Последний поход

Прежде всего — что из себя представлял сам «Челюскин»? В первом издании БСЭ (кстати, ее главным редактором был академик, руководитель этой самой «героической экспедиции» Отто Юльевич Шмидт) том вышел в январе 1934 года, в нем говорится, что пароход построен в Дании по заказу морфлота «специально для обслуживания Чукотско-Анадырского побережья», то есть для районов со сложной ледовой обстановкой. Во 2-м издании 1957 года — что это был «пароход неледокольного типа», а в 3-м, 1978 года, «Челюскин» стал просто «пароходом». Как о просто «пароходе» сообщается о «Челюскине» и в Краткой географической энциклопедии 1964 года, и в Советском энциклопедическом словаре 1983-го.

Построили этот пароход нам датчане, надо сказать, с массой недоделок (66 серьезных), для их исправления пришлось «по пути» на Чукотку опять заходить в Копенгаген. Все ли из замеченного удалось исправить? Многие сомневаются.

Появились и другие вопросы. Проблема капитана решалась уже в процессе плавания. «До норвежских шхер пароход вел капитан Петерис Безайс, который по поручению Наркомвода принимал «Челюскина» в Копенгагене и должен был по пути закончить пробные испытания. Капитан Владимир Воронин вышел вместе со всей экспедицией из Ленинграда, а командование «Челюскиным» принял в норвежских шхерах. «В отношении «Челюскина» он с самого начала не питал иллюзий», — пишет в своей удивительно честной (хотя и с понятными умолчаниями) книге «Челюскинская эпопея» (2007) почетный полярник, доктор географических наук Вячеслав Корякин.

Зато другой исследователь, Сергей Ларьков, говорит прямо:

В штаб начальника экспедиции входили его заместители — Илья Баевский и Иван Копусов, замполитом себе он выбрал «старого большевика А.Н. Боброва, с которым был связан совместной работой еще в героические времена 1918–1919 годов в народном комиссариате продовольствия».

Судьба комиссара Боброва покрыта мраком. Известно, что за три года до похода его вроде бы успешная карьера была прервана арестом, но так же неожиданно Бобров был освобожден. Назначен на «Челюскин» буквально в последнюю минуту. Как справлялся на борту с политическими своими обязанностями, неизвестно. Но уже на льдине, после эвакуации больного Шмидта, сам (на два дня) возглавил экспедицию и лагерь покинул последним — вместе с капитаном Ворониным и радистом Кренкелем.

В праздничном двухтомнике «Поход «Челюскина», немедленно вышедшем под редакцией главного редактора «Правды» Л. Мехлиса, Бобров представлен обескураживающе скупо, я бы сказал — формально. И это комиссар похода!

С дней всенародного ликования прошло почти четрыре года. И 3 января 1938-го члены Политбюро ЦК ВКП(б) Жданов, Молотов, Каганович и Ворошилов визируют поданный НКВД «Список лиц, подлежащих суду Военной коллегии Верховного суда Союза ССР по Москве, Московской области и железной дороги им. Дзержинского». В этом огромном, на несколько сотен фамилий документе в разделе «1-й категории осуждения» (расстрел) значится и Бобров Сергей Николаевич. Он к моменту ареста, 25 сентября 1937 года, занимал пост заместителя начальника морского и речного транспорта Главсевморпути и жил в знаменитом Доме на набережной.

11 января 1938 года Военная коллегия оформляет предписанный приговор, который был приведен в исполнение в тот же день.

Реабилитирован.

Но пока на календаре 1933-й. Личный состав в Мурманске добирали второпях. Тем более что вместе с экспедицией на борту оказалась и смена зимовщиков на острове Врангеля во главе с их начальником (никаким не полярником, а помощником заведующего отделом кадров Ленинградского обкома П. Буйко, отправившимся в опасное путешествие с молодой женой и малолетней дочкой. Кстати, еще одна женщина родила в пути дочь Карину — по имени моря, где это произошло. Не знаю, как это комментировать).

Совершенно удивительна и даже фантастична судьба еще одного челюскинца — печника из бригады строителей Дмитрия Ильича Березина, пишет С. Ларьков. На борт парохода, выполнявшего особой важности задачу, он поднялся, будучи осужденным на 10 лет заключения. Обвинение — «состоял в контрреволюционной группировке, которая систематически вела разлагательную работу в колхозе, агитировала против проводимых мероприятий… сорвала весенний сев… организованно расхитила колхозную рожь…». Наверняка неграмотный 38-летний крестьянин-единоличник из глухого уголка Новгородской (тогда Ленинградской) области половины этих грозных слов не понимал.

