Как бежал Андрей из города Мирный

Мирный Андрей

С Андреем Амоновым (32 года, дорожный рабочий из города Мирный, мобилизован в сентябре 2022-го и сбежал из расположения части, не дожидаясь отправки в Украину) мы познакомились 21 октября на парижской встрече политика и экс-политзэка Ильи Яшина* со сторонниками. 

Дезертир Андрей во Франции с 10 октября.

Слово «дезертир» я не беру в кавычки, потому что ни Андрей, ни его товарищи (ни помогавшие им правозащитники) не возражают против такого термина, напоминая, что стали дезертирами, чтобы не участвовать в боевых действиях. 

На следующий день — когда Андрею дали жилье на юго-западе Франции (то есть меньше чем через две недели после того, как он оказался в стране), мы созвонились, он рассказал, что уже успел пообедать и потихоньку разбирает вещи. Говорит, что пока будет заниматься получением документов, что ему «пообещали, что через два месяца начнут выплачивать пособие», но оно, конечно, маленькое, да и Андрей в любом случае хотел бы иметь работу — и будет ее искать, как только дадут разрешение. 

Помимо этого, планирует продолжить «волонтерить» в организации, членами которой являются все шестеро переехавших во Францию. «Я больше всего хочу осветить, рассказать своему народу — саха, что *** — это плохо. Потому что очень мало людей с моей родины, Республики Саха-Якутия, которые об этом говорят. И я хочу использовать внимание, которое сейчас пока что на меня упало, и донести вот эту информацию».

Андрей рассказывает, как он сам вынужден был стать дезертиром: «Получилось так, что 21 сентября 2022 года объявили [частичную] мобилизацию, а уже 23-го мне моя работа сказала, что я должен подойти в отдел кадров с паспортом и военным билетом. Я туда пришел, не думая, что меня мобилизуют — потому что это отдел кадров же, а не военкомат, да? И вот получилось так, что они мне вручили повестку и сказали: мы увольняем тебя с работы, а ты за два часа должен прийти в военкомат — в противном случае будет уголовное преследование. Вот из-за этого я пошел — из-за угроз, из-за страха уголовного преследования — и меня мобилизовали. И 24 сентября меня (в составе группы других мобилизованных из Мирного. — Ю. С.) уже на самолете переправили в город Улан-Удэ, Бурятия…»

Рассказывает: «И вот в первый же день, по прилете в Улан-Удэ, я понял, что совершил ошибку и надо каким-то способом уйти. И я сначала пытался законными способами — ничего не получилось». 

На вопрос, какие законные способы пытался использовать, отвечает: «Поступление в университет… Еще у меня тогда дедушка был жив — справку (мои родные) сделали, что я его опекун. Операция была у меня на пазухе — вытаскивали все медицинские документы, какие могли бы мне помочь не поехать…» 

Не зная, что еще можно предпринять, Андрей даже попробовал «провести переговоры» с вышестоящим «военным руководством»: «Я со старшим лейтенантом пытался разговаривать… АГС же есть — служба вот эта (альтернативная гражданская служба. — Ред.). Но сразу стало понятно, что с ними разговора никакого не будет. Он мне говорит: я так понял, ты не хочешь воевать, тогда пиши отказную, сейчас приедет военная полиция, тебя заберет, и ты попадешь в тюрьму, из тюрьмы — в «вагнерА» и все равно один фиг попадешь на фронт. Выбирай, говорит: в «вагнерА» или отсюда поедешь нормально». 

— И что вы сделали дальше?

— Я убежал просто. Я же срочную службу в этой же части служил в 2013–2014-м. И я знал все выходы, грубо говоря… И вот через неделю примерно я убежал.

— То есть у вас путь занял неделю примерно?

— Нет! За два дня самолетами добрался до Астаны. Если бы я так быстро не сделал, то я бы просто границу не пересек. Задача стояла быстро-быстро все сделать. Получилось так, что на следующий день после моего прилета в Казахстан (прилетел 2 октября 2022 г.) меня объявили в международный розыск.

— Как вы смогли взять билеты?

— Паспорт в руках был у меня. Первое время они забирали, а потом какие-то документы мы должны были сделать сами — и они выдали. А военный билет у них остался.

— Вы когда бежали, колебались в своем решении — с учетом большого тюремного срока, предусмотренного за дезертирство?

— У меня не было уверенности (в успехе), но и хотелось просто идти вперед и бежать, назад не оглядываться. Просто вперед, вперед, вперед! Как-то так. Конечно, я боялся: если поймают… Но все равно… Не до этого было.

