Вчера я был на встрече с тремя очень опасными преступниками. Они настолько опасны, что никого не боятся! Они молоды, а значит, у них есть будущее.
Они ведут себя спокойно и уверенно. Никто из них не использовал унизительного или оскорбительного слова в адрес тех, кто выкрал у них и их семей два с лишним года жизни.
Они плюют на наши «традиционные ценности». Ведь не может быть так, что в осажденной крепости, что стоит на их защите, заключенный за два года лишь один раз мог поговорить по телефону с женой, дважды с детьми и ни разу не мог попасть в храм?
Видали ли вы злодеев, которые опасны настолько, что сами не рады, что вышли из тюрьмы? Правильно, и я не видел. Они могли бы до ареста купить билеты на самолет и остаться на свободе. Они могли бы подписать прошение о помиловании и ускорить освобождение. Вместо этого Илья Яшин* заявляет, что его насильственное выдворение из страны незаконно.
Они отбирают у власти слово «патриотизм». «Я патриот, и я должен жить в России, даже если это тюрьма», — говорит он. Виданное ли это дело?
«Посмотри в окно, — говорит офицер ФСБ Владимиру Кара-Мурзе*, когда самолет взлетает в Москве. — Ты видишь Родину в последний раз». А пассажир оказался историком. Он говорит, что история учит тому, что он вернется, и это произойдет быстрее, чем кажется, и произойдет стремительно. Это такая местная особенность. Историки — опасные люди. Берегитесь их!
«Нельзя ассоциировать русских людей с политикой ее властей», — говорит Андрей Пивоваров. А от чьего же имени принимаются решения? Вот же смутьян!
Неужели они «Капитанскую дочку» не читали? Не упрямься, что тебе стоит? Плюнь да поцелуй у злодея ручку, и все будет хорошо, и все закончится. Нет, неймется им!
Как же случилось, что эти преступники радостны, доброжелательны и спокойны после двух лет в родных острогах?
Об этом говорят они сами: у них есть сообщники. Это все, кто пишет им письма. Тысячи писем, десятки тысяч писем. Преступники благодарят за эти письма, потом говорят о чем-то другом, иногда с улыбкой, иногда с грустью, а потом снова рассказывают про письма — электронные, бумажные, любые.
Эти «злодеи» на свободе, но ведь в заключении остались сотни других. По-прежнему они идут проторенным их предками крутым маршрутом «с допроса на допрос по коридору в ту дальнюю страну, где больше нет ни января, ни февраля, ни марта».
Будут ли у них сообщники?