В конце ноября 1932 года Березин был доставлен в Ленинград, где прямо на вокзале сбежал из-под стражи и был объявлен в розыск. Через 20 дней «тройка» полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе приговаривает его к 10 годам лишения свободы, причем побег в решении не фигурирует.

Паспортов у крестьян тогда не было, но Дмитрию Ильичу удалось, наверное, с помощью односельчан и родственников выправить какую-то справку и вместе с 20-летним братом Михаилом, тоже печником, завербоваться, как тогда говорили, на Север. Так он оказался на «Челюскине».

Березин действительно вел себя в плавании и дрейфе молодцом. Комиссар экспедиции Бобров отмечает:

Имя объявленного в розыск противника линии партии появилось в газетах и радиопередачах вместе с именами других челюскинцев не позже декабря 1933 года, и, видимо, оперативники ОГПУ не сразу связали это имя с именем беглого арестанта, а связав, долго ничего не предпринимали, очевидно, надеясь, что само рассосется.

Не рассосалось, и 9 июня 1934 года, когда поезд с челюскинцами уже триумфально ехал по стране, Новгородский оперсектор ОГПУ посылает в Москву извещение о том, что Д.И. Березин еще 17 месяцев назад объявлен в розыск. Задача перед чекистами стояла непростая: решить, арестовывать беглеца, как того требует закон, или нет? Если арестовывать, то где? Не на Красной же площади во время торжества?

Решили в конце концов мудро: не обращать внимания. Никакого решения об отмене постановления «тройки» в деле Березина нет. И единственный документ в архиве Новгородского ФСБ сразу за «Извещением» 1934 года — «Заключение» Прокуратуры Новгородской области о реабилитации Березина. Отрывок из его дневника в 1934 году опубликован в 1-м томе «Похода «Челюскина». В общем, никем не оправданный орденоносец Дмитрий Ильич поселился в Ленинграде и честно работал на заводе. Умер в блокаду.

…Первое испытание ждало «Челюскина» в Карском море, хотя здесь пароход шел, как и планировалось, за ледоколом «Красин». Но канал, прорубаемый ледоколом, оказался слишком узким и извилистым для «Челюскина», и льдиной ему прорвало борт; к счастью, удалось поставить временную заплату. В итоге решено было перегрузить на ледокол часть угля, чтобы уменьшить осадку «Челюскина», судно приподнялось, и удары льдин стал принимать на себя более толстый пояс в районе ватерлинии. Естественно, в официальной истории похода это так не рассматривалось: перегрузка угля на «Красин» проходила, конечно, как заранее запланированное мероприятие.

Но на этом ледокольная проводка для «Челюскина» закончилась — «Красин» потребовался для спасения трех пароходов Ленской экспедиции чекистского Дальстроя.

Забегая вперед: точно так же выполняя чекистское задание, не смог помочь гибнущему пароходу — уже в Чукотском море — ледорез «Литке».

«Из-за наступления холодов и непрерывных штормов с 16 по 23 сентября три грузовых парохода были вынуждены срочно покинуть негостеприимную бухту, выгрузив лишь от 2500 до 1200 тонн необходимого для остававшихся на зимовку 200 зэка и их охраны. — пишет почетный полярник Вячеслав Корякин. — В отчетах прессы и воспоминаниях участников упоминается, что в море было унесено несколько барж, но оставались ли на них люди — ни слова, как и об их спасении. Теперь остается только гадать, что же произошло в реальности, потому что верить на слово оснований нет никому.

Оказавшись невольным свидетелем и участником подобной практики освоения Арктики, [начальник этой экспедиции] Евгенов (Николай Иванович Евгенов — известный русский, советский гидрограф и океанолог, исследователь Арктики, морской офицер, участник Первой мировой войны, доктор географических наук, профессор, узник ГУЛАГа. Ряд географических пунктов на карте страны продолжали носить имя Евгенова, даже когда он был в заключении. — П. Г.) от бессилия изменить ситуацию свалился в нервном истощении и был позднее вывезен в Якутск на собачьих упряжках в сопровождении врача и корреспондента «Известий» М. Зингера, оставившего об этом путешествии обширный (но, естественно, без ненужных подробностей) очерк «Тагам» и книжку «112 дней на оленях и собаках». На место Евгенова заступил А.П. Бочек, на долю которого и выпало принимать трудное решение уводить корабли на восток, которое было принято слишком поздно. В результате в районе Чаунской губы суда встали на зимовку, после которой им снова пришлось возвращаться в Амбарчик для доставки невыгруженных грузов. Из-за этого пароходы «Север» и «Анадырь» остались на вторую зимовку».

