Спектакль не «по понятиям». А по пьесе

«С утра меня, как всегда, разбудил голос дежурного. Время было 6:30. Блин, как хочется спать… Но несмотря на свое состояние, встал, оделся, затем навел уборку. Через 20 минут после подъема вышел на улицу. Стрельнул покурить. Подмел территорию. Но тут раздался крик: «Строиться!» Ну и я пошел на построение.

После завтрака я покурил. А после пошел на зону в ПУ, была практика. Я саданул по пальцу молотком, было больно.

Время шло к обеду, прошел вывод, прошел обед, меня послали на три веселых буквы, началась школа. Я все пять уроков просидел за компом, делая газету.

После школы пришел в отряд. Навели уборку. Вышел на улицу. Подмел плац. Вот и ужин. После ужина, если получилось, стрельнул покурить.

Написал очередное ходатайство об УДО.

В 21:20 сходили на построение, как обычно, спели всей зоной песню «Катюша» (которая за год и 10 месяцев уже в печенках сидит).

Вернулись в отряд. Прошел отбой. Я лег и начал читать книгу «Несвятые святые, заснул в три часа ночи. Конец. The end. Fenita la comedia».

Такова нехитрая пьеса, написанная летом 2012 года одним из восьми воспитанников Можайской колонии для несовершеннолетних.

Театр как терапия

В рамках проекта «Театр+Общество» с осужденными Можайской воспитательной колонии театром занимались режиссеры и драматурги из «Театра.дос». Именно на показе этого спектакля я впервые увидела Женю Беркович. Тогда она с несколькими коллегами практически жила в этой колонии, ставя спектакль с подростками. Получилось трогательное, местами пронзительное действо, где осужденные мальчики читали, представляли свои тексты, очень разные, местами автобиографичные, а иногда нет. У некоторых главным героем оказывался парень по имени Джон или Джефри, была представлена история про классический любовный треугольник. В общем, все, что на тот момент волновало подростков.

где ей самой предстоит провести на есть лет срока с клеймом «оправдательницы терроризма».

Тем августом (2012 года) я ездила в Можайскую колонию с Еленой Греминой, Михаилом Угаровым и театральным критиком Еленой Ковальской. На днях мы с Ковальской вспоминали ту поездку, и Лена сказала: «Да, я тоже вспоминаю тот проект. И помню еще и о том, что в эту весну, когда Женю арестовали, мы делали с ней кабаре про актрису Токарскую (она прошла войну, немецкий плен и сталинские лагеря, и везде, в любой непонятной ситуации, делала театр. Думаю, Женя этот принцип разделяет. И еще она знает терапевтическую силу театра: он и вправду смягчает нравы, а также учит причинно-следственным связям и ставит рефлексию, развивает эмпатию».

«Понятия» и «не-понятия»

Так является ли участие в мероприятиях колонии сотрудничеством с администрацией? Как должна вести себя политзаключенная? Может ли она ставить спектакли, играть в постановках, работать в библиотеке, в клубе? Существуют ли правила и понятия в женских колониях, как в мужских? За три дня, что в социальных сетях бушевала эта вполне прикладная дискуссия, заинтересовавшая многих (поскольку одной из героинь оказалась Женя Беркович, чья судьба по-прежнему не отпускает, чей приговор — шесть лет за антитеррористический спектакль — мало кого оставил равнодушным), удалось практически узнать все о разнице в понятиях, принятых в женской и мужской зоне.

Кажется, лучше других все объяснила бывшая политзаключенная Лилия Чанышева, освобожденная по обмену 1 августа 2024 года.

Она отбывала срок в ИК-28 Березняки в Пермском крае. В 2012 году там же сидела Мария Алехина* из группы Pussy Riot.

«В женской колонии ИК-28 в Березниках нет мужских понятий, но есть женские, причем первоходские, — объясняет Лилия Чанышева в своем телеграмм-канале. Вот некоторые из этих общих понятий:

• не стучать;
• работать и выполнять план;
• ходить на обязательные бесплатные хозработы по благоустройству территории;
• участвовать в мероприятиях колонии;
• не писать жалобы на администрацию.

Читаешь и приходишь к мысли, что всё, кроме первого пункта, — это не «понятия», а ровно то, что требует администрация. Но не все так просто.

Администрация установила балльную систему для отрядов: за достижения/участие в кружках/мероприятиях баллы прибавляются, за нарушения — баллы убавляются, а также весь отряд может быть лишен звонков с родственниками, чайников и микроволновок.

По итогам месяца на основании занятых мест для каждого отряда определяется очередность похода в магазин. И это главный мотиватор жизнедеятельности в колонии. Все отряды хотят ходить в магазин первыми, так как для последних в магазине остаются только хозсредства. То есть ни сигарет, ни более-менее питательной и полезной еды уже нет, да и возникает большой перерыв между походами в магазин — больше месяца. Для тех, кого не «греют», такие перерывы невыносимы, а за то, что кто-то даст сигареты/еду взаймы, если администрация узнает, могут составить рапорт.

