«Суд кенгуру» и национальная безопасность

Изначально этот материал задумывался как краткая заметка на полях лекций для студентов-юристов начальных курсов, как размышление об основах государственной системы управления. Я хотел раскрыть перед молодыми специалистами, на каких принципах построена государственная власть, зачем нужны ее отдельные элементы и что определяет их развитие. Особое внимание я уделял различию между концепцией государственного строительства, приверженцами которой были многие советские управленцы, и современным подходом к устройству органов публичной власти.

В первом случае, как точно подмечает Чарльз Тилли, управленческие решения направлены на укрепление слабых и архаичных политических институтов под влиянием сиюминутных целей. В современном же обществе эти институты должны основываться не на политической воле момента, но на правовой основе, представляющей собой отражение устремлений самого общества.

Центральную роль в этом процессе играет суд. Суд как институт не просто регулирует конфликты, но и воплощает высшие ценности справедливости и правопорядка, обеспечивая баланс между властью и гражданами.

Однако, как показывает жизнь, реальность часто вносит свои коррективы. Последние события и та роль, которую в них играют люди в мантиях, к сожалению, говорят о том, что эти заметки актуальны не только для студентов. Они необходимы всему обществу, особенно той его части, которая привыкла, что к ним обращаются «Ваша Честь» или «Уважаемый Суд».

Право сильного или право справедливости

Прежде чем углубляться в природу суда, важно сначала рассмотреть, что такое право. Первый вызов, с которым сталкивается каждый студент юридического факультета, — это многообразие определений этого ключевого понятия. Причем эти определения не только различаются или противоречат друг другу, но нередко находятся на совершенно разных социальных уровнях. Для одних право — это лишь система формально закрепленных и санкционированных властью правил поведения, обязательных для исполнения. Для других — это выражение принципа формального равенства, где нормы, свободы и справедливость применимы одинаково ко всем.

Однако такие расхождения в понимании права существовали всегда. Уже в древности такие мыслители, как Платон и Аристотель, пытались осмыслить, чем является право — установлением силы или выражением универсальной справедливости. В Средние века под влиянием христианства право часто понималось как божественное установление, в то время как в Новое время, с развитием идей гуманизма и просвещения, право стало ассоциироваться с естественными правами человека, независимыми от воли власти. Этот процесс продолжается и сегодня, когда концепции прав человека, социального государства и международного права вступают в активный диалог с традиционными юридическими системами.

Странно, но именно этот начальный этап в восприятии права — как для студента, так и для общества в целом — становится определяющим. Он задает вектор дальнейшего развития. Единственное, что объединяет все подходы к праву, — это признание его как системы общепринятых и обязательных правил, направленных на обеспечение мирного сосуществования в обществе. 

Более того, понимание права напрямую влияет на то, как функционируют судебные системы, как реализуются права граждан и как общество реагирует на вызовы времени. В этом контексте суд становится не просто органом, исполняющим законы, но институцией, которая формирует и поддерживает представления о справедливости и правопорядке в обществе. Право и суд в этом смысле — это не только инструменты регулирования, но и зеркала, отражающие моральное состояние общества.

Здесь не должно быть никакой двусмысленности: свобода и равенство, как фундаментальные принципы, не могут опираться на волю одного лица или небольшой группы людей. История наглядно показала это в советскую эпоху, когда концепция «диктатуры пролетариата», провозглашенная как власть народа, быстро превратилась в диктатуру элит. А власть элит затем трансформировалась в персональную диктатуру, когда воля одного человека объявлялась волей всего общества. Решения принимались от имени народа, однако именно этот человек решал, кто является другом общества, а кто врагом народа.

Такая подмена общественного интереса личными амбициями разрушила сами принципы равенства и свободы, которые изначально провозглашались. В итоге именно это в значительной степени привело к подавлению инакомыслия, манипуляциям с понятием «народной воли» и созданию системы, где «право» было не инструментом защиты свободы и справедливости, а лишь орудием подавления и контроля.