…А «Челюскин» продолжал идти на Восток. Уже один.

Пять месяцев в ледовом плену

23 сентября «Челюскин» был полностью заблокирован льдами. Начался беспримерный дрейф корабля, продолжавшийся 5 месяцев.

Сначала дрейф нес «Челюскин» в Берингов пролив и сохранялась надежда, что лед вынесет его на чистую воду. Но неожиданно курс льда изменился, и он пошел на Север. «Скорости дрейфа, которые мы наблюдали в рейсе «Челюскина», доходили до 80 метров в минуту. Какой колоссальной живой силой обладают огромные массы льда при таких скоростях!» — написал в книге о походе его участник, инженер-физик Ибраим Факидов.

Дневник Воронина дополняет:

Совсем критической ситуацию делало то, что более половины пассажиров подведомственных «Литке» пароходов были больны цингой, а на кораблях не было запасов продовольствия и теплой одежды. «Литке» по распоряжению начальника «Колымской особой экспедиции» Сергиевского («оставление пассажиров Дальстроя на зимовку допустить нельзя по известным соображениям») предпринял неимоверные усилия, чтобы пробиться к этим трем кораблям, но вынужден был отступить, сам чудом выскочив из ледовой западни у острова Колючин. Результатами были потеря лопасти винта, серьезное повреждение руля и течи в корпусе. Руководитель экспедиции на «Литке» А.П. Бочек и капитан ледореза Н.М. Николаев вынуждены были ответить отказом на просьбу «Челюскина» о помощи.

Через 20 дней, когда «Челюскина» унесло в Чукотское море и надежды на самостоятельный выход из дрейфа рухнули, «Литке» в начавшуюся уже арктическую зиму 12 ноября отчаянно вышел из бухты Проведения в Чукотское море и пытался пробиться к «Челюскину» от мыса Хоп на аляскинском берегу. Корабли разделяло 50 км довольно тяжелых, но для исправного ледореза все же, наверное, преодолимых льдов. Однако вошедший в них «Литке» обновляет старые повреждения и получает новые, ежеминутно рискуя сам попасть в ледовый плен. А на его борту — двухнедельный запас продовольствия, и в какой-то момент Бочек даже предлагает Николаеву выбросить корабль на берег Аляски — пусть хотя бы люди спасутся.

Они выжили, не перессорились друг с другом, не попытались спастись поодиночке (самые сильные могли рассчитывать, что дойдут до берега на лыжах, но участь оставшихся в этом случае была бы плачевной).

68 градусов 16 минут северной широты, 172 градуса 51 минута западной долготы — эти данные стали последними, которые занес в вахтенный журнал Михаил Марков, второй помощник капитана.

Они действительно были героями, пропаганда на этот раз не солгала.

Реакция Москвы на гибель «Челюскина» была мгновенной — решением правительства уже 14 февраля была организована специальная комиссия по оказанию помощи челюскинцам. Ее возглавил заместитель председателя Совнаркома Куйбышев, он же — партийный куратор Главсевморпути. Его заместителями стали Иоффе (от ГУ СМП, оставленный Шмидтом на время похода «Челюскина» в Москве «на хозяйстве»), наркомвод Янсон, Каменев (представлявший в Арктике интересы военных) и Уншлихт, стоявший в 1928 году во главе комитета, отвечавшего в Москве за организацию спасения участников экспедиции Умберто Нобиле.

Сейчас надо было спасать своих.

Первоначально рассматривалась идея вывезти челюскинцев на собаках. Мобилизацию собачьих упряжек поручили было местному пограничному начальнику А. Небольсину, которого это задание поставило в тупик: «Набрать 60 нарт означало оголить весь район. Кроме того, такая экспедиция должна была бы занять месяца два, успех ее сомнителен, а в это время здесь, на месте, без собак никакие другие меры помощи были бы невозможны. Мы должны были также помнить и о нуждах населения. Мобилизовать на два месяца всех собак значило оставить чукчей без охоты, т.е. обречь их на голод». Небольсин простодушно отметил и главную опасность (это «может вызвать восстание»), но в официальном тексте эти слова, конечно, опущены, осталась лишь забота о «нуждах населения».

