«Сам себе удивляюсь, как я не сошел с ума»

В конце мая 2022 года прошли обыски у участников движения «Весна»*. В поле зрения силовиков они попали после акции «Бессмертный полк», когда призывали своих сторонников выйти с портретами ветеранов и антивоенными надписями. 7 мая против активистов завели уголовное дело по статье о создании НКО, посягающей на личность и права граждан. Часть из активистов смогла уехать из страны, остальным избрали меру пресечения в виде запрета определенных действий. Одним из обвиняемых оказался 23-летний житель Петербурга Евгений Затеев.

Спустя год в уголовном деле «Весны» появились новые фигуранты, а список обвинений в разы увеличился. В июне 2023 года задержали шестерых молодых людей и всех заключили под стражу. Затеева вместе с остальными отправили в СИЗО. Ему утяжелили обвинение и вменили организацию экстремистского сообщества и реабилитацию нацизма (ч. 1 ст. 282.1, ч. 4 ст. 354.1 УК).

Остальных пятерых молодых людей обвинили в участии в «экстремистском сообществе», публичных призывах к осуществлению деятельности, направленной против безопасности государства, склонении к массовым беспорядкам, распространении неуважительных сведений о днях воинской славы группой лиц и распространении «фейков» об армии.

В настоящее время в Петербургском городском суде рассматривается дело «Весны». Никто из подсудимых не признал вину. Сторона защиты назвала обвинения несостоятельными, поскольку в них не были конкретизированы действия участников процесса: их фамилии оказались просто перечислены через запятую в каждом описанном эпизоде.

Затеев отказался от признательных показаний, которые давал на следствии, и назвал их самооговором. По его словам, он не свидетельствовал против других фигурантов, но предал свои идеалы. За то время, пока Евгений находится в заключении, у него не стало мамы и бабушки. Их смерть для политзаключенного оказалась большим ударом, от которого он до сих пор не отошел. Он винит себя, что они не смогли пережить его арест. Ему сложно осознать, что его самых близких людей больше нет и что он не смог с ними по человечески попрощаться. Как Евгений справляется с утратой в семье, что дает ему силы держаться и почему решил изменить свою позицию по уголовному делу, он объяснил в своем письме, которое прислал «Новой газете».

Затеев Евгений Артемович, 2001 г.р.

ФКУ СИЗО-1 УФСИН России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области

Скоро будет 16 месяцев, как сижу в СИЗО. А до этого я находился под запретом определенных действий. Тоже год с небольшим. И вот самое сложное — вновь привыкать к изменившимся обстоятельствам. Только вроде привык к браслету, ко всем ограничениям, которые за собой несет [мера пресечения], выстроил свою жизнь по расписанию и только начал жить, «дом-работа-дом», начал церковь посещать, разные мероприятия, например, поэтические вечера. A тут раз — и нет всего.

Спать — в 10 [вечера], подъем — в 6 по гимну. Еще соседи, не разделяющие мои взгляды, и бесконечная тупизна вокруг. Другого слова подобрать я не могу. И до конца своих дней я буду утверждать — везде, где есть слово «казенный», логики нет. И в армии, и здесь, в СИЗО, происходит полный бардак, граничащий с фанатизмом. Такое ощущение, что всем, кто принимает решения в уголовно-исполнительной системе, доставляет истинное наслаждение делать все максимально плохо. Конечно, адаптироваться было тяжело. Поэтому у меня этот процесс затянулся на полгода. В то время как у обычных людей это занимает в среднем три месяца.

Абсолютно не готов был я и к смертям моих родных. В этом году, 16 января, не стало моей бабушки. Для всех в семье было шоком, что у бабули был рак легких, который развился быстро и незаметно. А 22 мая ушла из жизни мама — сердечная недостаточность. Это беспредельно сильный удар, от которого я не могу отойти до сих пор. Каждый день я просыпаюсь и думаю о них. Скоро еще их фотографии пришлют. Да, будет тяжелее, но, думаю, это необходимый этап в принятии. Немного мазохистский, иначе боюсь, что до конца не осознаю того, что их нет. А осознать это необходимо, чтобы начать жить дальше. Конечно, вера здесь очень помогает, и я верю, что им сейчас куда лучше, чем здесь, и что однажды и я окажусь рядом с ними. Бог милосерден, так что надежды мои не безосновательны.

