Российское СИЗО: инструкция от первого лица

«Противопоказаний к СИЗО не выявлено»

Тюрьма начинается не с периметра, не с забора. С другого воздуха, с другой атмосферы, с других красок. Еще до первого периметра это бетонные плиты или разъезженная колейная дорога, серые стены, серые блоки. Даже если стены периметра выкрашены белым, они отливают серым, потому что все вокруг серое. Прохожие, если тюрьма находится в черте города, а им на работу или в магазин идти мимо нее, стараются выбрать другую сторону дороги или обойти дворами.

Первое, что увидит человек, прибывший на централ, — двор. Это будет краткий миг: выйти из автозака, представиться дежурному помощнику начальника СИЗО и проследовать в бокс.

Перед тем как отвести в помещения сортировки, человека обыскивают. Обыск предусматривает досмотр всех личных вещей. Все, что есть в сумках, в карманах, вываливается на стол. 

Часть личных вещей идет на хранение каптеру, миска, ложка, книги (если не запрещены, не признаны экстремистскими), личное полотенце, туалетная бумага, зубная щетка, мыло, носки, трусы, рубашка, штаны — остаются с подозреваемым/обвиняемым. Весь список можно найти в ПВР (правилах внутреннего распорядка). Я бы советовал всем, кто хотя бы гипотетически имеет вероятность оказаться в СИЗО, хотя бы раз прочесть этот перечень. Часто приходилось видеть, как родственники приезжают за тридевять земель с передачами, состоящими на 80–90% из того, что к передаче запрещено. То же самое касается и личных вещей… Человека взяли под стражу в зале суда, куда он приехал с тремя сумками вещей, ему 50, 60 или 70 лет, большую часть этого добра он будет видеть, дай бог, раз в полгода, но каждый этап придется таскать все это на горбу. Никто помогать не будет. Зато будет поторапливать конвой и лай собак.

Боксы, сортировка или карантин — это помещения, которые служат для распределения по камерам следственного изолятора и в которые помещаются осужденные перед отправкой на этап. Небольшие вытянутые комнаты. Слева и справа лавки. Железный умывальник и параша. В зависимости от этапа в таком боксе может оказаться два человека, а иногда и 20.

За время пребывания в боксе подозреваемый/обвиняемый/осужденный помимо подписания различных внутренних документов, ознакомления с ПВР, дактилоскопирования и фотографирования должен быть осмотрен медицинским работником на предмет возможности содержания в СИЗО. И на финальном этапе следует общение с сотрудником оперативного отдела.

Медицинский осмотр в карантине — процедура достаточно формальная. Это не прием врача. Во-первых, обычно привозят сразу несколько человек. Во-вторых, фельдшеров в следственных изоляторах всегда дефицит — и обычно в штатном расписании не предусмотрено отдельной должности «фельдшер приема». То есть подозреваемого будет осматривать фельдшер, который ведет прием по записи, или дежурный фельдшер (иногда это один и тот же человек, опять же в силу дефицита кадров). К этому фельдшеру записано людей гораздо больше, чем он в состоянии принять физически. И осмотр новоприбывших превращается в формат «экспресс-анамнез плюс жалобы». Если подозреваемый не нуждается в оказании квалифицированной или специализированной медицинской помощи в силу наличия острого заболевания или состояния, то даже при давлении 180/120, аритмии в покое и двух огромных венозных язвах на нижних конечностях он будет принят в СИЗО.

Нередко человека берут под стражу в больнице, тогда гражданский врач в выписке заранее прописывает все необходимые процедуры и мероприятия и указывает, что «медицинских противопоказаний к пребыванию в СИЗО (или МЛС — местах лишения свободы) не имеется / не выявлено». 

Такие подозреваемые просто размещаются в отдельные камеры (а иногда просто подолгу остаются на карантине).

Подозреваемый познакомится и с психологом. Его цель — выявить наличие склонности к побегу, агрессии, членовредительству, нападению. Как-либо вас консультировать, оказывать психологическую помощь, что-то рекомендовать — забудьте. По крайней мере, я такого не встречал.

Последний этап в карантине — опер. От характера этой беседы зависит не только ваше распределение, но и все дальнейшее пребывание в УИС. Работа сотрудников оперативного отдела, их методы, склонение к сотрудничеству, разработка, пробив — тайна за семью печатями. При первой встрече опер совершенно не обязательно будет предлагать или настаивать на сотрудничестве. Это может произойти позже в СИЗО, а может и вовсе в лагере. Если опер сам предлагает вам сигарету или обещает поговорить о чем-то с медиком, это вас ни к чему не обязывает — смело курите, передавайте через опера выписки, эпикризы, амбулаторную карту.

Одни из значимых тем, на которые подозреваемому точно придется отвечать оперу при попадании в СИЗО: был или не был ранее «на зоне», статус, служба в милиции и других органах. Бывают «матерые» осужденные, которые умудряются скрывать свой статус месяцами, а иногда и годами. Был случай, когда выяснилось, что заключенный хозотряда, не один год работавший на раздаче пищи, оказался в прошлом обиженным. Шум, гам — и на продоле (в тюремном коридоре) стоит смотрящий с мобильником в руках и что-то лихорадочно с кем-то обсуждает.