Этот урок истории ясно показывает, что для настоящей свободы и равенства право должно быть независимым от воли и направлено на поддержание объективного баланса интересов всех членов общества. Только в таком случае оно может служить опорой для справедливости, а не средством для легитимации личной власти.

Конституция или «Основной закон»

Если ответ на вопрос, что для нас является правом, мы можем найти в своей совести, то где искать этот ответ для общества? Ответ следует искать в Конституции — в самом широком смысле этого слова. Важно подчеркнуть, что Конституция — это ни в коем случае не основной закон, так как закон создается в рамках нормотворческого процесса и является продуктом законодательной власти. Конституционные же нормы — это принципы, которые отражают общепризнанное общественное устройство, те основы, которые принимаются всем обществом как неизменные и фундаментальные.

Конституция — это не просто набор юридических норм, но система ценностей и принципов, которые определяют взаимодействие личности и общества. Это выражение нашего общего понимания устройства общественных дел и самоуправления. Однако главное в Конституции — это те принципы, ради которых мы объединяемся в общество и осознанно становимся его частью. Именно они формируют социальный договор, на основе которого строится наше общежитие. 

В этом контексте Конституция 1993 года является ярким примером. Она была принята всенародным голосованием, и потому действительно представляет собой акт прямого волеизъявления многонационального народа Российской Федерации — главного носителя власти в стране. Конституция стала выражением суверенной воли людей, которые самостоятельно решают, как им управлять своей жизнью. Именно поэтому особенно тревожным выглядит то, как Конституция трактуется в Заключении Конституционного суда РФ от 16 марта 2020 года № 1-З. В этом документе, принятом, по существу, в рамках процедуры ad hoc по оценке изменений 2020 года, Конституция упорно называется «Основным Законом» — термином, использовавшимся по отношению к Конституции РСФСР, принятой Верховным Советом, органом, чья представительность была весьма условна.

Примечательно, что до этого Конституционный суд РФ никогда не применял термин «Основной Закон» в отношении Конституции 1993 года. Подобная смена риторики выглядит как намеренная попытка сместить акценты и продемонстрировать гражданам их место в новой системе координат. Это создает ощущение, что важность прямого народного волеизъявления отступает перед попытками элит закрепить свои позиции, подменяя подлинное народовластие формальными процедурами.

К счастью, в Конституции Российской Федерации существуют неизменяемые главы — 1-я, 2-я и 9-я, которые служат гарантом сохранения основополагающих принципов. Первая и вторая главы, содержащие основы конституционного строя и права и свободы человека и гражданина, составляют базис всей конституционной архитектуры. Эти нормы действуют как фундамент, через призму которого должны трактоваться все остальные положения Конституции.

Согласно статье 16 Конституции, никакие другие положения не могут противоречить основам конституционного строя Российской Федерации. Более того, статья 2 ясно подчеркивает, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а государство, как формализованное выражение общества, обязано выступать гарантом их защиты. Это не просто юридическая норма, но важнейший принцип, который должен определять действия всех государственных институтов.

Исходя из положений 1-й и 2-й глав Конституции Российской Федерации, мы можем достаточно точно определить, как граждане России понимали право в 1993 году. Провозглашая Россию демократическим правовым государством, Конституция признает человека, его права и свободы высшей ценностью, а народ — носителем суверенитета и единственным источником власти в стране. 

Если обратиться к статьям 17, 18 и 19 Конституции, становится еще более очевидно, что основные права человека обладают естественным и объективным характером. Эти статьи устанавливают, что права и свободы человека являются непосредственно действующими и определяют смысл, содержание и применение законов. Они регулируют деятельность законодательной и исполнительной власти, органов местного самоуправления и обеспечиваются правосудием. Таким образом, Конституция подчеркивает, что право — это нечто первичное, естественное для общества, укорененное в психологии человека и определяющее принципы функционирования общественных институтов.