«Враги народа» за полярным кругом»

Так называется тоненькая книжка, в 2007 году изданная академическим Институтом истории естествознания и техники. Книжка состоит из нескольких статей Сергея Ларькова и Федора Романенко, до предела наполненных фамилиями репрессированных. Их количество обескураживает даже подготовленного человека: знаменитые полярные капитаны, ученые, зимовщики… Я ограничусь только некоторыми именами, связанными с переходом «Челюскина».

После 1934 года было репрессировано пятеро челюскинцев, то есть с точки зрения статистики сравнительно немного — один из 25. Автор этого очерка Сергей Ларьков пишет, что ему довелось заниматься политическими репрессиями против участников экспедиции 1928 года ледокола «Красин» по спасению участников экспедиции Нобиле, так среди них по политическим соображениям был репрессирован каждый седьмой — 18 человек, из них 11 расстреляны.

Из челюскинцев был расстрелян вместе с Бобровым еще один заместитель Шмидта — Илья Леонидович Баевский.

Когда в 1936 году бдительные чекисты обнаружили в Главсевморпути правотроцкистскую организацию во главе с начальником политуправления С. Бергавиновым (умер на Лубянке 12 декабря 1937 года, спустя полтора месяца после начала следствия), в руководстве начались кадровые перестановки. И в 1937 году экономист и плановик Баевский был назначен и.о. начальника Архангельского территориального управления ГУ СМП. Хотя продолжал жить в Москве, в квартире в Козицком переулке, откуда и был увезен на Лубянку. Через полтора месяца после расстрела мужа (чего она, конечно, не знала) была арестована его 46-летняя жена Мария Павловна Баевская-Гоберник, врач детской Филатовской больницы. Как член семьи изменника Родины она была заключена в лагерь на пять лет. Дальнейшей ее судьбы, как и детей (14-летнего в 1937 году Владимира и 12-летней Аллы) Ларькову выяснить не удалось. В 1956-м Баевские были реабилитированы.

Под так называемое дело Гидрографического управления Главсевморпути попал героически работавший на «Челюскине» Павел Хмызников. Состав ведущих специалистов управления был арестован почти полностью во главе с его начальником Павлом Орловским, чудом уцелел лишь челюскинец Яков Гаккель. Хмызников был арестован одним из последних — 28 мая 1938 года.

Следствие над полярными гидрографами шло долго, серьезные обвинения гарантировали расстрельный приговор. Между тем на место Ежова в НКВД приходит Берия. Обвиняемые отказались от своих признательных показаний, «данных под физическим воздействием», то есть под пытками. Более того, от своих выводов отказались и эксперты, заявившие, что их заключение, якобы подтверждающее вредительскую деятельность обвиняемых, построено на личных предположениях и домыслах и необъективно. Поступок экспертов по тем временам (да и только ли по тем!) иначе как героическим посчитать нельзя.

В результате дело было направлено на доследование (случай редчайший), но поскольку чекистам возиться с ним надоело, было решено обойтись без суда вообще. 3 декабря 1939 года ОСО НКВД приговорило Орловского и полярного гидрографа Евгенова к восьми годам лагерей каждого, Хмызникова — к пяти, остальных — к меньшим срокам или ссылке.

Волна Большого террора накрыла и заместителя Шмидта, остававшегося «на хозяйстве» в Севморпути. Именно Семен Иоффе как член правительственной комиссии взял на себя организацию спасательных работ. 20 июня 1938 года по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации он был приговорен к расстрелу Военной коллегией Верховного суда и в тот же день расстрелян.

Среди 25 казненных вместе с ним был еще один член комиссии Куйбышева, Н.М. Янсон, в 1934-м — нарком водного транспорта, а в 1937-м — замначальника Главсевморпути. Таким образом, из пяти членов комиссии расстреляны были двое; сам Куйбышев, его заместитель Уншлихт и С. Каменев (командарм, не путать с бывшим членом Политбюро, расстрелянным в 1936-м) успели к тому времени умереть своей смертью. Впрочем, и этот Каменев был объявлен «врагом народа» — посмертно.

Третий из замов начальника экспедиции на «Челюскине» Иван Копусов «тоже находился под дамокловым мечом, но сумел выжить». Выжил и блестящий ученый Петр Ширшов. Партячейка «Челюскина» при приеме в партию припомнит ему исключение из комсомола, но не посмеет отказать дважды орденоносцу (таких людей не на военной или чекистской службе тогда можно было пересчитать по пальцам).

