Нет, смерть

16 ноября 2024 года был очередной день памяти Ивана Хуторского — того самого легендарного и навсегда двадцатишестилетнего московского анархиста и антифа по кличке Костолом, который одним из первых начал защищать панк-концерты от нападений неонацистов и которого в конце концов один из них убил в подъезде Ваниного дома выстрелом в голову. 16 ноября в костромском штабе КПРФ был открытый показ документального фильма, который так и назывался: «Иван. В память о нашем друге». С экрана звучала обычная похоронная правда:

После фильма — было около пяти часов вечера — из штаба вышли двое подростков: одного, шестнадцатилетнего, звали, например, Александр, а второго, семнадцатилетнего, — допустим, Варлам (настоящие имена они называть запрещают). Через сутки про них начнут писать региональные и антифашистские СМИ, и заработает принцип сломанного телефона: скажут, что оба они не то убежденные антифа, не то комсомольцы и вообще давние друзья. В реальности, как говорят оба, все проще: ни Александр, ни Варлам никакие не субкультурщики, ни к какой партии не принадлежат и пошли на фильм просто потому, что позвали знакомые, — и еще потому, что в Костроме развлечений для образованных подростков в принципе не так много. А познакомились они за неделю до: на панк-концерте, куда тоже стеклось тогда много людей со стороны.

Было около половины шестого вечера, когда к Александру и Варламу, стоящим на остановке около универмага «Кострома», подошла толпа незнакомых людей: человек около двенадцати (в СМИ напишут, что девять), одеты кто как, но на троих — куртки-бомберы, клетчатые рубашки, узкие джинсы, тяжелые ботинки с белыми шнурками «лесенкой» и «черное солнце» на рукавах.

— Ты че так вырядился, шавка, что ли? Тут так не ходят, это наше место, — у выступавшего на ремне была пряжка в виде железного креста. Александр решил, что это был их «главный», потому что из всей толпы рот открывался только у этого.

Реплика была в адрес Варлама, хотя ни во что особенное он одет не был: ну, зеленая короткая куртка, ну, кепка-жиганка, джинсы, кроссовки — ничего, что указало бы на «шавку», то есть антифа в лексике наци-скинхедов. Но бонам явно было неважно, к чему цепляться, — то, что они просто ищут боксерскую грушу, Александр понял сразу. Они бы и напали сразу — но сценарий вдруг пошел не по плану: Варлам ответил, главный огрызнулся, завязался спор о символах веры. Главный доказывал, что нашивки на одежде бонов, «черное солнце» и кресты, — это религиозные символы и что бонхедство — его религия. Варлам, видимо, неплохо знающий историю, отвечал, что это нацистская символика. Остальные боны — то ли соскучившись, то ли расстроившись, что мордобоя не будет, — начали быстро уходить в сумрак, и вскоре на остановке остались только трое из них. 

* * *

На видео, записанном в июне 2022 года, — высокий парень-скинхед в белой футболке с надписью Shturval и узких джинсах с подтяжками, стоя на фоне еле различимых в темноте бас-гитаристов и барабанщицы, приветствует свистящий и аплодирующий зал:

— Мы группа «Штурвал», мы будем краст-панк играть. Пришли сюда показать, что панк-рок в Чите есть.

У «Штурвала» это был первый концерт — и он же последний: в октябре 2022 года парня-солиста арестовали и вскоре внесли в список террористов и экстремистов. В списке он значится под номером 12755 — Снежков Александр Евгеньевич, 2003 г.р. В этот же список поначалу внесли и арестованную вместе с ним барабанщицу — тогда еще шестнадцатилетнюю Любовь Лизунову, но потом ее имя из перечня убрали.

Когда-то давно Снежок — все знали Сашу в основном под этой котеночно-детской кличкой — нашел Любу в общих анархистско-антифашистских пабликах, написал, и они начали общаться. Оба были уже убежденными анархистами — анархо-коммунистами, если точнее. Люба, вообще знавшая и любившая философию, читала Кропоткина и даже вешала аудиоверсию его «Взаимопомощи как фактора эволюции» на стену «ВК» — и то и дело повторяла: «Свобода, равенство, взаимопомощь». А Снежок увлекся анархизмом еще раньше — через музыку. Когда они встретились и собрали группу, Снежок начал писать «текста́» песен, чтобы попытаться сделать для других то же, что в свое время рок сделал для него, — то есть объяснить анархизм.