Право в этом смысле представляет собой совокупность императивно-атрибутивных переживаний, определяемых нравственными нормами, мерилом которых выступает совесть. Оно существует не только в рамках правовых актов, но и как неотъемлемая часть общественного сознания, определяющая взаимодействие между государством и гражданами. Таким образом, право — это не просто набор юридических норм, но отражение глубинных моральных принципов, которые являются основой для формирования законов и управления обществом.

Защита права

Однако на практике право само нуждается в защите, и в первую очередь — от искажения. Право, как социальный регулятор, не существует в вакууме; его содержание не является строго объективным, поскольку оно коренится в социальной психологии. Как отмечал Л.И. Петражицкий, подобные явления «реально существуют в психике того, кто их изучает и переживает в данный момент». Будучи порождением психологических процессов, право состоит из двух взаимосвязанных элементов: чувства внутреннего долженствования и соответствующего права требовать определенного поведения от других.

Человек, находясь под воздействием эмоций, склонен приписывать внешним авторитетам, себе и окружающим различного рода права и обязанности, проецируя на них свои внутренние убеждения о том, как следует поступить в той или иной ситуации. В основе этого процесса лежит эмоция, которую можно определить как совесть. Она формируется под влиянием социального воспитания, которое личность получает с детства, и в значительной степени зависит от личного жизненного опыта.

Таким образом, право, будучи результатом психологического и социального взаимодействия, нуждается в защите от субъективных интерпретаций и манипуляций. Ведь оно воплощает собой совокупность нравственных принципов, которые регулируют наше поведение в обществе.

Для того чтобы защитить право от субъективных интерпретаций, необходимо его объективизировать и унифицировать — проще говоря, зафиксировать. Так возникает феномен закона. Да, «застывшее право» в форме закона может отставать от изменений в духовной, экономической и социальной жизни общества, оно не столь гибко и не всегда чутко реагирует на конкретные ситуации. Однако его сила заключается в объективности, что позволяет провозгласить принцип верховенства закона. Это означает равенство всех перед законом, а не перед волей конкретного человека.

Принцип верховенства закона предполагает не только равенство правовых гарантий для всех граждан и связанность власти законом, но и предсказуемость общественной жизни, что, в свою очередь, создает надежную и безопасную основу для развития общества и личности. Закон, фиксируя нормы, обеспечивает стабильность, которая так необходима для эффективного функционирования государства и социальной системы.

Однако закон, будучи лишь формальной оболочкой, может быть наполнен неправовым содержанием, если законодатель действует недобросовестно или некомпетентно. В таком случае он может противоречить духу общества, праву и интересам как личности, так и всего общества. Кроме того, даже качественно составленный закон может быть искажен на стадии правоприменения, если правоприменители проявляют небрежность, низкую квалификацию или злоупотребляют своими полномочиями. В итоге закон, каким бы справедливым он ни был, остается лишь текстом на бумаге, если его не соблюдать и не применять надлежащим образом.

Так что же может защитить закон? И, что еще важнее, как защитить само право?

Суд — антитеза праву сильного

И вот здесь на арену выходит самая необычная ветвь власти — суд. Хотя я не скажу, что суд — главная ветвь, он, безусловно, является первой среди равных. Суд — это тот, за кем остается последнее слово. Важно отметить, что суд возникает там, где возникает спор, будь то спор между двумя частными лицами или между человеком и государством. Это мирный и цивилизованный способ разрешения разногласий, который исключает насилие и кровопролитие. Суд — это прямая антитеза праву сильнейшего, инструмент, обеспечивающий справедливость, основанную на законе и праве.

Однако для того чтобы суд выполнял свою функцию, за ним должен стоять авторитет. В условиях монархии судья — это голос суверена, и его решение считается окончательным. В демократическом же государстве суд — это голос всего общества. Недаром судебные решения принимаются именем Российской Федерации, то есть от имени всего народа. 

Таким образом, суд — это гарантия того, что конфликт будет разрешен справедливо и в рамках закона, а не по принципу силы или власти. Его авторитет основывается на доверии общества, на убежденности людей в том, что закон будет применен одинаково для всех, независимо от положения и статуса участников спора.

