Сюжеты · Политика

Вместо крестика — нательный микрофон

Продлить Горинову срок помогали насильник, грабитель, наркоторговец и угонщик

Татьяна Брицкая, редактор отдела расследований

Рассмотрение нового уголовного дела против Алексея Горинова на выездном заседании 2-го Западного окружного военного суда во Владимирском гарнизонном военном суде, 28 ноября 2024 года. Фото: Глеб Щелкунов / Коммерсантъ

«— Мы так никогда не действовали, <неценз.>, нигде, <неценз.>, ни в каких <неценз.> конфликтах <неценз.>.

— Мы такие прям ангелы.

— Конечно, <неценз.> у нас <неценз.> такая <неценз.>, такой менталитет у нас, такой менталитет, мы <неценз.> воюем всегда <неценз.>, <неценз.> на поле брани <неценз.>. Че ты скажешь-то? Ну че?

— Не думаю, что это так.

— Да? Теперь историю войн <неценз.> мне вот <неценз.>, скажи мне, где мы <неценз.> хоть раз <неценз.> так воевали <неценз.>, ну где?»

Этот диалог — одно из доказательств в уголовном деле против Алексея Горинова. По версии следствия, он иллюстрирует то, как Горинов реализует свой «преступный умысел, направленный на формирование идеологии терроризма» у сокамерников. Реплики Горинова в нем легко идентифицировать: они лишены матерной брани. Вот и судите сами, кто кого тут убеждает.

О новом деле бывшего московского муниципального депутата мы подробно рассказывали в фильме «Гражданин Горинов: прослушка». Но вот личности свидетелей обвинения — тех самых, кого Алексей якобы подверг массированной атаке пропаганды, остались за кадром: мы не хотели, чтоб наша работа была расценена как давление на этих самых свидетелей, под предлогом которого процесс могли закрыть.

Сейчас суд в разгаре, по планам судьи 2-го Западного окружного военного суда Владимирова, который решил рассмотреть дело по существу за три дня, завтра Горинову могут уже вынести приговор. Так что о свидетелях мы можем рассказать, как и о содержании их разговоров.

Согласно обвинительному заключению, между ними и подсудимым «сложились доверительные отношения». О них — подробней.

В декабре 2023 года тяжелобольного Горинова кладут в тюремную туберкулезную больницу. Лечат. Но вместо 21 дня держат там 40. С его самочувствием это никак не связано: всю «лишнюю» половину срока госпитализации Горинов — объект оперативных мероприятий ФСБ.

У «конторы» есть помощники: шестеро осужденных, уложенных в ту же больницу. Их попарно подкладывают в палату Горинова, куда предусмотрительно установили главный инструмент разработки — телевизор. По нехитрому замыслу оперов, зэки будут смотреть политические ток-шоу — и обсуждать увиденное. А на зэках — нательные микрофоны.

Двое первых поручение оперов не выполнили — то ли не захотели, то ли не смогли. Их имен и результатов работы даже нет в материалах. А вот следующие две пары отработали успешно, хотя это и было трудно — за десятки часов переговоров, расшифровка которых заняла почти 100 страниц, из депутата, осужденного за две фразы о происходящем в Украине, выудить удалось столько же — 

всего два предложения образовали «состав преступления». И то не сразу — чтобы его продемонстрировать суду, пришлось привлекать экспертов Минюста, которые тоже, чувствуется, попотели (об экспертизе — чуть ниже).

Теперь насчет доверительных отношений. Эту формулу из документа в документ повторяет следователь СК Полежаев. И можно ему посочувствовать. Если общение Горинова с четырьмя зэками он считает доверительным, у Полежаева признаки эмоциональной депривации, тут и до выгорания недалеко.

Горинов корректен и немногословен, практически все его реплики в 100-страничной стенограмме — короткие ответы на заданные собеседниками вопросы: «Возможно», «Не знаю», «Понятно», «Даже спорить не хочу». ФСБ рассчитывала на эффект попутчика, на механизм «откровенности в купе», на то, что измученный одиночкой Горинов будет рад любому общению. Но уровень рассуждений собеседников такой, что один из них, например, всерьез описывает жизнь в США, пересказывая голливудские фильмы.

Это — Андрей Гоняшин, срок — 16 лет строгого режима за сбыт наркотиков и притонодержательство. Кстати, все четверо «наседок» — второходы, содержание которых вместе с первоходом Гориновым строго запрещено законом.

44-летний Гоняшин — москвич, образование среднее, первое задержание случилось в 1999 году с дозой героина. В 2012 году якобы избил пацана на улице. Задерживали за хранение семи патронов от Калашникова, затем за продажу героина в составе преступной группы. Были в его биографии условки, амнистия, небольшие сроки, а в 2013 году дали уже 16 строгого. В колонии сотрудничал с администрацией, получил 45 поощрений. «Посещает библиотеку, предпочтение отдает классической литературе», — указано в характеристике ФСИН.

