Интервью с Ивановым в конце 90-х у меня не получилось. От слова совсем. Оно и не было напечатано. Вероятно, извиняет меня только то, что на момент беседы мне едва исполнилось 18, и я не понимал, как правильно составлять «загадки» и вести диалог. Да и боялся очень Иванова-тренера, так как много раз был свидетелем того, как жесткий и требовательный рулевой «ласково» подгонял с бровки своих подопечных словами, за употребление которых в школе мне грозила бы как минимум «двойка» по поведению. К тому же журналистов (особенно молодых) лучший бомбардир за все годы существования «Торпедо» не жаловал. Короче, я нервничал и заплетающимся языком спрашивал, боясь уронить диктофон…
Хотя Валентин Козьмич, надо отдать ему должное, отвечал. В своей сурово-рявкающей манере. Черно-белые боролись в 1998-м за выживание, и после традиционного допроса про игру и его подшефных я сразу перешел к личности героя и прямо в лоб шарахнул: «Вот вас в свое время болельщики нарекли Балериной… Как вы к этому относились?» «А ты меня в деле видел, балерина?!» — прошипел грозный седовласый сенсей и фирменно прищурился. И я едва не потерял сознание…
В деле Иванова я не видел. Не мог видеть. Но по рассказам деда и особенно отца, который следил за капитаном «Торпедо» через объектив фотокамеры, кое-что знал. И даже выучил, что Козьмич — это не настоящее отчество футболиста. Его отца звали Кузьма. Но паспортистка перепутала букву (наверное, тоже волновалась), так и повелось с тех пор. А переделывать Иванов не стал — слишком хлопотное занятие. Это же не с мячиком управляться. В искусстве этом ему, как считали многие, в середине 50-х и начале 60-х фактически не имелось равных.