В Казахстане он провел два года. Говорит: «Конечно, очень сложно было в это время… В квартиру к моим родителям (в России) звонили и хотели выманить меня. А один раз правоохранительные органы Казахстана в мой день рождения, 12 мая этого года, пришли в мою съемную квартиру, а я по глупости открыл дверь, не посмотрел в глазок, и меня задержали и увезли в участок. Я там просидел два часа и говорю: «Дайте позвонить Артуру Алхастову из КМБЧ (Казахстанского международного бюро по правам человека) — это правозащитник, юрист. И вот он приехал и вытащил меня. И никаких обвинений не было, ничего — просто взяли и отпустили. Сказали мне полицейские: «Из России пришла ориентировка на тебя — из-за этого мы работу и сделали». 

Андрей до сих пор «ума не приложит», как они могли его найти: «Я и квартиру нашел через третьи руки, и документы никому никогда не давал… И не только сим-карты, но и телефоны свои выкинул старые по прибытии в Казахстан… Я с чистого листа там жил. С друзьями не общался, никому не говорил, где живу, я очень закрылся… И я без понятия, как они меня нашли».

— А вы бежали в Казахстан, уже имея какие-то предварительные контакты там?

— Нет, ничего вообще не было… Я поехал туда, просто чтобы куда-то уехать. У меня там даже знакомых не было. Я там оказался совершенно один… Первые дни искал квартиру, потом в интернете забивал: «правозащитные организации»… И познакомился с Артуром Алхастовым из КМБЧ… И потом уже — через Артура — с Александром (Стерлядниковым) познакомился и (другими) дезертирами. И вот у нас появился вот такой (проект) «Прощай, оружие!». Я там видео снимаю, ролики делаю… 

— Вы пытаетесь убедить свою аудиторию не идти на фронт. Но вы же понимаете в то же время, что для многих, к сожалению, в бедных семьях России денежная стимуляция является очень сильным фактором, — «подыгрываю» я Андрею, пытаясь понять, насколько сильна и искренна его позиция.

А он отвечает моментально, без запинки и колебаний:

— Я бы с этим поспорил! Потому что я рос в деревне. Я вот это все видел: денег не хватает, всего не хватает, я работал за маленькую зарплату… Автодорожник. Это чисто мое такое мнение. 

Александр «никогда не хотел быть военным», хоть и стал им

Организацию «Прощай, оружие!», в которой состоит Андрей и остальные пятеро «новых французов», создал, еще находясь в Казахстане, Александр Стерлядников, профессиональный российский военный, который, по его словам, «никогда не хотел быть военным», но стал им «под давлением семьи». 

В отличие от Андрея, он участвовал в *** (ему на тот момент было 23) — с первых дней и в течение полугода. Утверждает, что за все это время не стрелял, а только «налаживал связь».

Александр сейчас обустраивается вместе с женой на северо-западе Франции.

В отличие от Андрея, Стерлядников не только пришел на встречу с Яшиным, но и выступил перед аудиторией в тысячу человек (зал был забит, и далеко не все желающие попали). Немножко сбился в середине («волнуюсь… нечасто выступаю публично»), но в целом держался хорошо:

— Я отучился в военном училище, я военный связист, и в 2021 году решил уволиться из армии. Надо понимать, что уволиться из армии — это не так просто. Это не просто прийти, написать заявление — и тебя увольняют, как на гражданской работе. Меня на должность назначал министр обороны, министр обороны и должен был подписать приказ о моем увольнении… После [частичной] мобилизации 21 сентября 2022 года все контракты всех военнослужащих стали бессрочными. Уволиться можно было только по трем причинам: достижение предельного возраста в 65 лет, прохождение военно-врачебной комиссии и заведение уголовного дела. Я выбрал третий путь. <…> Практически все дезертиры едут в Армению и Казахстан. Они едут туда, потому что у них, у большинства, нет загранпаспортов. У меня загранпаспорт закончился в 21-м году, а для получения нового надо было получить разрешение от ФСБ, что практически невозможно. В Казахстане я познакомился с другими дезертирами, и вот мы, собственно, сорганизовали «Прощай, оружие!».

В Казахстан, говорит, удалось уехать, когда его отпустили в увольнительную.

Продолжает: «Я вам сейчас расскажу про одного человека, который тоже был на фронте не по своей воле. Он участвовал в первом этапе <…>, и чтобы выехать с фронта, он совершил самострел… Его отправили в госпиталь, но после двух месяцев (лечения) его начали отправлять повторно. Он выехал в Казахстан, у него тоже не было загранпаспорта, и он находится в Казахстане до сих пор. Он активно принимает участие в нашей организации».

