Смертельный номер

Все дело в фокусе, сквозь который автор смотрит на случившуюся с нами жизнь. 

Распиливание женщины — один из самых известных цирковых фокусов, который каждый видел хоть раз в жизни. Писательнице М., героине новой книги Марии Степановой, приходится делиться надвое по воле автора, а автору — по воле зверя, «внутри которого она жила, а может быть, в нем и родилась», разделившего ее жизнь на до и после. И если героине надвое «распилили» тело, то автору — душу, и не понарошку, а так глубоко, что половинки не срастаются.

В своей небольшой повести, или большом рассказе, или коротком романе (жанр каждый выберет сам) 

Ее героиня, «писательница М.», покинула оскверненную родину и осела в европейском городе Б, где собралось довольно много ее соотечественников. Можно предположить, что речь идет о Берлине, но это не важно, имена и названия здесь не имеют значения. Где бы ни приземлились сдернутые с места люди, им везде предъявят общий счет: почему они не приняли жесткие меры задолго до того, как зверь «подрос и стал поедать всех подряд». Этот вопрос мучает и писательницу М. Она и раньше пыталась анализировать повадки и намерения зверя, но отвлекалась на чужие истории, которые собирала «как марки, пытаясь расположить их на бумаге единственно правильным способом», теперь же «любая мысль или воспоминание быстро и неизменно приводили М. к мысли о звере и его устройстве». Аллегории, аллюзии, ассоциации, пересказы, скрытые и явные цитаты из прочитанного мастерски вплетаются в нарочито сухое повествование, стиснутое неудобством говорить на родном языке: «Вопрос о языке, вопрос языка, больше не имел сносного ответа; чтобы его избежать, приходилось теперь пользоваться английским, который казался нейтральным, спасительно гигиеничным — а если у кого-то к нему возникали вопросы, они хотя бы не имели отношения к зверю, о котором люди из страны, откуда приехала М., и те, кто жил в соседних государствах, думали постоянно».

Стилистически эта проза безупречна. 

От депрессии спасает работа, забота о других устремляет к будущему, но у писательницы М. нет ни работы, ни других. Ее лишь по старой памяти зовут на книжные фестивали, где собираются те, кто «любит и понимает буквы, расставленные на бумаге в нужном порядке». На один из таких она и едет, однако дорожные неурядицы мешают ей добраться до читателей, которые хотели бы расспросить ее про книжки. И в этом она видит символичность — какая она теперь писательница, если у нее язык не поворачивается даже говорить на этом «гибком, выворотном, почти всемогущем» языке! Попав в железнодорожную забастовку, героиня застревает в маленьком городке — с разрядившемся телефоном и неукротимой тягой выпасть из себя прежней. И это еще одно из разламывающих состояний, которое обрушила на людей непрошенная эмиграция: «ей хотелось понять, что она теперь есть и что хотела бы с собой сделать — во что, если угодно, превратиться, потому что быть прежней собой она уже разучилась».

Героиня Степановой выбирает радикальный путь: из писательницы превратиться в циркачку. Преодолевая врожденную замкнутость, она вмешивается в разговор двух фокусниц, который заканчивается предложением на ближайшем представлении «разрезать» ее пополам. Новые знакомые деловито готовят ее к выступлению, и оно удается на славу. Смутные мысли о жизни, напрочь непохожей на прежнюю, начинают витать в голове героини. Они наверняка отличаются от упований тех, кого также настиг вопрос, как жить дальше: в чужом ли мире, в своей ли стране, очищенной от скверны; приняв на себя ответственность за живучесть зверя или отказавшись от вины в потачках его кровожадности.

Вопрошание «кто виноват и что делать» приобретает сейчас не метафизическое, а сиюминутное звучание.

Новые знакомицы писательницы М. не лезут в душу, да и разговор на неродном для всех английском откровений не предполагает. Оторопь перед силой судьбы у всех общая, а вот желание переменить участь каждый переживает по-своему. Для героини новая жизнь засияла цирковыми огнями, однако бродячий цирк снимается с места, ее не дождавшись. «Новое посмертное существование», когда ты превращаешься в другого, не состоялось: похоже, автор не очень верит в то, что себя можно переделать, а свое предназначение перечеркнуть. Не случайно заинтересовавший М. герой, «человек с заколками», видит в ней, к ее огорчению, не привлекательную женщину, а писателя, чьи книги читал.

В «Фокусе» вообще нет ничего случайного. Практически любая цитата из книги наведет на мысли, не только мучащие уехавших, но и не дающие покоя оставшимся. 

Героиня пробует убежать от себя, отказаться от языка, от беспокойных вопросов, примеряет на себя чужой костюм из закромов цирка, меняет инициал с М. на А. Однако сюжет обрывается на том, что на пустыре, оставленном шапито, она выковыривает из банки с окурками бычок подлиннее и достает из кармана зажигалку: «оказывается, не со всем в своей жизни она успела расстаться, и в данный момент это было не так уж плохо». Последняя фраза «возможно, караван все же подождал их за углом» лишь утверждает зыбкость нашего существования. Но в повествовании есть и оптимистическое высказывание: «Если она что и вынесла из опыта последнего года, это уверенность в том, что двигаться надо только вперед».