Поэтому внутри отряда начинает возникать недовольство по отношению к тем, кто нарушает режим, не работает, плохо работает, не ходит на хозработы, не участвует в спортивных, культурных или творческих мероприятиях, то есть не зарабатывает баллы или их теряет. 

(а это могут быть детдомовские, брошенные пожилые, бедные люди из других регионов).

Согласно женским понятиям, работать нужно хорошо, чтобы не быть обузой родным, чтобы отсылать деньги родителям и детям, дать заработать другим заключенным из твоей бригады, чтобы бригаде не пришлось работать сверхурочно и в выходные (в случае невыполнения плана), чтобы заработать (не потерять) баллы для отряда. За отказ от работы, невыполнение плана, а также нарушение техники безопасности на работе в отряде прессуют.

На хозработы (убирать снег зимой, выдергивать одуванчики и перекапывать запретную полосу летом) нужно ходить, чтобы помочь или хотя бы не навредить отряду. В детали вдаваться не буду, но за отказ от хозработ — снова прессинг среди заключенных, особенно в отношении тех, кто не участвует в самодеятельности и никак не зарабатывает баллы.

Логика такая: кто-то после тяжелой работы (все мероприятия и подготовка к ним проходят в нерабочее время) готовится к конкурсам (участвует в мозговом штурме, пишет сценарии, репетирует, готовит костюмы, рисунки, поделки), а кто-то занимается своими делами (пишет/читает письма, ходит за посылкой или передачей, смотрит телевизор, разговаривает, книжку читает, чай пьет, ест, ходит в клуб на концерт / в кино, проводит видеозвонки с родственниками, посещает библиотеку/ателье, стирает, моется, подшивает, перебирает личные вещи/продукты), но в магазин ходят все. А очередь, я напомню, зависит от места, которое занял отряд по итогам месяца.

Часто бывает и так, что девчонки сами хотят участвовать в этих мероприятиях, так как у них нет личных дел в отряде и/или они не знают, чем себя занять. Кроме того, для многих это возможность отвлечься от гнетущей обстановки, получить удовольствие от творчества, убить время, пообщаться в клубе со знакомыми из других отрядов… Бывает, что кто-то полсрока сидит в отряде и ничего общественного не делает, и только ближе к сроку по УДО начинает вовлекаться в культмассовые мероприятия, чтобы получить поощрение и/или погасить старое взыскание.

Это выбор каждого с учетом последствий, индивидуальной ситуации, наличия необходимых навыков.

Сотрудничеством с администрацией (опять же по женским понятиям) в ИК-28 считается стукачество и выполнение неформальных указаний администрации, направленных против других заключенных (участие в кознях, распространение лживой информации, подставы, подкидывание запрещенных предметов в личные вещи, тайная порча вещей и т.п.).

Жалобы, согласно женским понятиям, писать не стоит, так как «станет только хуже»: после того как уедет прокурор, администрация ИК-28 начнет третировать весь отряд (а иногда и всю колонию) обысками и рапортами, ужесточением порядков. После такого отряд, конечно, предъявит претензии к тому, кто написал жалобу.

Я не со всеми вышеуказанными понятиями была согласна и иногда действовала по своим понятиям. Поэтому спасибо огромное тем, кто вовремя меня оттуда вызволил. Также я благодарю всех, кто поддерживал меня своими письмами: когда на меня оказывалось давление, письма и открытки очень помогали. Пишите слова поддержки политзаключенным, чтобы там, за решеткой, в трудной психологической обстановке люди не чувствовали, что все против них».

Кстати, в 2012 году Мария Алехина не ужилась в ИК-28 в Березняках, осужденные устраивали против нее провокации, ее даже поместили в безопасное место, а когда она подала заявление на УДО, суд ей отказал. Но поскольку сам судебный процесс в колонии и противостояние Алехиной вызвали большой резонанс, ее перевели в другую колонию — в Нижний Новгород, и там уже она сама вызвалась работать в библиотеке. Отметим, даже такой страстный борец с тюремной администрацией, как фигурантка дела Pussy Riot, не считала, что работать в библиотеке — позорно, или, говоря на лагерном жаргоне, «западло».

Две политзаключенные на одной зоне

Что же произошло в ИК-3 в поселке Прибрежном в Костромской области? В этой колонии почти год содержится 21-летняя Валерия Зотова, осужденная на шесть лет за попытку поджога пункта сбора помощи мобилизованным в Ярославской области. Согласно обвинению, девушка якобы собиралась за деньги совершить поджог по заданию СБУ. Мать Зотовой, Светлана, говорит, что дело дочери сфальсифицировано и что Валерию подставили российские спецслужбы. И мать, и дочь Зотовы не скрывали своих взглядов. Возможно, их записи в соцсетях мониторили, и поэтому сначала, еще в 2022 году, к административной ответственности из-за «дискредитации Вооруженных Сил» привлекли мать, а через год возникло уголовное дело против дочери.

