Протекционизм — последнее прибежище…

Короли и экономисты

История торговых войн, налогов на импорт, тарифов и пошлин насчитывает столько же веков, сколько и мировая торговля, — владыки всех времен старались заработать на желании людей привезти товары из заморских земель, чтобы увеличить капитал, купив их там, где они дешевле, и продав там, где они дороже. И столько же времени существовали два взгляда на международную торговлю: или как на игру с положительной суммой, в которой есть взаимная выгода от торговли (так смотрит на нее и современная экономическая наука), или как на игру с нулевой суммой, в которой «либо мы их, либо они нас».

Результаты таких игр были разными в разное время и в разных обстоятельствах.

Гениальный писатель Даниэль Дефо в замечательном сочинении A Plan of the English Commerce рассказывал, как в XV веке король Генрих Седьмой, основатель династии Тюдоров, «привел Англию к успеху», превратив страну из сырьевой колонии Нидерландов в самостоятельную экономическую державу. Дефо рассказывает о том, как Генрих, много лет проживший в изгнании в Бургундии, увидел, как бургундские ткачи богатеют за счет обработки английской шерсти, а после того как стал королем, начал систематическую политику по ограничению вывоза необработанной шерсти и копированию нидерландской экономической модели, основанной на развитии импорта сырья и экспорта товаров, из этого сырья изготовленных. 

Но так или иначе протекционизм — защита собственного рынка с помощью тарифов на ввоз иностранных товаров — стал мейнстримом тогдашней экономической мысли. Сам Адам Смит, один из основоположников экономической науки, человек, чье имя стало в этой науке нарицательным, в своем «Рассуждении о богатстве народов» писал о протекционизме так:

Под «невидимой рукой», надо заметить, в контексте своей фразы Адам Смит имел в виду не «руку рынка», а «руку правительства».

Т.е. Адам Смит вел речь вовсе не о свободной конкуренции, а как раз наоборот — о протекционизме, который, согласно Смиту, служит на благо общества, которое его практикует.

Ошибки президентов

Но примерно в те же годы, когда Адам Смит советовал защищать местного производителя и не поддерживать чужого, в США произошла примечательная история, связанная с именами Томаса Джефферсона и Джеймса Мэдисона — яркие политики, «отцы-основатели США», они стали авторами едва ли не самого неудачного решения в экономической политике Штатов.

В 1807 году президент США Джефферсон (Мэдисон тогда был государственным секретарем) принял «Закон об Эмбарго», запрещавший Штатам любую внешнюю торговлю. Идея была в том, чтобы «наказать» в первую очередь Британию (а заодно и другие европейские страны) — мол, куда вы денетесь без нашего хлопка, ну и поощрить местную промышленность — без европейских товаров-конкурентов она должна была расцвести.

Но что-то пошло не так. Выяснилось, что и без хлопка Европа смогла обойтись, поэтому плантаторы просто сократили производство, и что промышленность, вместо того чтобы увеличивать объемы производства, просто повысила внутренние цены. Попытка «закрыться» от мировой экономики обошлась Штатам в 5% годового ВВП, т.е. обернулась серьезным экономическим кризисом. Больше опыт «закрытия внешней торговли» в таких масштабах не повторяли — хотя Штаты активно регулировали свою внешнюю торговлю, стремясь ограничивать импорт промышленных изделий, создавая благоприятные условия для своих.

Так, президент Трамп любит вспоминать об Уильяме Мак-Кинли, 25-м президенте США, считавшем таможенные пошлины важнейшим элементом своей политики. Мак-Кинли говорил, что запретительные пошлины на импорт могут стать «гарантией счастливых домов американских рабочих… принести этой стране процветание».

Еще будучи конгрессменом от штата Огайо, Мак-Кинли пролоббировал «Закон о тарифах 1890 года», обычно называемый тарифом Мак-Кинли, который увеличил среднюю пошлину на импорт почти до 50%, что должно было защитить промышленность и рабочих от иностранной конкуренции, как и было обещано в программе республиканцев. Основным импортным товаром в США в то время была белая жесть, пошлины на ввоз которой выросли с 30% до 70%. Также высокие пошлины были установлены на ввоз шерсти — совсем как при короле Генрихе.

Правда, рост цен на жестяную посуду, привычную для бедняков, и на шерстяную одежду оказался таким, что на первых же выборах в Конгресс республиканцы, сторонники высоких тарифов, потерпели сокрушительное поражение: количество занимаемых ими мест мест сократилось почти вдвое, со 171 до 88.

Что же касается экономических аспектов «тарифов Мак-Кинли», то ведущий исследователь истории американского протекционизма, экономист Дуглас Ирвин, в статье «Высокие тарифы, низкие доходы? Анализ фискальных аспектов «Великих дебатов о тарифах 1888 года» пришел к выводу, что высокие пошлины на импорт действительно ускорили развитие жестяной промышленности в США, но этот положительный результат оказался нивелирован ростом потребительских цен.

Тем не менее даже после отмены сверхвысоких импортных «тарифов Мак-Кинли» правительство США стремилось защитить свою промышленность от конкурентов из Европы.

Получилось так себе, говорят экономисты Александр Клейн и Кристофер Мейсснер, авторы новейшего исследования Did Tariffs Make American Manufacturing Great? New Evidence from the Gilded Age — «Сделали ли тарифы американскую обрабатывающую промышленность великой? Новое свидетельство из эпохи Позолоченного века» (опубликовано в ноябре 2024 года Национальным бюро экономических исследований США).