Этап из Москвы до Петербурга. Ох, начнем с того, что я опять буду ругать ФСИН. Нет, кто бы мог мне объяснить, зачем стоять 12 часов — с 9 утра до самого вечера на жаре в 30 градусов, а в [столыпинском] вагоне это все 35–40 градусов. <…> Зато интересная компания попалась, всего в вагоне было сначала семь человек, но одного высадили. Всего этап занял две ночи и один день. Выехал из СИЗО Москвы примерно в 11 утра, покатались по другим изоляторам и около 16 часов сели в «столыпин». Его до меня уже много раз описывали, не будут вдаваться в подробности, ничего не поменялось. Я-то думал, что внутри купе будет окно:)

Да, не люксовые условия и не эконом, если не жара — было бы неплохо. Спасался горячим чаем и сигаретами. Да, старое доброе наблюдение, что в жару надо пить горячее, работает. В этот раз налили кипяток сразу в три стакана — и хорошо стало после чая! Похудел по ощущениям за этап на два кило точно, не ел особо. Хотя вообще в вагонах курить нельзя, но сотрудники закрывали на это глаза. Так и доехали через Можайск и Великие Луки. «Столыпин» Москва–Петербург никогда прямо не идет.

С одним [из заключенных] по ст. 228.1 ч. 5 (сбыт и производство наркотиков в особо крупном размере. — Ред.), Вадимом, заводили самые разные разговоры — от психологии до религии. И в который раз я убедился, что нельзя судить человека по статье. Вадим родом из Украины, так что особое место в наших разговорах заняла тема ***. И он, в общем, многое рассказал мне и указал, что я со своим признанием вины иду не своим путем. Я в октябре 2023 года признал вину по всем статьям и «раскаялся». В общем-то только ради скорейшего возвращения домой. Я раньше думал, что это напрасно, но Вадим сильно в этом мне помог. Тут я тоже рассматриваю божественную помощь, ведь страннолюбие — один из главных принципов христианства. Надеюсь, у Вадима все сложится хорошо, и он вернется домой как можно скорее. <…>

Честно говоря, нелегко дается находить общий язык с сокамерниками. В Москве было попроще. Ведь я сидел в карантинном СИЗО, и каждые две недели хотя бы один сокамерник менялся. В самом начале, в июне 2023 года, я зашел в 14-местную камеру, где было около 10 «постоянников» — их никуда не переводили по Москве. На утро, когда все проснулись и начали меня расспрашивать по статьям, один сказал, что он бы меня расстрелял. Оказалось, что он полковник ВС РФ, служил где-то в спецназе, а последнее место службы — ЧВК «Вагнер». Сидел по ч. 2 ст. 111 («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». — Ред.), вроде семь лет получил. Впоследствии мы наладили общение, хотя оно было очень прохладным. В замкнутом помещении, откуда по своей воле никуда не денешься, приходится мириться друг с другом, делить быт и самое главное — не мешать друг другу. Что самое забавное — в ту же камеру спустя год заезжал Олег Орлов**. <…>

В общем-то больше таких ситуаций с недопониманием не было. Я это связываю со своим молодым возрастом, большинство из них не понимают, зачем мне это все. 

Вообще особой поддержки, за исключением пары случаев, у меня нет. Так что это история постоянных споров, непонимания, когда-то и презрения.

