Что более всего поражает, когда читаешь о Сталине, так это его неколебимая верность друзьям-товарищам. Он и от других того же требовал; вон, в знаменитом телефонном разговоре с Пастернаком, который не решился поручиться за Мандельштама, даже попенял собеседнику: мы, мол, большевики, своих друзей не так привыкли защищать…
Авель Сафронович Енукидзе был едва ли не самым старым и надежным сталинским другом. Енукидзе его жену Надежду крестил в церкви. Когда та застрелилась, Сталин сначала даже на похороны не хотел идти, посылал Авеля: «Ты ее крестил, ты и хорони».
Он же заботливо писал Енукидзе, который отправился в Германию лечить больное сердце, чтобы тот избегал жирного: «Постарайся соблюдать диету, двигайся побольше и выздоровеешь. Мы продлили тебе отпуск на месяц, и теперь дело за тобой…»
А потом, уже в 1935-м, узнав, что Орджоникидзе и Орахелашвили, тоже находясь в отпуске, навестили уже сосланного руководить северокавказскими курортами Енукидзе и «дни и ночи» говорили с ним о политике, послал в Москву шифрограмму с требованием, чтобы Енукидзе отправили на какую-нибудь другую работу («в Ростове, Харькове, Новосибирске или в другом месте, но не в Москве и не в Ленинграде»). И по приказу Политбюро Енукидзе был немедленно переведен в Харьков начальником транспортной конторы.
Хотя, с другой стороны, расстрелял его Сталин только через три года; не многим так повезло.