Из выступления осужденной Валерии Зотовой на заседании Верховного суда в июле 2024 года стало известно, что на нее в колонии оказывается давление. «Я постоянно работаю, я очень устала. Администрация давит и делает все, чтобы мне было плохо, — рассказывала Валерия журналистам. — Подставить человека в отряде готов каждый, чтобы угодить администрации. Меня здесь обзывают террористкой даже осужденные за убийство». Зотова и раньше жаловалась на нарушение ее прав в колонии, на предвзятое к ней отношение. Похоже, что администрация колонии с самого приезда Валерии восстановила осужденных женщин против нее.

А Валерия ведет себе в колонии независимо, невзирая на последствия. По словам ее матери, «дочь не пошла на праздничное мероприятие, которое состоялось в колонии к 23 Февраля, где целыми отрядами исполняли песню «Дядя Вова, мы с тобой», посвященную Путину». Валерия также отказалась «скидываться по 3000 рублей на ткань для костюма». Деньги переслал ее отец, чтобы у дочери не было проблем.

Зотова-старшая рассказала журналистам, что Женя Беркович подходила к ее дочери познакомиться и приглашала ее участвовать в спектакле, который режиссер ставит к 9 Мая, но Валерия отказалась.

Мама Жени Беркович Елена Эфрос говорит, что Женя подошла к Лере просто узнать, чем может ей помочь. Предлагать участвовать в спектакле она не могла: осужденные живут в разных отрядах.

Самое неправильное в данной ситуации — противопоставлять одну осужденную и ее правила жизни другой.

Как диссидент магнитофон надзирателю чинил

Как мы теперь знаем благодаря дискуссии в социальных сетях, в женских колониях нет таких «понятий», как в мужских. Для осужденных мужчин, уважающих воровские понятия, невозможным считается любая связь с администрацией, они отказываются работать и готовы за этот отказ годами сидеть на строгих условиях содержания. Вспоминаю свой недавний разговор с одним из бывших осужденных, отсидевшим большую часть из 15-летнего срока в крытой тюрьме — в СУС. Когда зашла речь об Алексее Навальном, мой собеседник с некоторым снобизмом сказал: «Навальный? Он ведь на швейке работал…»

Но политзаключенные — это не воровские авторитеты, которые живут по принятым в этой среде правилам.

Об этом есть прекрасная история из диссидентского прошлого. Известный советский политзаключенный, автор «Белой книги» Александр Гинзбург, мотавший срок на мордовской политической зоне в 1968 году, однажды по просьбе надзирателя починил его магнитофон. («Возможно ли, чтобы политзаключенный помогал вертухаю?» — спросим мы тех, кто сегодня «ставит на вид» режиссеру Беркович то, что она занимается театральной деятельностью в колонии.)

Вот как об этой истории вспоминал сам Александр Гинзбург: «Это была «Спидола» какого-то каунасского производства. Принес его под сенью ночи надзиратель: «Вы, зэки, все умеете. Почините». Сговорились мы за пару пачек чая «со слоном» — индийского. Выставили свою охрану, и я полез в магнитофон. 

За те считаные часы до прихода надзирателя мы не придумали ничего лучше «литературной передачи». В ней участвовали поэт-переводчик Юлий Даниэль, литературовед Виктор Калниньш и ваш покорный слуга в качестве «диктора вселагерного радио».

Гинзбург отрезал использованный кусок магнитофонной пленки, на которую политзэки записали передачу, намотал на спичку, и его жена Арина Гинзбург привезла эту пленку в Москву. Потом ее передали на радио «Свобода»**, и в эфир вышла передача из мордовского лагеря, посвященная творчеству латышского поэта Кнута Скуениекса. Последними словами на пленке были слова Александра Гинзбурга: «Передача был организована по недосмотру администрации» (цитируем по книге Владимира Орлова «Русский роман». — «Новая»).

Напомню, что Александр Гинзбург тогда сидел в политическом лагере, и его соседями были такие же политические заключенные, как и он, а это совершенно иная ситуация, нежели в уголовном лагере, в сегодняшней колонии, где среди осужденных за наркотики, кражи, убийства оказываются политзаключенные. И администрация колонии более всего боится, чтобы, не дай бог, эти «политические» не объединились. И не начали «агитировать». Поэтому могут быть любые провокации, в том числе, возможно, и желание противопоставить поведение одной политзаключенной поведению другой.

Но, повторюсь, в неволе каждый живет и выживает так, как считает нужным, и только тот, кто там оказывается, в конкретное время и в конкретных обстоятельствах понимает, как ему лучше поступить.

Не стоит забывать, и мы это видим по множеству примеров: тюремная система, наследница ГУЛАГа, заточена на то, чтобы ломать людей, унижать их. Поэтому нельзя оставлять человека наедине с ней: в помощь ему — адвокаты, письма и гласность. В темноте проще творить беззаконие, и есть много свидетельств — и диссидентского времени, и нашего, — когда удавалось заставить систему отступить под натиском жалоб и правды об унижениях и издевательствах.

* Власти РФ считают «иноагентом».

** Организация признана в РФ «нежелательной» и внесена в реестр «иноагентов».