Насчет интересных собеседников мне тоже не особо везло. Пожалуй, в Петербурге стало намного лучше. Основная тема — погода и что будем смотреть по телевизору или споры, в которых я иногда участвую. Вторая тема — религия. Довольно много мусульман, с которыми я очень много общался за год в Москве. Говорили мне, что чуть ли не впервые видят христианина, который молится и изучает свою веру. Никакой гордости это не вызывает, грустно это. После того, как они узнавали, что я католик, начинали расспрашивать по поводу различий с православием. <…>

На самом деле я большой любитель поболтать, было бы с кем и о чем. Здесь, в Петербурге, мои молитвы были услышаны: после совершенно отвратительного контингента, где разговоры в 90% случаев сводились о наркотиках, женщинах (когда, с кем и как), а остальные 10% — это споры о чем-то.

Я переехал к Евгению Бестужеву, он проходит по «фейковому делу». Уже два года сидит. <…> На момент написания письма я сижу в этой камере неделю. Уже выяснил, что я сам — невольный христианский демократ, во всех смыслах «невольный»:) Услышал очень много разных истории бурной молодости Евгения

<…>

Вообще я стараюсь много читать: массовую, религиозную литературу, если попадаются, разного рода научно-популярные и исторические книги. Не сказал бы, что бью рекорды по прочитанным книгам. Просто в Петербурге в СИЗО нет телевизора в камерах (по крайней мере, в двух камерах, которых побывал), и это хорошо — меньше отвлекающих факторов. Меня в целом легко сбить и отвлечь.

За этот год прочел 20–25 книг. Уже не знаю, что с этим делать, но не сложилось как-то. Я с детства любил читать и с возрастом эта любовь к литературе не уменьшилась. Правда, при анализе прочитанной литературы, прихожу к грустному выводу, что около 90% прочитанного это фантастика и фэнтези. И вот здесь [в СИЗО] я планировал нагнать, устранить пробел. Читал Толстого «Войну и мир» (2 тома), Достоевского «Преступление и наказание», Гёте «Фауст» и Данте «Божественную комедию». Увы, были брошены на середине. Возможно, не популярное мнение, на мой взгляд, чтение такой классики нужно исключительно для галочки: «я молодец, вот такое прочел». Хотя я обязательно дочитаю, как будет возможность, ради этой самой галочки.

Раз в пятый перечитал «Мастера и Маргариту». Я много тут что перечитывал, например, Рэя Брэдбери «Вино из одуванчиков». Это либо самая реалистичная сказка, либо сказочная реальность. Брэдбери действительно волшебник, а его персонажи живут и в наше время. До этого читал «Вино из одуванчиков» лет в 13–14. Спустя 10 лет читается уже совсем иначе. Я получил много положительных эмоций. Конечно, немного грустил, особенно на главе про прабабушку, тут я не выдержал… Я все это переложил на свою историю…

Хотел бы привести одну из цитат: «Не припомню, чтобы кто-то где-то одержал победу. Войны не выигрывают, Чарли. Ты все время терпишь поражения, и тот, кто терпит поражение последним, запрашивает мира. Все, что я помню, это череда поражений, горя и ничего хорошего, кроме конца. Конец войне, Чарльз, вот победа, ничего не имеющая общего с пушками».

Также стараюсь избавиться от разного рода вредных привычек. Бросал курить и ругаться матом. Однако силы воли не особо хватает, либо что-то происходит — и как после такого без крепкого слова и сигареты?

Удается поддерживать связь с родными. Есть возможность звонить домой раз в две недели либо отцу, либо сестре. С братом и его женой не очень получается созваниваться, но это поправимо. Они на свидания приходят. Чаще всего жена. Конечно, очень печально, что хотя тут ты еще не осужден и теоретически можешь быть оправдан (ха-ха), а ограничения у тебя уже весьма серьезные — один час свидания два раза в месяц и 15 минут разговора. За год я привык. Хотя иногда все равно раздражает. В Москве свидания два часа были, а по ПВР (правила внутреннего распорядка) можно вообще до трех. Но никого это не волнует.