После 1947 года, когда была арестована его жена, актриса Е. Гаркуша (измена Родине), органы превратили в ад жизнь министра Морского Флота и директора академического Института океанологии (до таких карьерных высот не добрался ни один челюскинец).

Рекордный переход

Из бесспорных достижений «Челюскина» — доказательство возможности преодоления Северного морского пути обыкновенным пароходом. Если учесть количество погибших транспортных судов на трассе Северного морского пути в последующие полвека («Рабочий» в 1938 году, «Моссовет» и «Казахстан» в 1948-м, «Севан» в 1957-м, «Вилюйсклес» в 1964-м и «Нина Сагайдак» в 1983-м), то ответ напрашивается сам собой, особенно если сравнить со статистикой морских катастроф на других морях. При этом в отмеченных случаях обошлось без человеческих жертв.

В 2020 году в нашей газете был опубликован материал о рекордном рейсе по Северному морскому пути. Автор — журналист Владимир Воронов.

Германский корабль «Комет» (Komet) под командованием капитана-цур-зее (капитана 1-го ранга) Робера Эйссена прошел Берингов пролив в ночь с 5 на 6 сентября 1940 года. Позади осталось 3300 миль плавания по Северному морскому пути. Этот переход «Комет» совершил за рекордные 23 дня, побив прежний рекорд плавания по Северному морскому пути — 26 суток. Если же учесть, что из этих 23 суток ходовых было 15, достижение и вовсе выглядит фантастическим. Правда, об этом выдающемся рекорде газеты не писали: под покровом глубочайшей секретности советские ледоколы и советские лоцманы провели вдоль всего советского арктического побережья в Тихий океан корабль Кригсмарине, задачей которого было ведение боевых операций на путях британского судоходства.

Вдоль берегов Норвегии он шел под советским флагом — как ледокольный пароход «Семен Дежнев». Дальше тоже неоднократно менял «вывеску», фигурируя то как советский сухогруз «Дунай», то как немецкий «Донау», а потом снова становился «Дежневым». Разумеется, все это было согласовано с советскими кураторами «проекта».

По версии исследователей,

Через ледовые поля моря Лаптевых рейдер вел ледокол «Сталин», затем эстафету принял ледокол «Лазарь Каганович».

30 ноября 1941 года «Комет», совершив кругосветку, вернулся в Гамбург. 14 октября 1942 года корабль, вышедший под началом нового командира в очередной рейд, был потоплен в Ла-Манше британским торпедным катером, из команды не спасся никто.

Подлинные герои

«За выдающееся участие в организации и проведении спасения челюскинцев и сохранении научных материалов экспедиции» постановлением ЦИК СССР от 15 июня 1934 года начальник полярной станции Мыс Северный и председатель Чрезвычайной тройки Г. Петров, командир самолета «СССР-Н4» Ф. Куканов были награждены орденами Красной Звезды; ордена Трудового Красного Знамени были вручены радистам Т. Хаапалайнену, Л. Шрадер, Е. Силову, механику рации мыса Северного С. Семенову, начальнику полярной станции Уэлен Н. Хворостянскому и члену Чрезвычайной тройки Я. Погорелову.

Но куда более масштабная спасательная операция в куда более сложных условиях была проведена поздней осенью 1933 года, когда только начиналась цепь трагического невезения «Челюскина». Тогда с зазимовавших у мыса Биллингса кораблей экспедиций Дальстроя было вывезено на мыс Северный (более 100 километров) 93 (!) человека — на одном самолете, одним экипажем. Самолет — трехмоторный юнкерс «ЮГ-1», командир экипажа — полярный летчик Федор Куканов. Полеты проходили в октябре-ноябре при крайне неблагоприятной погоде.

Но, согласитесь, спасение заключенных (а это были они) на подвиг, достойный всенародного триумфа, что называется, не тянет.

В воспоминаниях челюскинцев о пребывании в Ванкареме и на мысе Сердце-Камень отсутствует (и разумеется, неслучайно) одно обстоятельство, восполненное уже знакомым нам пограничником Небольсиным.

То есть картина благостная. «Народ такой, что без дела сидеть не привык», пришли в Ванкарем, «отдохнули», пошли с челюскинцами дальше… По морозцу, за нартами, несколько сот километров… С конвоирами, конечно.