Любитель классики Гоняшин матерится так обильно, что не всегда можно понять, что он хочет сказать: «Они бандеристы <неценз.>, культ!»

В протоколе опроса оперативником ФСБ Кирилловым Гоняшин особо указал, что во время просмотра передач Горинов заявил, что по телевизору все врут.

Его показания слово в слово совпадают с показаниями судимого за изнасилование Николая Медведева (в его анамнезе еще такие нестандартные преступные деяния, как похищение немецкой овчарки и козы).

Видимо, работа в паре так сблизила свидетелей, что они ухитрились, давая показания по отдельности, дословно повторить друг друга (отличаются только установочные данные). Майор Кириллов напрасно отправил дело только в Следком, надо было — в Книгу рекордов Гиннесса. А свидетелей — в НИИ, на опыты. Ведь в тот же день, 10 марта 2023 года, он ухитрился получить еще двух свидетелей-синхронистов. Тот же феномен дословного, до запятой, совпадения наблюдается в протоколах опросов Павла Бритикова и Алексея Мягкого.

Один судим за грабеж, другой — за причинение тяжкого вреда здоровью. Бритиков вынес из магазина пять упаковок с подгузниками. До этого из квартиры утащил телевизор, ранее был судим за аналогичные преступления. Образование девять классов. Мягкий ранее судим за угон. Оперу Кириллову они на два голоса говорили, что Горинов «инициативно акцентировал» их внимание на событиях вокруг Украины.

Алексей Горинов во время заседания суда, 28 ноября 2024 года. Фото: Глеб Щелкунов / Коммерсантъ

На самом деле — это есть в стенограмме — любой разговор сводят к Украине сами «наседки». Есть в опросе и обычное вранье. Бритиков и Мягкий подписали показания, в которых от их имени утверждается, что Горинов охарактеризовал как допустимые действия подразделений «Азов»* и «Кракен»* по отношению к мирному населению. Что это значит, неизвестно — такого разговора в стенограмме нет. «Кракен» однажды упоминает один из осужденных, Горинов тему не поддержал. Относительно «Азова» диалог был, и касался того, кто в принципе участвует в кровопролитии со стороны Украины. Горинов считает, что армия, а его соседи — что националистические подразделения.

Согласно справке специалиста, никаких приемов убеждения при этом Горинов не использует.

Он вообще никого не пытается ни в чем убедить, лишь скупо отвечает на вопросы, не скрывая отношения к телепропаганде и боевым действиям в целом.

Вторая фраза, которая помогла возбудить дело, касается Крымского моста и ударов по нему. Впрочем, согласно заключению специалиста, и в ней нет как таковой попытки убедить. Больше того, в диалоге вообще нет слов или высказываний, дающих оценку событий. Есть лишь трудно оспариваемое утверждение о причинно-следственной связи удара с российско-украинским конфликтом в целом.

Трудно — не значит невозможно. Следствие сначала обратилось во Владимирский госуниверситет за заключением специалистов. Его дали доцент кафедры русского языка Александр Малахов и старший преподаватель кафедры клинической психологии Татьяна Крылова. Они заявили, что никаких признаков «провокации и направленности на возбуждение интереса вести какую-то речь» стенограмма не содержит. Затем материалы направляют в ярославскую лабораторию судебной экспертизы Минюста. Эксперт Елена Конева на вопрос о лингвистических и психологических признаках оправдания абстрактной идеологии насилия в речи Горинова дает конкретный ответ — якобы осужденный оправдывает деятельность «Азова» и «Правого сектора»* (о которых ее не спрашивали). Очевидные и настойчивые вопросы о боевых действиях, которые снова и снова адресуют Горинову собеседники, ее тоже не смутили.

При этом в деле нет никаких следов того, что могло вызвать интерес к Горинову у ФСБ или ФСИН, — никаких рапортов, например, о его разговорах в камере — до больницы, без микрофонов. Разговаривал-то он только с мышью, сидя в одиночке. Тогда вопрос: зачем к нему подослали Медведева, Бритикова, Мягкого и Гоняшина? На основании каких данных начали ОРМ? 

А если таких данных нет, то почему действия четырех зэков и тех, кто их снарядил аудиозаписывающей аппаратурой, не получили оценки как провокация? Этот вопрос ни следствие, ни суд перед собой не ставят.

А что сейчас с собеседниками Горинова? После участия в «оперативных мероприятиях» они получили ряд поощрений, трое (по совпадению они были наиболее активны в разговорах с Гориновым) — уже 31 января получили право на дополнительную передачку. Двое — Бритиков и Мягкий — сейчас уже на свободе.

* Признаны террористическими организациями, их деятельность на территории РФ запрещена.