А друзья пишут. Кто-то даже приходит на заседания. Очень рад был увидеть тех, кого не видел больше года. И отдельно про себя отмечаю — все эти граждане зэки жалуются, что все их оставили и никто им не пишет. Не у всех так, но довольно часто наблюдал. А в моей ситуации никто из друзей не оставил меня, и все пишут письма.

Корреспонденция приходит где-то два раза в неделю. Хотя бывают перерывы. Как раз сейчас пишу ответ и наступил такой перерыв — неделю с небольшим. Непонятно, сколько это еще продлится.

Больше всего пишут друзья и рассказывают, как у них дела, что нового, истории из жизни, и я в свою очередь делюсь с ними своими наблюдениями, мыслями и переживаниями. 

А другая — была на Белом море и на Соловецких островах. Сразу так стало приятно, будто тоже там побывал. Замкнутое пространство неплохо позволяет развивать воображение.

Поддержка конечно колоссальная. Стоит ли говорить, когда люди столько собрали на помощь моей семье и мне, столько пишут и переживают. Мне несколько совестно, что я не отвечаю на все письма. Например, новый проект от «ОВД-Инфо»** позволяет очень просто писать письма и отправлять их адресатам. И мне очень много пришло писем от них. Но я не могу ответить на них, мне тяжело дается общение с малознакомыми или совсем незнакомыми людьми. Я пытаюсь себя пересилить и думаю, что скоро все же начну отвечать на все письма. Так что приношу всем свои извинения, кто ждет ответа от меня!

Насчет того, возвращаюсь ли я в тот день, когда задержали? Знаете, нечасто возвращаюсь, и это хорошо. Не самое приятное воспоминание. Бывает, перед сном я снова ощущаю тот громкий стук в дверь, чувство тревоги, которое преследовало меня с вечера 5 июня 2023 года. Вообще здесь предчувствие меня не обмануло. 5-го числа я получил информацию, что Мосгорсуд отменил решение Басманного суда. Там нам незаконно продлили меру пресечения свыше года по статье небольшой тяжести. Я и адвокат не ожидали такого решения. И тогда начал уже воображать, что на той неделе все либо может закончиться, либо остаться как есть. Что мешало, скажем, предъявить это все в Москве и просто опять продлить запрет определенных действий? Ничего, кроме желания посадить. Тем вечером я поехал на поэтический вечер, вернулся в 10 вечера. Бумаги об обыске уже были подписаны, оперативники распределены, будильники заведены. Я вечером помолился. Есть у католиков прекрасная молитва — святой Розарий пресвятой Девы Марии. В ней мы как бы проживаем этапы жизни Христа. В понедельник читаются радостные таинства — Благовещения, Рождество, Сретение. А во вторник — скорбные молитва в Гефсиманском саду, арест, суд, распятие Христа. И вот начинаю с Благовещения, но моя мысль почему-то упорно уходит к Гефсиманскому саду. Странно, думаю, сегодня не вторник и я читаю не тот отрывок. <…> В тот вечер я не мог понять, почему моя мысль так упорно возвращается к этому эпизоду.

А в шесть утра я понял. Проснулся от жуткой тревоги, сердце билось так, что в голове отдавало. Смотрю на часы и не понимаю, что происходит… через пару мгновений дошло — и буквально через пять минут мою жизнь изуродовали раз и навсегда.

Что же до того: «мог ли я сделать иначе»… Конечно, мог. Много-много раз. 