Я к тому, что

Летчиков на всю Чукотку было тогда всего двое — Куканов и Анатолий Ляпидевский. Предлагали помощь американцы (на Аляске имелись десятки самолетов), но Москва ответила отказом. «Нужен был подвиг, и совершить его должны были советские люди», — пишет по этому поводу Николай Великжанин в книге о Куканове «В тени первых Героев. Белые пятна челюскинской эпопеи». Тем не менее было решено купить в США два самолета и передать их летчикам Маврикию Слепневу и Сигизмунду Леваневскому. Вместе с уполномоченным от правительства Георгием Ушаковым они отправились в Штаты — пароходом через Атлантику.

Случилось это 5 марта 1934 года.

Второй успешный рейс на льдину совершил 7 апреля (только через месяц) Слепнев, доставивший челюскинцам ящик американского пива и собак — возить багаж от лагеря к аэродрому. В тот же день в лагерь прилетели, ориентируясь на столб дыма, Каманин и Молоков. Большую часть челюскинцев — свыше 80 человек — эвакуировали всего за четыре дня Молоков, Каманин, Водопьянов, Слепнев и Доронин. Шмидта, слегшего с воспалением легких, увезли в больницу на Аляску. В Америке Шмидта встречали восторженно.

Но потом, в течение нескольких предвоенных лет, Шмидта почему-то перестали упоминать в официальных изданиях Главсевморпути, а в лексиконе его преемника (начальника знаменитой полярной экспедиции СП-1) Ивана Дмитриевича Папанина появился ругательный термин-определение «шмидтовец».

Сами «шмидтовцы» отметили отставку «шефа» примечательной эпиграммой:

Примеров много есть на свете,
Но лучше, право, не найти:
Снял Шмидт Папанина со льдины,
А тот его — с Севморпути…

…Семь летчиков, спасавших челюскинцев, стали первыми Героями Советского Союза.

Молоков и Каманин совершили по девять рейсов на льдину. Первый вывез 39 человек, второй — 34. Ляпидевский в своем единственном рейсе спас 12 человек. Сигизмунд Леваневский до лагеря Шмидта не долетел, потерпел аварию у мыса Онман, в 30 км от поселка Ванкарем. Впрочем, тоже стал Героем.

25 июня 1934 года, когда челюскинцы и их спасители-летчики были в Москве нарасхват, начальник ВВС РККА Алкснис направляет наркому обороны совершенно секретный доклад «Об отрицательных последствиях чистки для ВВС РККА». Протестуя против произвола особых и политотделов, будущий «член антисоветской националистической шпионско-террористической организации» выдвигает убедительный, как ему кажется, аргумент: «Заслуживает внимания тот факт, что из числа 7 летчиков, коим Правительство присудило звание Героев Советского Союза — 5 человек находились в рядах ВВС и были изъяты и уволены по настояниям особых отделов, политорганов и командиров, как политически и морально неустойчивые и несоответствующие службе в РККА (А.В. Ляпидевский, М.Т. Слепнев, И.В. Доронин. В.С. Молоков, С.А. Леваневский)».

Все 104 участника похода «Челюскина» были награждены орденами Красной Звезды.

За помощь при спасении челюскинцев орденом Ленина были награждены двое американских бортмехаников — Клайд Армстед и Уильям Левери.

***

И вернемся к самому началу. Пишет очевидец:

Примерно такой же разговор был и по Наркомпочтелю, который газеты вовремя доставить не может. Куда ему радиоцентр строить на Диксоне! Шмидт показал на карте Диксон. «Нет, не будет он Диксоном заниматься, кому-нибудь поручит. Так дело не пойдет. Арктика — вещь сложная. Надо создавать организацию, которая отвечала бы за все. И знала бы — отвечает за Арктику и больше ни за что. А мы с нее спросим — и строго! Тогда дело у вас пойдет. Давайте сделаем по-другому. Бумаги переделайте, а мы напишем постановление: создать при СНК Главное управление Северного морского пути, поручить ему проложить этот путь и содержать в исправном состоянии. Пока хватит».

Так состоялось рождение Северного морского пути. Мы начали работать. Приказ № 1, который отдал Шмидт, датирован 1 января 1933 года, так как с этого дня началось финансирование, открылись счета».

Главный редактор «Правды» Мехлис написал в предисловии к двухтомнику «Поход «Челюскина»:

Ни убавить, ни прибавить, как говорится.