Их протест тоже начался давно — задолго до февраля 2022-го. Люба в 14 лет взяла и сожгла российскую символику — как раз в знак протеста. Правда, никто не знает, против чего конкретно — «вообще» против. Сама она теперь считает это глупостью — особенно то, что еще и записала все на видео и выложила в соцсети. Скорее всего, именно с тех пор Любой и стали интересоваться сотрудники Центра «Э». А Саша во время оппозиционных митингов выходил с пикетом в поддержку осужденных по делу «Сети»* анархистов и антифашистов — акция тоже, кажется, была не самой удачной, потому что простоял он в этом пикете минут десять, после чего был задержан и оштрафован на 10 000 руб. 

В течение недели по вечерам через телефонную трубку до меня долетает из Читы отделенный шестичасовой разницей во времени хрипловатый голос их общего друга Максима, который рассказывает мне про них обоих. Когда-то Снежок объяснил анархизм и ему. Помимо остального — «Штурвала», активизма, работы на двух работах (в салоне связи и диджеем в клубе) — Снежок был еще и граффити-райтером, и Максим говорит, что рисовал он все время: тегал, бомбил, клеил наклейки, рисовал принты на одежду для проекта Antifa United, забирался на крыши и осваивал стены заброшенных зданий. И в один из вечеров все закончилось стеной как раз одного из таких заброшенных гаражей.

В октябре 2022 года Снежок и Люба поехали в гаражный кооператив на окраине Читы, чтобы нарисовать там граффити. Это была простая, подростково-максималистская и субкультурно-прямолинейная фраза из двух слов про режим и про смерть, которые теперь, в невегетарианские времена, мы повторить не сможем. Надпись получилась кривой, но, как сказала Люба, главным было содержание, а не качество исполнения.

Как только граффити было дорисовано, самовыразившихся задержали. Позже Саша рассказывал в сюжете, который успело снять про них издание «Ромб», пока оба были под подпиской о невыезде, что сотрудники Центра «Э» после задержания четко дали понять: они уже знали, где и что собираются рисовать анархисты, а из дома напротив с самого начала велась съемка.

Обоих осудили за вандализм по политическим мотивам (ст. 214.2 УК РФ) и публичные призывы к экстремистской и террористической деятельности (ст. 280.2 и 205.2 УК РФ). Любовь стала первой несовершеннолетней девушкой, осужденной по экстремистско-террористическим статьям.

* * *

А вот против бона, стрелявшего в Варлама, возбудили дело по статье всего-навсего о хулиганстве — 213.2 УК РФ. Варлам остался жив, но простреленный глаз спасти не удалось: диагнозы врачей, состоящие из сложных медицинских терминов (обработанный разрыв склеры, тотальная гифема, ожог пятой степени и т.п.), сводятся к одному: левым глазом Варлам больше не видит. 

Стрелка арестовали 19 ноября, и известно о нем пока только то, что зовут его Александр Г. и что ему, как и Варламу, 17 лет. Спустя некоторое время выяснилось, что нападали члены ультраправой межрегиональной группировки Made With Hate, и 11 декабря под арестом оказался глава ее костромской ячейки — тоже семнадцатилетний подросток по кличке Бухенвальд. Его обвинение было уже более серьезным: статья 282.1 — «Организация экстремистского сообщества». Но арест, правда, пока домашний.

О Бухенвальде Александр — тот, который был спутником пострадавшего подростка, — знает мало:

— Он Максим, жил в Костроме, учился в местном колледже на повара. Я видел много фотографий, где он вскидывает руку, позирует на фоне свастики, понтуется пистолетом. Много раз слышал, как он докапывался на улице до панков и афа-скинов, но несколько раз он получил конкретный отпор. Мало кто знает, скольких он избил, сколько совершил актов вандализма и т.д. В тот вечер — 16 ноября — его с нападавшими не было.

А вот про саму группировку известно больше. Ее канал в Телеграме был создан 15 июня 2024 года — и первым постом в нем стало нацистское граффити. Все было тщательно отрисовано на опоре моста через реку Кострому — и как раз напротив поблескивающего на другом берегу куполами Ипатьевского монастыря. В канале все это сопровождалось заставкой с подписью: мы «приняли для себя решение, дико похулиганить как настоящие вандалы!» (пунктуация авторская).

Обвинять их в вандализме, правда, никто не спешил — и тем более никто не спешил их арестовывать. Группировка процветала и чувствовала себя, судя по постам, прекрасно: в канале довольно регулярно появлялись видео с тем, что принято называть «акциями прямого действия»: уличным насилием (причем часто избивали людей вполне славянской внешности в традиционной пропорции «трое на одного») и вандализмом (рвали и сжигали красные флаги КПРФ, рисовали свастику на всех подвернувшихся поверхностях, особенно любили памятники Ленину). По этим самым граффити на памятнике другую ячейку этой же группировки нашел потом в Иркутске проект Nazi Video Monitoring, открывшийся в 2023 году из-за поднимающейся волны неонацистских нападений и собирающий видео их «акций», — тогда и стало понятно, что группировка не гнездится в одной Костроме. 

