Граница от слова «грань»

Перевалочный пункт, большой вокзал, один огромный пункт временного размещения граждан (ПВР). Это то, на что похож сегодняшний Курск. Еще недавно тихий немноголюдный город (на январь 2024 года здесь проживало около 400 тысяч человек) наполнился растерянными пешеходами: за последний месяц население Курска увеличилось более чем на треть.

Только по официальным данным, начиная с 6 августа и к началу сентября из населенных пунктов Курской области на границе с Украиной выехали более 150 тысяч человек. Большинство осело в столице региона — поближе к дому, куда — несмотря ни на что — при первой возможности многие хотят вернуться.

По улицам города снуют люди с тюками, сумками и пакетами, иногда встречаются даже с грузовыми тележками. Чего в них только нет: от трусов и носков до подушек и раскладушек — это гуманитарка, собранная неравнодушными людьми со всей России. 

Беженцы из приграничья (их еще здесь называют вынужденными переселенцами, а чиновники — «лицами, временно покинувшими свое жилье») ютятся уже не на улице в палатках, как в августе, а разместились везде, где только можно — в студенческих и заводских общежитиях, детских садах, санаториях, спортивных клубах. Пункты выдачи гуманитарной помощи тоже открыты повсюду — на рынках, в церквях и даже в городском цирке.

Нагруженные крупами и сладостями, мылом и туалетной бумагой переселенцы устало топают туда, где их приютили. Там не всегда есть душ, там одна кухня и один туалет на всех, там приходится спать на железной кровати или на раскладушке, или на полу. Но люди, недавно вышедшие из-под обстрелов, первое время довольны до слез. А потом, когда проходит шок, начинают задумываться: что дальше? Жить в ПВР и перебиваться гуманитаркой никто не собирается вечно.

Но для жителей Курской области ПВР еще внове. Они еще не знают, что многие их соседи, выехавшие из приграничья Белгородской области, ютятся в таких пунктах уже давно.

Куряне и жители Курской области, как и все россияне, наслушались обещаний власти решить все их проблемы (и материальные, и жилищные) в полной мере и быстро. И очередной шок для них — то, что эти слова далеки от дела. Выплаты, мизерные для людей, потерявших всё, — 10 тысяч и 15 тысяч рублей, по официальной информации, на сегодня получила 41 тысяча жителей региона, то есть — примерно каждый четвертый. С жилищными сертификатами еще хуже — их выдали всего около двухсот…

* * *

Улица Дзержинского в Курске ведет к областной администрации и вся усеяна билбордами с призывами «присоединиться к СВОим», найти уже «настоящую мужскую работу», «сделать правильный выбор» и «защитить Родину». Немолодая пара с маленькими детьми идет по этой улице, от областной администрации к цирку, понурив головы.

— Были сегодня в приемной губернатора Курской области. Были в приемной на улице Марата, где временно располагается наша сельская администрация. Ничего конкретного нигде не добились, не услышали. Теперь не знаем, куда идти, — разводит руками 39-летняя Надежда Денисенко, мать четверых детей. — Скитаемся хуже цыган. Ищем себе хоть какое-то жилье…

Надежда и Геннадий воспитывают троих сыновей: Ивана (15 лет), Сергея (6 лет) и Мирослава (8 месяцев), старшая дочь (20 лет) сейчас учится в Курске и живет отдельно. До этого августа семья Денисенко жила в частном доме в селе Забужевка Беловского района Курской области — в пяти километрах от Украины. Граница проходила так близко, что они слышали, как возле дома бабахали гаубицы, видели, как люди подрывались на минах, привыкли к прилетам.

— Мы за два года привыкли, дети только кричали и плакали — аж караул! — Хватается за голову мама.

