Цифры. Время. Годы, месяцы, минуты горя, страха, боли, ненависти, бегства, спасения, сопротивления. Надежды. Ожидания. Жажда другого берега. Где уже больше никогда…
Так, наверное, казалось и в те, другие, времена — что тяжелее урока не будет. Но так ли это?
Сегодня буквально в центре Европы совершается страшное. Продолжается ровно тысячу дней. Но началось гораздо раньше и длится уже больше десяти лет. В этой локальной и более долгой части противостояния не заметили в нужное время почти незаметные, но уже очень злые языки пламени, которые сегодня превратились в тяжелейший и страшный пожар XXI века. И ведь это не просто боевые действия, это — реванш.
Нам казалось, что церковь найдет в себе силы противостоять пропаганде, а она стала ее инструментом и оправданием, а милосердие, о котором мы так много, но, увы, впустую говорили, сменилось равнодушием и завистью, которые поломали личность и рассекли общество.
«Правдой» стала кошмарная ложь, которая обеспечила себе безоговорочную поддержку закона, извратив его и сделав бессмысленным и ужасным конвейером кары за любое инакомыслие.
Смерть стала не просто нормой, но обеспечила себе еще и высокую цену, предлагая сыграть в заманчивую, сверкающую золотом рулетку.
И все это стало венцом безумия, подкрепленного благословениями и молебнами и зацементированного идеологически.
В час, когда я писал этот материал, в судьбах многих людей и даже целых семей поставили трагичную точку. Остались только сухие сводки.. Военные действия — это всегда удар не только в одну сторону. Ответы всегда летят обратно. И это — смерти и разрушения.
Нам, кому теперь по сорок лет, еще двадцать–двадцать пять лет назад нынешнее время (а тогда еще будущее) казалось временем свершений, благополучия и открытого мира. Это было коварное и обманчивое впечатление. Кажущееся благополучие сыграло с нами злую шутку. После 90-х, в которые наши родители выживали и работали, как могли, нас ослепило сомнительное спокойствие, за которым многие не смогли разглядеть начала бед. Ни завинчивания гаек, ни репрессий, ни раскрутки новой идеологии, на которой создавалось новое видение страны «без границ».
Страну без границ мы, конечно, видели другой, а государство между тем создавало монстра, который не видел границ только своим аппетитам.
И снова все это — на фоне войн и конфликтов, до которых никому на свете не было никакого дела. Может быть, за исключением лишь нескольких десятков людей, голоса которых гасли на фоне новых идей со старыми гимнами и флагами. Все это казалось — не про нас и не с нами.
Эйфория в обществе от присоединенного Крыма стала лишь подтверждением тому, что игра под завесой благих намерений и смыслов была воспринята всеми «верно», и уже через несколько месяцев вспыхнувший на востоке Украины конфликт потянул к себе «добровольцев» явившегося свету «русского мира», у которого помимо отсутствия границ не было еще и сострадания.
Все это лишь моя личная попытка оглянуться назад и понять, где случился поворот «не туда». Наверное, поворота никакого и не было, потому что путь продолжался по старым рельсам, но с новыми картинками за окном. «Поезд в огне» не остановился, а лишь создал иллюзию, что пожар закончился и можно двигаться дальше. И на этом поезде в новую жизнь поехали старые фантомы и призраки. И машинисты лишь сменили форму. А нам, наверное, просто не захотелось выходить из своих купе.
Все это теперь летит на огромной скорости, полыхая пуще прежнего, раскидывая страшное пламя. У этой поездки слишком высокая цена, безнадежно сорванные стоп-краны.
Кто-то теперь вспомнит, как друзья и даже родственники стали смертельными врагами? Ярость и боль такие, что и само воспоминание от времени, когда все было иначе, уже почти растворилось. Совершающееся возвело на долгие-долгие годы стены, за которыми вряд ли будут услышаны голоса и призывы что-то изменить и исправить.
Кто-то сможет теперь сделать так, чтобы этих кладбищ, разрушенных городов, этих искалеченных судеб — не было?
Тысячу дней назад я проснулся от рева и гула еще ночного неба, и первые новости из интернета ударили в голову и сбили дыхание.
Я забрал семью и уехал оттуда, где мне как священнику было, возможно, уготовано быть лишь одним из винтиков в машине происходящего. Да, я знаю, что винтиками стали не все. Да, есть и те, кому приходится молчать и болеть в одиночестве и ожидании того, что однажды забрезжит рассвет. И я знаю, что мысли и молитвы этих людей с теми и за тех, кому еще хуже и страшнее. И эти молитвы сильнее всех громогласных проповедей с амвона.