Один из последних постов в канале — фото ребенка (судя по подписи, еврея) с обещанием скоро его, как бы попечатнее выразиться, побить.

И ничего. Ни арестов, ни чтения переписок, ни поджидающих за углом сотрудников Центра «Э». Как говорит костромской коммунист Валерий Журавлев, даже после того как члены этого Бухенвальд-югенда прострелили глаз Варламу, обращать внимание на группировку правоохранители стали только потому, что они — местные активисты — подняли шум. Но после ареста Бухенвальда остальные стали вести себя тихо: поснимали символику, перестали собираться большими группами, перестали проводить акции, канал в Телеграме был удален — так что пока полиция явно не особо озабочена поиском остальных бонов из той толпы, которая окружила Сашу и Варлама вечером в день памяти Ивана Хуторского.

* * *

Поначалу Снежка и Любу держали под подпиской о невыезде, но в январе 2023 года одного обнаружили в СИЗО Омска, а вторую — под домашним арестом. В апреле 2024 в СИЗО оказалась и она. Тогда же, в апреле 2024-го, Саше и Любе вынесли приговоры — ему 6 лет, ей 3 с половиной года. Помимо «экстремистского» граффити следствие нашло призывы к терроризму и в двух телеграм-каналах, которые они администрировали и в которых обнаружились антивоенные высказывания: «75ZLO» (канал Забайкальского левого движения, который вел Снежок) и «Шугань-25» (канал об анархизме и антифашизме в целом вела Люба). Оба пока не удалены, и те, кто их читал, удивляются тому, что теперь, оказывается, считается экстремизмом. Наверное, призывом к терроризму следствие посчитало пост от 9 мая 2022 года: «Реабилитация нацизма недопустима и абсурдна, но все равно эта идея имеет огромное множество последователей во всем мире. Народу необходимо помнить, что нельзя допускать возобновления того страшного прошлого. Никогда не забывайте!» А вандализмом, надо думать, были признаны многочисленные видеоотчеты о том, как анархисты ходят по городу, закрашивая наркотеги на стенах и отмывая городские памятники от граффити и наклеек.

25 ноября прошлого года по делу Снежка и Любы прошла апелляция, и рассматривал ее Апелляционный военный суд в подмосковной Власихе — 

На заглохшей год назад странице Любы во «ВКонтакте» закреплен пост: три видео с единственного концерта «Штурвала» и подпись из двух слов: «Люблю жить». Под ним — посты друзей от ноября 2022-го: «Спи спокойно» и «Ты ушла слишком рано». Черный юмор, конечно, но я давно заметила, что говорящие об оказавшихся за решеткой родственниках и друзьях все как-то автоматически начинают переходить на прошедшее время.

Тем не менее есть жизнь и по ту сторону колючей проволоки: в письмах, опубликованных группой поддержки «читинского дела» еще в октябре, Снежок жалуется, что в баланде нет мяса, говорит, что скучает по группе и пытается рифмовать новые песни — и радуется, что не курит, потому что видит, как мучительно живется курящим без сигарет. А Люба пишет:

«Сегодня я выбираю видеть не решетку, а небо за ней. Сегодня я выбираю понять и принять ближнего. Сегодня я выбираю не бояться. А завтра мир ответит мне теплом, и большая жизнь пригласит в путь к несбывшейся мечте. <…> Послезавтра наступит осень. Давайте встретим ее с улыбкой. Наступят холода, а в нас будет гореть согревающий огонь. С любовью, Любовь».

* * *

На сайте центра «Сова»**, который наше бдительное правительство считает «иноагентом», висит статистика преступлений, совершенных неонацистами и неофашистами в России: в прошлом 2024 году — 247 случаев. Это ровно столько, сколько было в 2013-м, то есть в последнем году перед тем, как ультраправым решительно перекрыли кислород. И в два раза больше, чем было в 2023-м (тогда «Сова» насчитала 124 акта насилия). По таблице видно, что статистика преступлений резко скакнула вверх на второй год после того, как Россия принялась за денацификацию Украины.

Я звоню Вере Альперович — эксперту «Совы». Спрашиваю о том, не возвращаемся ли мы в нулевые. И о том, чем сегодняшние боны отличаются от тогдашних.