Суджанский, Кореневский, Глушковский, Большесолдатский, Беловский районы первыми ощутили на себе то, что российское минобороны называет «попыткой вторжения ВСУ на территорию Курской области». Жители здешних населенных пунктов в голос жалуются, что их никто не предупредил об опасности и не эвакуировал. Все выезжали сами. Семья Денисенко — тоже. Похватали только самое необходимое, усадили в машину знакомого детей, кое-как втиснулись сами и поехали в сторону Курска. Но в курских ПВР, по словам Надежды, многодетной семье места не хватило. Денисенко предложили переезд в другой регион. Они отказались.

— Пошли в буквальном смысле скитаться по улицам, — рассказывает Геннадий, — искать жилье. Над нами сжалились одни старички, они ждали из области своих детей, но те еще не приехали на тот момент (начало августа. — Ред.), и пенсионеры из милости пустили пожить к себе нас.

К концу августа старички дождались детей и попросили Денисенко освободить жилплощадь. Во второй раз многодетная семья искала себе приют уже через соцсети.

— Нашли другой домик, — продолжает Геннадий. — Но тоже не знаем: сколько мы здесь пробудем? Живем и боимся. В любой момент могут попросить покинуть и это жилье.

Возвращаться Денисенко некуда. Этот вариант они даже не рассматривают. Знают от местных чиновников, что село Забужевка выжжено почти полностью. Рядом идут ожесточенные бои. Делать там мирным нечего. Семья Надежды и Геннадия — многодетная, и, как объяснили супругам юристы, они — первые в очереди на получение жилищного сертификата. 

— А чего ждать-то? — спрашивает Надежда. — Скоро холода. Выгонят нас опять, куда мы пойдем? Какими надо быть бесчеловечными людьми нашим чиновникам, чтобы этого не понимать? Грудничка, что ли, к ним на прием принести, чтобы увидели, над кем издеваются? Я однажды не выдержала, спросила: зачем вы мне дали удостоверение многодетной матери? Попу им подтереть? Выплату 10 тысяч рублей мы получили, а 15 тысяч — нет. А что такое 10 тысяч рублей с тремя детьми? Если прямо, нас бросили на самовыживание. Я в храм хожу каждый день. Батюшка говорит: молись. А я уже и не знаю, как еще молиться?..

— Денисенко как многодетная семья имеют первоочередное право на жилищный сертификат, — разъяснил «Новой» Дмитрий Венедиктов, заместитель председателя комитета информации и печати администрации Курской области. — Единственный вопрос — время получения. Тут я ничего сказать не могу. Я понимаю, что многодетным родителям в такой беде эмоционально тяжело. Но неправильно говорить, что про них забыли.

В администрации Курской области подчеркивают, что выплаты в размере 15 тысяч рублей, обещанные жителям региона в середине августа лично Путиным, и выдача жилищных сертификатов не в их компетенции. Чиновники на местах только формируют списки, готовят документы и отправляют на рассмотрение в Москву. А столица с ответом не спешит.

* * *

Пенсионерка Людмила Ковалева и ее 34-летний сын Иван, бежавшие из Суджи 6-7 августа, вообще не знают, когда и на что они могут надеяться? Родной город Ковалевы покидали спешно и налегке — с рюкзаком, сумкой и кошкой в самодельной переноске. Что сейчас с их жильем в Судже, семья не знает.

— Представляете, — вздыхает Людмила Федоровна, — вся моя жизнь прошла в этом доме: там я выросла, выучилась, вышла замуж, вырастила двоих сыновей, дождалась внуков. Всё, что у меня было, — вот этот дом. И вдруг пришлось взять и все бросить. Но мы тогда еще не понимали, что навсегда…

У Ивана в Судже была своя мастерская по ремонту цифровой техники. Ее вместе с оборудованием тоже пришлось оставить.

В Курске Ковалевых поселили в ПВР в студенческом городке аграрного университета. Здесь несколько общежитий, и все они заняты суджанцами. Людмила Федоровна показывает комнатку на 9 квадратов с железными кроватями, старым деревянным шкафом и столом. Уюта — ноль, комфорта — еще меньше. Но Людмила Федоровна, смахивая слезы, уверяет, что довольна. Они с сыном не остались ни под открытым небом, ни заложниками в суджанских подвалах.