И если это доверие к суду существует, то суд, опирающийся на право и Конституцию, способен «свернуть горы». Даже дефектная норма закона может быть исправлена благодаря правильному толкованию — такому, которое согласуется с духом права и вытекает из Конституции. В случае же явной правовой дефектности нормы, обычные суды могут обоснованно проигнорировать ее применение, а Конституционный суд и вовсе может удалить ее из правовой системы, если норма противоречит Конституции. Это важная функция суда — защищать общество от последствий дефектного законодательства.

С исполнительной властью дело обстоит еще проще. Суд может признать ее незаконные действия или бездействия не имеющими правовых последствий, кроме права пострадавшего лица на возмещение вреда, причиненного ошибками государства. Тем самым суд обеспечивает защиту прав граждан от злоупотреблений и ошибок власти.

Таким образом, плохое законодательство и слабость исполнительной власти не являются непреодолимыми проблемами, если в обществе существует профессиональный и независимый суд, который действует в интересах правосудия. Это не только компенсирует недостатки других ветвей власти, но и укрепляет доверие общества к государству в целом.

При этом вся система правосудия зиждется на слове — на уважении и доверии общества к этому слову. Судья — фигура не политическая, что блестяще подмечено в фильме «По половому признаку»: «На суд должна оказывать влияние не погода в конкретный день, а климат всей эпохи». Это возможно лишь при условии, что решения основываются на трех компонентах: Конституции, Законе и Совести.

Триада: Конституция, Закон, Совесть

Закон обеспечивает принцип верховенства закона — равенства всех перед ним. Конституция гарантирует верховенство права, определяя высшие ценности общества и государства. Совесть же делает судью не бездушной машиной, а человеком, способным здраво оценивать обстоятельства и учитывать социокультурные изменения. Именно совесть позволяет праву оставаться живым инструментом, способным гибко реагировать на потребности общества.

В данном контексте совесть понимается как сознательное применение нашего знания к тому, что мы делаем. Она следит за нашими действиями, выносит внутренние суждения о том, что правильно или неправильно, и помогает судье принимать решения, защищая справедливость. Совесть — это первая лакмусовая бумажка, которая противостоит несправедливому закону или решению правоприменителя.

В этом случае правосудие перестает быть защитником интересов общества и превращается в механический процесс, не способный обеспечить справедливость.

Судья — не государственный служащий

Работа судебной системы возможна только при наличии гарантий независимости судей. Одной из важнейших основ этой независимости является строгий запрет на вмешательство в деятельность судов и судей при осуществлении правосудия, закрепленный как юридически, так и материально. Независимость судьи должна поддерживаться имущественной, административной и физической автономией. Судья мирового суда не должен чувствовать себя ниже или подчиненным по отношению к судье Конституционного или районного суда. Они равны, несмотря на различие в их функциях и категории дел, которые они рассматривают. Каждый судья — от председателя Конституционного суда до судьи военного трибунала — является носителем лица Фемиды, символа правосудия.

В этом смысле судья не может быть бюрократом, «винтиком» системы, встроенным в иерархию. Он должен быть самодостаточным и независимым, свободным от давления извне. Судья должен зависеть не от непрозрачных процедур назначения, а от мнения общества, которому он служит.

На практике же механизм назначения судей остается закрытым для общественности. Судей утверждает президент, который зачастую никогда не видел и не узнает кандидата. Сам процесс проходит через экзамен, организованный квалификационной комиссией, и решение квалификационной коллегии судей, которое затем отправляется председателю соответствующего суда. Но даже на этих этапах прозрачность минимальна, а общественность лишена возможности следить за процессом и верифицировать результаты. Как следствие, доверие к судебной системе падает, ведь судья должен быть Vox Populi, а его назначение — не кулуарным процессом.