(Александр передает Яшину письмо от этого человека.) 

Илья потом скажет: «говорил с советником Макрона» о «необходимости помогать таким людям» (на следующий день Яшин встретится и с самим президентом Франции).

«Надо понимать, — продолжил Александр, — что в Армении и Казахстане дезертирам находиться небезопасно — это страны, у которых есть соглашения с Россией, и они выдают «разыскиваемых преступников». Мы знаем, что нескольких людей похитили из Армении и Казахстана… Но ребята сделали свой выбор. Они пошли на этот риск осознанно. Они знали, что на них заведут уголовные дела, они знали, что к ним домой придут с обысками, они знали, что их матерей вызовут на допросы, они знали, что вряд ли когда-то вернутся в Россию…» 

Закончил Александр, как и принято на собраниях людей, верящих в «прекрасную Россию будущего»:

— Я надеюсь, что мы сможем построить (новое) российское общество, и на смену «можем повторить» придет «никогда снова»!

Зал зааплодировал.

Иван: важно, что французские власти оказались к этому готовы

— Вы знаете более-менее истории этих шестерых. Вы можете дать гарантию, что они не совершали военных преступлений? — спрашиваю я на следующий день у Ивана Чувиляева, представителя организации «Идите лесом». Она, наряду с еще несколькими правозащитными проектами, участвовала в этой «операции» по переправке шестерых.

— Смотрите, во-первых, прежде чем любой человек выезжает с нашей помощью из России, он проходит сложную многоступенчатую процедуру верификации. У нас на руках оказываются копии всех его документов, мы их смотрим-читаем, иногда это оказываются какие-то странные паспорта, выданные в месте лишения свободы буквально… Мы знаем историю дезертира, как правило, от момента, когда он оказался в армии, до момента, когда он попросил о помощи… Во-вторых, в Казахстане, в этом случае конкретно, при помощи Conflict Intelligence Team**, CIT**, была создана отдельная большая верификационная группа, которая занималась проверкой каждого из этих шести. Они проходили допросы, они проходили проверку каждого документа. Их кейсы разбирались максимально детально и подробно… Этим занимались специалисты по большим данным, у которых есть допуск ко всяким аналитическим материалам…

Иван говорит, что у них «почти не бывает» так, чтобы за помощью обращались люди «занимавшиеся контролем над… населенными пунктами»: «У нас не было ни фээсбэшников, ни грушников, ни росгвардейцев, вообще ни одного. В 99,99% случаев человек, который приходит к нам за помощью, — это либо мобилизованный, которого мобилизовали в конце сентября (2022 г.), месяц условно он торчал в какой-нибудь Каменке среди таких же запуганных мужиков, которые не понимали, что им делать, и просто водку пили, потом его зашвырнули в какое-то чистое поле, он там проторчал, условно, еще месяц, получил свой осколок в пузо, уехал в госпиталь и не вернулся из госпиталя. Он писал нам и уезжал из страны. Золотая классика. 

Либо это человек, которого заманили каким-то образом на контракт, и с ним произошло то же самое». 

— То есть у вас есть табу только на военные преступления, но нет табу на то, что человек мог несколько месяцев участвовать в военных действиях? 

— Ну, опять же, слушайте, повторюсь, 

— Обустройство этих шестерых во Франции — помимо того, что это, конечно, такая звонкая история — все-таки первый случай приема сразу шести дезертиров, да еще в Европе — станет каким-то прецедентом?

— Мы очень надеемся, что это будет прецедент. И потому, во-первых, что это не только наша работа, но большой группы правозащитных организаций (среди них называет французскую Russie-Libertés**), у каждой из которых свои возможности, свои правила, свои протоколы безопасности… Это работа большого количества самых разных людей, которые смогли координировать свои усилия и помочь этой группе. Ребята из КМБЧ во главе с Артуром помогали им существовать в Казахстане и быть там более или менее в безопасности. Повторюсь: более или менее, потому что все они хоть раз да были задержаны. Дальше были организации, которые занимались в первую очередь возможностью для них выехать из Казахстана и оказаться во Франции. <…> 

И, конечно же, произошедшее с этими шестью — прецедент в том смысле, что французские власти к этому оказались готовы — это очень и очень важно.