— А много людей осталось там, — опускает взгляд пожилая женщина. — Много наших знакомых. И от них нет никаких вестей, потому что связи нет. Единственное что есть — это съемки ВСУ. Только там мы видим наших людей. Видим своих соседей. Понимаем, кто еще жив…

Каждый день на скамейках возле ПВР суджанцы обсуждают случившееся и грядущие перспективы.

— Я стараюсь в эти разговоры не встревать, очень тяжело, — говорит Людмила. — Уже ничего не изменишь. И будущее очень туманно — и города, и людей. У многих суджанцев дома разрушены, они знают, что им возвращаться некуда. Никаких надежд и планов сейчас нет. Мы не знаем ничего: когда город освободят, что останется в Судже после освобождения. Там очень много разрушений. Очень много выгорело. Много разбомбили. Наш дом — стоит ли? — мы тоже не знаем. Он у нас вообще-то незавидный, чтобы грабить. Но, мало ли, попадет что-то, загорится. Всё может быть. Не знаю. 

Я не знаю, хочу ли я туда вернуться? Честно.

— Пока нам никаких обещаний не дают, — говорит Иван Ковалев. — Пока мы в стадии ожидания чего-то. Хаос в жизни. Жилищные сертификаты, компенсации — все это будет только после того, как комиссия сможет проехать, посмотреть, оценить: у кого действительно разрушения, какой сложности. А пока ничего. Получили по 10 тысяч рублей и всё. Неизвестно, когда что будет возможно, когда отстроят Суджу. А куда нам сейчас-то деваться?..

* * *

Людмила Ковалева, несмотря на возраст, находит в себе силы принять тот факт, что ее жизнь изменилась необратимо. Многим беженцам из приграничья Курской области, даже молодым, это не удается. Так мамы с маленькими детьми, переселенцы из Суджи, сидящие на скамейке у ПВР, уверенно отвечают на мои вопросы о будущем:

— Планы? В Суджу вернуться — вот все наши планы. Мы только об этом мечтаем. С самого первого дня, как мы сюда поселились, у нас одна мечта — вернуться домой, в Суджу. Мы никуда больше не хотим, только в Суджу. Это наш город. Мы там родились, там жили, там всё создавали. Отсюда, из Курска, поехать в другой город, как предлагают, даже в Брянскую область. К чему? Зачем? Кому мы там нужны? Оттуда выселят еще дальше. В итоге что? Будем по всей России мыкаться? Нет, мы не хотим. Мы хотим одного — вернуться в Суджу.

В ПВР, расположившемся в боксерском клубе на Хуторской улице, живут беженцы из Большесолдатского района (граничит с Суджанским). Условия тут еще менее завидные: те, кому повезло, спят на раскладушках. Те, кому нет (таких здесь больше) — на матах или на полу. На общей кухне площадью 8 кв. метров тесно, душно, нечисто, много мух. Туалет один на всех. Душа нет. Иногда постояльцев спортклуба вывозят на помывку в баню.

Наталья Шульгина живет в ПВР на Хуторской с сестрой и сыном-инвалидом. Тем же составом до начала августа они жили в деревне Нижнее Гридино (Большесолдатский район Курской области). Выращивали овощи, держали свиней, кроликов, уток, кур. Сейчас Наташа очень переживает за хозяйство:

— Кормить, поить некому, в деревне никого не осталось, а ежели все передохнут? Как мы жить дальше будем, когда вернемся? Пенсии-то крохотные! — Женщина качает головой. Вероятность умереть от голода пугает ее больше, чем от снаряда.

— На днях мы ходили в администрацию, — говорит Наталья, — написали заявления на выплаты — 10 и 15 тысяч рублей. Как денежку получим — будем возвращаться домой. Говорят, что вроде там безопасно уже. А на самом деле кто знает, как там и что? Но мы все равно вернемся. А если и случится опять что страшное, будем эвакуироваться снова…

Курск