— В нулевые годы это была такая огромная, большая субкультура. Сегодня она гораздо меньше, гораздо раздробленнее, гораздо менее популярна и гораздо менее агрессивна. Пока она только начинает, поэтому больше похожа на отдельные группировки 90-х, чем на нулевые. С чего все начиналось: было время, когда уличные драки были и целью, и средством: неонацисты били мигрантов, рэперов, панков, фанатов определенных футбольных команд. Более поздние группировки нулевых уже ставили себе задачу прийти к власти, они мечтали о «белой революции», а не просто играли в «чистильщиков». Те из них, которых многие помнят сегодня, были генерацией следующей ступени: они стали реже просто избивать приезжих или антифашистов, они стали их убивать — и убивать жестоко. И не только их, но и общественных деятелей. Они начали массово формулировать свои политические программы и чаще заявлять, что их главный враг — не «арбузник» (они так называли уличных торговцев-приезжих), а власть, которая «их сюда завозит». Нынешний движ до этого, к счастью, еще не добрался.

Но идеологически и стилистически сегодняшние группировки очень во многом являются наследниками тех. Пока между ними есть одно главное различие: в прошлом поколении в ультраправом движе было ядро — оно состояло из тех, кто выпускал журналы, читал всякую нацистскую и неонацистскую литературу. И была периферия — просто любители драк и те, кому нравилось шокировать одноклассников и школьных учительниц свастикой. А еще был огромный «околодвиж» — мальчики, которые подражали наци-скинхедам: так же одевались, иногда рассуждали о «понаехавших», может, даже принимали участие в паре драк.

Сегодня, как мне кажется, «околодвижа» мало, а ядро и периферия не выражены, потому что пока не сформировались идейные лидеры. 

Но это просто потому, что пока они еще не успели вырасти. Так-то и лидеры нулевых тоже начинали с того, что бегали по электричкам и навешивали всем пенделей. Это потом им переставало нравиться просто избивать людей, и они плавно переходили к политической организации. Но все это было не сразу, и сейчас они тоже находятся на раннем этапе. Это начало.

— Это начало, вы уверены? Может, это рецидив того, что было и уже почти вымерло?

— Это не рецидив. Рецидив бывает у тех, кто уже что-то сделал, — а это свежее, новое поколение. Идеология правеет во всем мире, и появление наци-скинхедов в России — явление вполне ожидаемое. Дальше все будет зависеть только от того, как будут вести себя с ними правоохранительные органы.

Я кладу трубку и снова пробегаюсь по таблицам на сайте. Открываю вкладку «приговоры», хожу по ссылкам на статьи об уголовных делах. Группа ультраправых подростков из Челябинской области — похищение человека, истязание, разбой — 8 лет и моральная компенсация. Неонацист из Екатеринбурга — убийство аспиранта из Габона — 8 лет. Создание неонацистского сообщества в Новочеркасске с привлечением несовершеннолетних, нападения, вандализм — от 2 до 6 лет.

Хабаровск, поджог военкомата и осквернение флага — 15 лет заключения.

Я смотрю на эти цифры и думаю о том, что наше государство, так любящее искать внутренних врагов, опять ищет их не там, где надо. Оно ухитряется найти угрозу государственной целостности и спокойствию граждан в граффити, тихо проповедующем мир со стены заброшенного гаража на окраине города, но упорно не видит его в нацистских рунах и лозунгах, нарисованных у всех на виду напротив монастыря. Оно считает экстремисткой несовершеннолетнюю школьницу-антифашистку по имени Любовь с логотипом штурвала на джинсах, но члена неонацистской группировки, которую возглавляет подросток по кличке Бухенвальд, стрелка с железным крестом на ремне, оставившего без глаза случайного прохожего, оно судит по статье о хулиганстве (есть, правда, вероятность, что статью по ходу дела ужесточат, потому что процесс только начался, — но лично у меня надежды на это мало).

Наверное, в наступившем году это напоминание будет звучать даже слишком часто, и все-таки я его повторю: 2025 год — 80-летие Победы над фашизмом. 

«Дальше все будет зависеть только от того, как будут вести себя с неонацистами правоохранители». Я смотрю на сегодняшние приговоры и понимаю, что расхлебывать это «дальше», скорее всего, снова придется тем, кто вообще-то хотел жить долго и счастливо.

Если кто забыл, в нулевые у запрещенной теперь национал-большевистской партии, одним из создателей которой был главный философ всея сегодняшней Руси Александр Дугин, было приветствие, восхваляющее смерть и ее приветствующее (оно теперь все же признано экстремистским и запрещено, в отличие от идеолога смерти и фашизма, который ныне преподает в вузе и окормляет своими идеями власть). Нацболы под это приветствие зиговали.

Жизнь иногда кажется мне даже чересчур литературной — слишком уж много в ней символизма, слишком много книжных повторов. Рискну эти параллели достроить: все герои обеих рассказанных в этом тексте историй руководствуются одним и тем же девизом из двух слов: «Нет, смерть». Просто одни ставят ударение на первое слово, а другие — на второе. А как будет на самом деле, поживем — увидим.

* Организации признаны в РФ террористическими и запрещены.

** Признан властями РФ «иноагентом».