Исследуя взаимосвязь между тарифами и производительностью труда в обрабатывающей промышленности США в период с 1870 по 1909 год, Клейн и Мейсснер обнаружили, что импортные тарифы снижали производительность труда. Кроме того, тарифы также в целом уменьшали средний размер предприятий внутри отрасли, но повышали цены на продукцию. Высокие тарифы той эпохи вряд ли способствовали превращению США в глобально конкурентоспособного производителя, заключают Клейн и Мейсснер.

«Пошлина эта будет только налог»

Впрочем, во время «позолоченного века» протекционизм был популярен не только в США, но и на другой стороне земного шара — в Российской империи. Результаты защиты отечественного производителя с помощью импортных пошлин ярко описывал экономический публицист Сергей Шарапов в статье «Что такое истинный протекционизм?» (1900 год).

Сергей Шарапов был совершенно прав, когда обратил внимание, что импортная пошлина, призванная защищать отечественного производителя, в первую очередь оборачивается налогом для отечественного потребителя.

Протекционизм ослабляет экономику. Что? Да!

Современные исследователи проблем протекционизма и тарифного регулирования импорта с Сергеем Шараповым вполне согласны. В большом исследовании Macroeconomic Consequences of Tariffs («Макроэкономические последствия тарифов»), авторами которого стали сотрудники Школы бизнеса Хаас при Калифорнийском университете в Беркли и департамента исследований МВФ, проанализировали, как влияет повышение импортных пошлин на шесть ключевых макроэкономических параметров: реальный ВВП, производительность труда, уровень безработицы, неравенство (измеряемое коэффициентом Джини), а также реальный обменный курс и соотношение торгового баланса с ВВП.

Количественные оценки влияния протекционизма на экономику впервые в истории были выполнены на огромном массиве статистики, охватывающем данные по 151 стране (34 развитых и 117 развивающихся) за полувековой период — с 1963 по 2014 год.

Исследование подтвердило, что последствия для экономики от повышения тарифа на импорт крайне неблагоприятны.

Протекционизм ведет к неэффективности использования трудовых ресурсов и, как следствие, сокращению объемов производства, Протекционизм также приводит к росту безработицы (правда, незначительному) и росту неравенства, а также к снижению потребления. Кроме того, повышение тарифа приводит к ускорению инфляции, финансовые регуляторы в ответ поднимают ключевую ставку, и негативное влияние роста тарифа усиливается. Можно сказать, что повышение пошлин действует как шок-предложения, вызывая сокращение выпуска и ускорение инфляции в краткосрочной перспективе.

В целом долгосрочные негативные последствия протекционизма даже выше, чем среднесрочные эффекты, заключают авторы исследования.

Вместо экономики

Понимают. Отлично понимают, объясняет нобелевский лауреат (и бывший глава ФРС США) Бен Бернанке в своей книге «Монетарная политика двадцать первого века. Федеральный резерв от Великой инфляции до COVID-19», где он рассказывает, в том числе, и о торговых войнах США конца 2010-х годов, основным противником в которых стал Китай.

Войны эти были начаты как как раз при «первом» Трампе. Сейчас средние тарифы США на китайский экспорт остаются повышенными на уровне 19,3%. Эти тарифы более чем в шесть раз выше, чем до начала торговой войны в 2018 году. Они охватывают 66,4% импорта США из Китая, или примерно $335 миллиардов торговли (в пересчете на уровень импорта 2017 года).

Исследования показывают, что «платить за тарифы» будут сами американские потребители (и производители — торговая война вещь с обратной реакцией), говорит Бернанке. Но — отдадим должное и тогдашней администрации Белого дома — при всей риторике о выгоде торговой войны Трамп и его сотрудники прекрасно понимали, что торговая война будет стоить денег самой же Америке. Поэтому (просто этот факт недостаточно широко известен) Белый дом на фоне эскалации торговой войны с Китаем увеличил субсидии американским аграриям, охраняя бюджетной помощью своего избирателя от негативных последствий собственной торговой войны. К 2020-му субсидии достигли $50 млрд, пишет Бернанке.

Но тогда зачем вся эта «тарифная» риторика?

Затем, что американцы не верят в преимущества свободной торговли (впрочем, как не верят в них и во многих других развитых странах), объясняет экономист Брюс Стоукс в статье Americans, Like Many in Other Advanced Economies, Not Convinced of Trade’s Benefits, основанной на данных исследования Pew Research Center по 27 странам. (2018 год).

Да, 86% респондентов в развитых странах согласны, что международная торговля полезна для их страны (в Америке таких, кстати, только 74%). Но — как только доходит до оценки конкретных выгод этой торговли — наши современники рассуждают совсем как средневековый английский король. С тем, что открытая международная торговля ведет к созданию рабочих мест, в развитых странах согласны менее половины респондентов, а в то, что свобода торговли способствует снижению цен, большинство согласно только в Швеции и в Израиле. Да и то таких респондентов в этих странах набирается чуть больше половины (в США — 37%). В то время, как 

А как же история английского короля, который смог с помощью тарифов на голландские шерстяные ткани развить английскую текстильную промышленность? На этот вопрос отвечал великий экономист Йозеф Шумпетер: протекционизм хорош не сам по себе, но только как один из инструментов по созданию в стране кластера промышленности, максимально инновационной на текущий момент. В Англии XV века, при короле Генрихе, это была текстильная промышленность, в Америке 1920-х — автомобильная. Инновации дают монопольную власть, а она дает сверхприбыль, объяснял Шумпетер. Но максимально инновационная промышленность сегодня — это чипы, компьютеры, фармацевтика… И едва ли эту промышленность в США защищают тарифы Трампа против Канады или Мексики. Это действительно другое.