Лень… Это прозвучит странно, но да. Что-то кардинально менять было лень. Это все заново узнавать, искать работу. Я просто уже тогда привык к тем ограничениям, которые были на тот момент. И конечно, было страшно. Такой шаг в неизвестность… сейчас я понимаю, что это жуткий инфантилизм, который привел в итоге к смерти двух дорогих мне людей, ухудшению здоровья и еще большей неизвестности. Да, я виню себя в некоторой степени за это, что нет мамы и бабушки. Никто не знал, что будет так. Кто знает, уехал бы я — и случилось бы тоже самое? Мой арест, я думаю, сильно подорвал их здоровье. Впрочем, в письмах мне писали об ухудшении и о том, что бабушка говорила, что ее жизнь превратилась в кошмар. Писали мне это из хороших побуждений. А мама просто не смогла пережить уход бабушки. Она прожила с ней всю жизнь, и это для нее стал страшный удар. Возвращаясь в тот день, я все спрашиваю себя: ну что, доигрался, дурак? Уже изменить ничего нельзя. Жалеть о решениях, которые я принял сознательно, — глупо. Можно было, конечно, поступить иначе. Чего греха таить, я бы исправил это, будь у меня такая возможность. Нужно жить дальше. Проработать комплекс вины, выжить, выйти на свободу и попробовать не спиться по выходу.

Честно говоря, сам себе удивляюсь: как я с этими сделками с совестью и трагедией в семье не сошел с ума. Все же человек привыкает ко всему. С давних пор существует много способов поиска ответа на вопрос: «а на хрена это все?» Кто-то в творчестве находит ответ, кто-то в самореализации на работе, кто-то в вере. Я совмещаю. Пишу стихи, очерки, рассказы. Прозу — реже. А стихи — в стол или друзьям. <…> Не так давно возникла мысль начать работать и сдуть пыль с черновиков и собрать небольшой сборник. Однако все портит жуткая неуверенность в своих силах и все та же проклятая лень. Поэтому пока на своих страницах в соцсетях попрошу свою команду поддержки публиковать.

А второй способ — вера. Хотя в этом письме и так заметно. Это синдром неофита еще не прошел. Все же со дня, когда я обрел веру, два года будет в декабре. А есть конкретный день — 25 декабря. Уже не помню, чья это была идея зайти в церковь и посмотреть на католическое Рождество. Наверное, моя. В ту пору у меня и в голове, и в сердце был жуткий бардак, что за мной в любой момент придут, проблемы дома, на работе. Все копилось. Обыск, арест, [частичная] мобилизация, соединение дел, питерская прокуратура подала иск о признании «Весны» экстремистской организацией, колебания уезжать или нет… И это все тогда сжалось в полторы недели. Я все это время в тревоге…

В декабре «Весну» признают «экстремистской». И что, безусловно, тоже довольно безответственно — я начал задумываться о том, что пора бы это все заканчивать. Все думал над способом. Не могу сказать, что серьезно думал, скорее теоретически… пройду мимо рельс, смотрел на высотки… я человек с нормальной устойчивой психикой и не поддерживаю такое, но тогда что-то во мне явно шло не в ту сторону.

И вот 25 декабря я стою в церкви — собор Матери Божией Лурдской в Петербурге — смотрю вокруг. Тут я чувствую на правом плече руку, знаете, как когда друг какой или приятель поприветствует. Оборачиваюсь — пусто. Я пришел тогда с тремя подружками, они были впереди меня. В этот момент произошло, пожалуй, самое сильное Боготворение в моей жизни. В этот момент я обрел Бога, а он — меня. Ведь, что наша жизнь без него, когда в общем-то он ее создал. А мы всячески сопротивляемся. Он постоянно стучится в дверь.

И я перестал сопротивляться, он вошел в эту дверь — и все мои тревоги тех дней просто исчезли. С тех пор стал изучать веру, ходить в церковь и верить. С каждым днем все сильнее. О свободе, о том, что у меня обязательно будет семья, о мире. Скорее бы все это кончилось! Здесь я научился по-настоящему ценить эту самую свободу — и теперь знаю, ради чего стоило жить. Так что я не жалею о прошлом и с позитивом смотрю в будущее. А жить стараюсь здесь и сейчас. Сейчас шесть вечера, ужин, пожалуй, выпью чай и отвечу на письма. Будьте здоровы!

* Организация признана экстремистской и запрещена в РФ.

** Внесены в реестр «иностранных агентов».