубликованы).

После освобождения Смоленской области власти СССР предприняли отчаянные шаги, чтобы открытия немцев дезавуировать.

Задачи (созданной) комиссии академика Н.Н. Бурденко определялись в письме возглавлявшего Чрезвычайную государственную комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, председателя Президиума Верховного Совета Н.М. Шверника, посылавшего Н.Н. Бурденко для ознакомления немецкое заключение — «германскую фальшивку» — с рекомендацией открыто не полемизировать с ней.

Тем не менее, отрицая тщательность предыдущих осмотров, наличие разрезанных карманов одежды, обуви и т.п., члены комиссии неоднократно пытались обвинить предшественников в фальсификациях, подкидывании документов и других вещественных доказательств, являвшихся основой для датировки захоронения весной 1940 г. 

Зато служившие подтверждению советской версии девять документов были обнаружены членами комиссии Бурденко только у шести из первой сотни останков, эксгумированных до приезда комиссии (! — П. Г.). При определении виновности немцев в расстреле польских военнопленных давались ссылки на несколько документов, которые потом больше нигде не предъявлялись, не публиковались и не исследовались (в частности, блокнот бургомистра Смоленска Б.Г. Меньшагина, почерковедческая экспертиза других его записей). 

Не пытаясь ответить на явные вопросы, члены (советской) комиссии допускали явные передержки по другим позициям: способ расстрела выстрелом в затылок представлялся как чисто немецкий, вносился элемент перевозки трупов из других лагерей с одновременным завышением количества погребенных в Катыни жертв до 11 тысяч и т.д.

Работа комиссии была закончена в спешке, выводы сделаны небрежно, без соблюдения необходимых требований и подтверждения серьезными доказательствами. Результаты были немедленно опубликованы, доложены на международной пресс-конференции, стали «советской официальной версией» Катынского дела на несколько десятилетий.

На основании материалов следствия в настоящее время можно со всей определенностью утверждать, что выводы комиссии Н.Н. Бурденко были звеном в цепи фальсификаций, предпринятых сталинским партийно-государственным руководством и органами НКВД для сокрытия правды о катынском злодеянии.

Все польские военнопленные, расстрелянные в УНКВД трех областей, как они записаны в списках, а также 7305 поляков, расстрелянных без суда и вынесения приговора в тюрьмах Западной Белоруссии и Западной Украины, не совершили преступления, предусмотренного статьей 58, пунктом 13 УК РСФСР, или иного и подлежат полной реабилитации как невинные жертвы сталинских репрессий, со справедливым возмещением морального и материального ущерба…»

Это не сделано до сих пор.

***

Повторяю, я не комментирую эти выдержки из «Заключения» комиссии экспертов. Подчеркну лишь, что выводы ее за минувшие годы никем не опровергнуты, все предпринятые попытки были недобросовестны, смехотворны. Но все, кто выражает «иную точку зрения», с этим экспертным заключением и не спорят, словно нет его. Закрывая в 2004 году уголовное дело, российские официальные лица пытались сослаться лишь на моральные страдания родственников палачей, на то, что непосредственные виновные уже мертвы, и даже на то, что сделано все было «в полном соответствии с законом — Уголовным кодексом 1929 года».

Теперь говорят: «А ведь суда-то не было!.. Значит, преступниками их называть нельзя!..»

Да, полное (без фантастических, позорных оговорок) признание совершенного преступления, возобновление уголовного дела, суд, конечно, еще раз испортят благостную картинку нашей истории, которой (всей!) мы «заслуженно гордимся», ибо «мы всегда были правы», а где в правоте и возникают сомнения, можно написать (в учебниках под редакцией Мединского): «У историков на этот счет существуют и другие взгляды». В книгах по географии, между прочим, ссылок на «других ученых», полагающих Землю плоской, нет.

Да, с каждым годом для репутации страны признание будет все более тяжким.

Да, возобновление уголовного дела может помешать установке все новых памятников преступникам, кстати сказать, не лишенным (из чувства гуманности?) орденов за совершенные ими преступления. Да, это потребует и назвать всех виновных в позорном замалчивании страшных страниц нашей истории.

* Признано «иностранным агентом» и ликвидировано.