Кроме того, проблема усугубляется из-за перегруженности базового звена судебной системы и фактической бессрочности пребывания судей в должности. Если бы судья знал, что по завершении срока его каденции он вернется к коллегам, которые смогут оценить его работу и припомнить ему каждую ошибку, это стало бы серьезным сдерживающим фактором. Однако в реальности решения часто принимаются в рамках корпоративной этики, а контроль за судьями остается внутрикорпоративным — в лице квалификационных комиссий, состоящих из тех же судей.

Ситуацию усугубляет и практика назначения судей из числа бывших помощников и секретарей. В результате за таким судьей может тянуться «шлейф» неформальных обязательств перед теми, кто оказал ему поддержку на пути к должности. Все это создает негативную картину, снижающую доверие общества к судебной системе и к ее способности защищать права и интересы граждан.

Включение правоохранительных органов в процесс назначения судей, а также зависимость судебной системы от исполнительной власти в вопросах финансирования создают серьезную проблему. На эту проблему указывал А.Н. Кононов, судья Конституционного суда РФ в отставке, вспоминая, как его критиковали за то, что он якобы был «правозащитником», а не судьей. 

У государства иных интересов, кроме защиты прав граждан, быть не может

Этот вопрос поднимает фундаментальное противоречие: какие могут быть интересы у государства, отличные от защиты прав и законных интересов его граждан? Что это за «изолированные» интересы? В монархическом государстве — очевидно может, а в демократическом? Концепция судьи как защитника государства, а не прав граждан, вызывает серьезные опасения. Противопоставление судьи-правозащитника и судьи-государственника — тревожный сигнал, ведь если судья в процессе ориентирован на защиту интересов власти, а не права и справедливости, это ставит под сомнение его беспристрастность. Судья, чья позиция детерминирована заранее, уже не может быть гарантом правосудия.

Этот конфликт приводит к опасности создания так называемого «суда кенгуру» — термина, обозначающего фиктивный суд, где процесс лишь имитирует правосудие, а исход известен заранее. Когда судья выполняет задачи, поставленные извне, такие как пресечение протестов или защита определенных политических интересов, сам институт суда теряет свое значение. 

Такая система, лишенная совести и ориентированная на цели защиты власти, перестает быть защитником прав и свобод, превратившись в бюрократический конвейер. В краткосрочной перспективе это может гарантировать стабильность судьи, но в долгосрочной — приводит к ослаблению доверия к суду и утрате его основной функции — быть независимым и справедливым арбитром в правовых спорах.

Действительно, даже в случае суда, который может показаться недостаточно независимым или ориентированным на интересы власти, остается возможность для реформирования и изменений. Такой суд все еще способен вносить коррективы в общественные отношения и, при определенных условиях, может стать инструментом для переосмысления и адаптации права к современным реалиям. Реформа судебной системы — это сложный процесс, требующий внимательного подхода к кадровой политике, повышению открытости и обеспечению независимости, как в структурном, так и в экономическом аспектах. Такие изменения возможны, если существует воля к реформированию и осознание необходимости изменений.

Кляп для суда и неизбежность наказания

Однако куда более тревожной становится ситуация, когда у суда нет слова, особенно в контексте уголовной или административной ответственности. Важно помнить, что основная задача суда в таких делах заключается не в наказании правонарушителей, но в признании их вины или невиновности от имени общества. Суд — это не просто механическое применение закона, это зеркало, отражающее моральные и правовые нормы общества.

Если лицо, совершившее преступление, может избежать ответственности, получив «свободу» от судебной оценки, то общество оказывается лишенным возможности высказать свое отношение к этому деянию. 

В случае отсутствия оценки со стороны суда, как бы это ни казалось парадоксально, все члены общества начинают испытывать чувство небезопасности и неопределенности. Легитимность системы правосудия теряется, а уверенность в том, что законы работают, начинает угасать. Это приводит к тому, что общество становится немым свидетелем несправедливости, не имея возможности выразить свое недовольство через суд.

Если мы снимаем убийцу с тела жертвы и не передаем его правосудию, мы совершаем одну из самых тяжких ошибок. Преступление уже совершено, есть жертва и пострадавшие, а общество осведомлено о произошедшем. Однако мы не знаем причин убийства, не знаем личность и мотивы преступника, и это означает, что оценка произошедшего останется на уровне личных догадок.