— Что вам позволяет надеяться на то, что это прецедент со стороны властей Франции? Это какая-то устная договоренность или…

— Лично мне позволяет об этом говорить тот факт, что полтора года назад — это был, кажется, конец мая — начало июня 2023 года — проходила очередная конференция на площадке Европарламента, и тогда европарламентарии заявили, что они готовы давать [убежище] не только антивоенно настроенным россиянам, которых преследуют за их убеждения, но и тем людям, которые непосредственно участвовали в ***, оставили линию фронта, сложили оружие, ушли из армии. Вот главное, что в нас вселяет уверенность. Потому что была эта декларация о намерениях… Мы прекрасно понимали, что это бюрократически сложная машина, и одних намерений здесь явно очень мало. И помимо намерений нужно вырабатывать механизмы, которые бы позволяли этих людей принимать. Мы видели, что, например, Германия, если мне не изменяет память, еще летом 2022 года объявила о том, что готова давать гуманитарные визы россиянам, но начала их давать сильно позже. Потому что это требовало определенной какой-то системы. То же самое и здесь. 

Во Франции безопаснее, чем в Казахстане?

Иван говорит, что сбежавшие из армии «находятся в совсем ужасном положении — куда более тяжелом, чем любой уехавший российский журналист или общественный деятель, который сидит в Грузии или Армении: потому что просто они в другом мире, они по другим правилам существуют».

— Что вы имеете в виду конкретно под «другим миром»?

— Ну конкретно — за ними куда более пристальное наблюдение. Есть кейс Дмитрия Сетракова, дезертира, которого (из Армении) вывезли в Россию, и он находится в СИЗО в Ростове-на-Дону. Есть другие случаи. То есть дезертиров похищают. 

Очевидно, что во Франции это сделать как минимум гораздо труднее. Кроме того,

— Какие-то еще страны сотрудничают, кроме Франции? Или пока это единственная страна?

— Пока об этом рано говорить, мы очень надеемся, что что-то сдвинется. 

Почему дезертиры «пугают Европу»?

До этого случая европейские власти не демонстрировали своего желания принимать российских дезертиров. Не было не только открытых заявлений (впрочем, их и сейчас пока нет), но и намеков на то, что сбежавшие были бы желанными гостями в Европе. 

В 2023 году — из ответов французского адвоката (пытавшегося добиться отмены отказа на получение убежища для россиянина М.А., которое тот запросил по причине своих опасений быть мобилизованным в армию РФ), из ответов CNDA — Французского национального суда по праву на убежище (который в своем постановлении от 20 июля 2023 г. и отказал в удовлетворении жалобы M.А.) и из общения с источниками во французской дипломатии — для меня четко обозначилась негласная «позиция Парижа». Как сказал другой адвокат, комментируя принятое CNDA 20 июля 2023 года постановление, «это немного лицемерно со стороны Франции, но это потому, что она не хотела бы привлекать в страну бегущих от *** россиян». 

В своем постановлении CNDA, с одной стороны, отказывал в жалобе M.A. на отказ французских властей предоставить ему убежище (важно учесть, что он не дезертир, он заявлял, что опасается мобилизации и отправки на фронт в случае возвращения в Россию); а с другой — объявлял, со ссылкой на «европейское законодательство об убежище»: 

С тех пор дело действительно сдвинулось — так, по данным CNDA на июнь 2024 года, которые цитировало агентство France-Presse, «102 россиянина, бежавших от мобилизации, уже получили статус беженца во Франции», но «среди них не было дезертиров из армии». В начале апреля, как сообщало радио France Info, их было 68.

По данным Би-би-си, до этого правозащитникам был известен только один случай, когда именно дезертир (в Казахстане) смог получить европейскую визу и улететь из страны: «Этот человек после побега из армии смог освоить новую IT-специальность и нашел работу в Германии. Летом прошлого года он уехал туда по рабочей визе». 

***

Существование — до этих пор — в европейских странах негласного табу на прием российских дезертиров подтвердил и Иван Чувиляев. Пояснил видение причин: «Я прекрасно понимаю, что смущает и граждан европейских государств, и политиков, государственных лиц Евросоюза. Везде… хотя есть местная специфика… но так или иначе везде есть опасения. Везде это такая скользкая тема — принимать дезертиров. А что, если они — военные преступники?!»

А учитывая то, что для подачи прошения об убежище надо оказаться на европейской территории — при проведении таких «операций», как нынешняя, никак не обойтись без «политической воли Парижа» (Берлина, Амстердама и т.д.). 

Потому что дезертирам, в их положении — без загранпаспорта, попасть из «лимба» в Евросоюз можно, лишь получив согласие европейских властей. В Париже его сейчас уже точно дали. Что-то мне подсказывает, что французы могут повторить.

* Внесены властями РФ в реестр «иноагентов».

** Признана властями РФ нежелательной организацией.