Это не значит, что суда вообще не будет. Это означает, что вместо одного суда над преступником будут бесчисленные частные «процессы» в умах людей, каждый из которых может закончиться по-своему. Потерпевшие, осознавая, что правосудие их не защитит, будут искать справедливости, но уже не через закон, а через силу — по законам джунглей. Они будут обращаться не к полиции, а к криминальным авторитетам, тем самым создавая новый виток насилия.

Полиция и следственные органы в таких условиях теряют всякий стимул к работе. Какой смысл тратить дни и ночи на поиск преступника, если его отпустят без какого-либо наказания или контроля? Более того, существует риск, что преступник вернется, чтобы отомстить. В итоге зачем рисковать?

Таким образом, возникает точка, где и частные лица, и представители государства утрачивают доверие к правовой системе. Люди больше не верят в коллективные институты и начинают действовать в одиночку.

Стоит рассмотреть и позицию преступника. Удивительно, но в таких условиях для него более логичным становится путь наибольшей жестокости. Между изнасилованием и изнасилованием с убийством он, вероятно, выберет второе, так как, в худшем случае, исход для него будет один — отправка на фронт. А убийство снижает вероятность быть пойманным.

Безопасность как абстракция

Если правосудие молчит, то гарантии безопасности каждого члена общества становятся лишь абстракцией. Люди начинают осознавать, что их безопасность может быть под угрозой, а механизмы защиты становятся неэффективными. В конечном итоге это приводит к ослаблению социального контракта между гражданами и государством, где государство в лице судебной системы перестает выполнять свои обязанности по защите прав и свобод своих граждан.

Как ни парадоксально, эти недостатки негативно сказываются не только на гражданах, но и на исполнительной и законодательной власти. Полицейские и следователи не будут активно ловить преступников, если знают, что те будут немедленно освобождены после задержания. В то же время законодатели не испытывают стимула улучшать качество законов, поскольку их решения фактически не подлежат обжалованию.

В результате усиливается эффект социальной атомизации, который затрагивает не только отдельные семьи, но и целые сообщества и общество в целом. В условиях, когда ни суд, ни законы не могут эффективно защищать права граждан, общество начинает распадаться на фрагменты, что приводит к росту недовольства и недоверия к институтам власти. Начинается процесс выстраивания параллельных государственным структур, проще говоря, возникает питательная среда для мафии.

В итоге слабая судебная система создает замкнутый круг недоверия к властям, который лишь усугубляет существующие проблемы и затрудняет внедрение необходимых реформ. Для разрыва этого порочного круга необходимо комплексное решение: не только улучшение работы судов, но и создание условий для эффективного взаимодействия всех ветвей власти под судебным контролем. 

…Мы должны перестать воспринимать суд как нечто далекое или абстрактное, инструмент для формального подтверждения позиций законодательной или исполнительной власти. Суд — это, прежде всего, олицетворение справедливости, того, что должно защищать и поддерживать права каждого гражданина. Осознать это — значит понять, что суд — это не просто бюрократическая структура, это актор, который играет ключевую роль в жизни общества.

Правосудие должно быть гласным, состязательным, законным, гуманным и справедливым. Суд не может быть зависим от давления со стороны других ветвей власти, и тем более от тех, чьи интересы могут идти вразрез с интересами граждан. Важно, чтобы общество вернуло себе право на справедливость, и чтобы суд действовал во имя и в интересах людей, защищая их права и свободы.

Да, суд вооружен только словом, но как точно подметил выдающийся судья А.Ф. Кони: «Слово — одно из величайших орудий человека. Бессильное само по себе, оно становится могучим и неотразимым, сказанное умело, искренне и вовремя». Именно такое Слово может менять реальность. И если общество осознает силу и значение правосудия, то суды действительно станут теми институтами, которые будут гарантировать независимость и справедливость для каждого.

Ярослав Савицкий, юрист, Санкт-Петербург