Не знаю, что посоветовать мужчинам, которые состояли в однополых связях. С большой долей вероятности такой человек окажется на зоне «обиженным», как только это станет известным. У женщин другая иерархия, к ним это не относится.

Большая часть изнасилований происходит в колониях для несовершеннолетних. Я не работал там, но исходя из рассказов осужденных, прошедших малолетку, — это места в десятки раз более жесткие, чем зона взрослая. И не столько в силу режима. Жесть исходит от контингента.

Их посуда помечается особым образом, обычно отверстием на кайме тарелки или длинной части ложки.

Для БСМ (бывший сотрудник милиции) существуют специальные зоны. Людей, ранее служивших в органах, не отправляют в общие камеры, только с бээсэмщиками. Хотя и тут случаются конфузы. У нас был мужичок в годах, который отходил несколько ходок по 158-й статье (кража), и вот на больничке опера выясняют, что еще чуть ли не при царе он служил в погранвойсках срочку. Опера, не долго думая, расписывают его как бээсэмщика и из больницы решают определить в другую зону, поскольку погранвойска сейчас подчинены ФСБ. Кроме прочего стоит отметить, что если в силу рода занятий вы знакомы с инфраструктурой данного СИЗО, то отправят вас в СИЗО в другом городе.

Мыло не моет, бумага с опилками

Режимный корпус и камеры внутри него — место, где подозреваемый будет ожидать суда, решения, апелляции, кассации. И вникать в то, как устроена русская тюрьма.

В корпусе имеется разделение камер на женские, малолетки, СУС (строгие условия содержания, он же спецкорпус), ШИЗО, БМ (бывшие сотрудники), отстойник (комната, в которую помещаются буйные заключенные, иногда она обита матрасами), камеры улучшенного типа, стандартные камеры, медицинские изоляторы, камеры больных туберкулезом с МБТ- (инфекционно не опасных), камеры больных туберкулезом с МБТ+ (выделяющих микобактерию и предтавляющих инфекционную опасность для окружающих), кабинеты медчасти, стаканы. Сейчас стаканами называют большие клетки, обычно в потолок, куда помещаются заключенные во время проверки камеры или при необходимости работы медика в камере. В корпусе каждый вход на этаж, выход, проход к следующему блоку, типу помещений, переход отгорожен локалкой — решетчатая дверь, закрывающаяся на два оборота ключа. В ряде регионов, где прошла цифровизация ФСИН, локалки запираются и отпираются ключ-картой.

Обычная мужская камера — это помещение на 4, иногда 6 человек. По стенам кровати — двухъярусные нары, они же шконки, то есть металлический каркас с металлической сеткой. В углу отгорожен перегородкой (редко выделен в отдельное помещение) санузел: металлическая раковина с гусаком и унитаз (очень редко еще встречается параша). В центре стол и 2–3 лавки или табуреты. 

Небольшое зарешеченное окно, обычно с форточкой. Освещение — потолочное, от лампочки Ильича до современных светодиодных блоков. Подушка и матрас — как повезет. Могут оказаться новыми, могут быть видавшими виды. Можно попытаться договориться, чтоб поменяли. Постельное белье — обычное дешевое х/б, реже китайская полусинтетика. Не доставляет ужаса человеку, ездившему в плацкарте. Меняется один раз в неделю, как и полотенца. Если что-то заляпал, придется самому застирать в умывальнике.

В камерах обычно телевизор с сеткой вещания в зоне пропагандистских каналов. Уборка — полностью на плечах жителей (пока камера не освободится, тогда ее вымоет уборщик хозотряда). Отдельно отмечу мыло, выдаваемое ФСИН. Выглядит мыло как хозяйственное, пахнет как хозяйственное, штамп ГОСТ стоит… Но этот брусок не мылится, а ослизняется. Им не удастся помыть ни руки, ни посуду.

• Туалетная бумага, 
• бритвенные станки, 
• губки для мытья посуды, 
• мочалка, 
• зубная щетка и паста, 
• миска, 
• ложка, 
• кружка, 
• бумага для письма, 
• ручка, 
• карандаш — 

это все надо или иметь с собой сразу, или просить у родственников в передаче, или приобрести в магазине учреждения (наименее желательно, ибо соотношение цена/качество — убийственные). Часть из вышеописанного ФСИН обязан предоставить бесплатно: например, туалетную бумагу, столовые приборы, миску, но все же лучше иметь свои. Туалетная бумага ФСИН — из 90-х, серо-грязного цвета с вкраплениями не то опилок, не то мусора.

Если не брать в расчет образцовые и недавно отремонтированные СИЗО, как, например, новые «Кресты», в камерах получше обычно размещают женщин, несовершеннолетних. Это отдельные блоки. Если отремонтированных камер достаточно, туда распределяют и остальных. 

Дверь в камеру может быть деревянная, из столетних толстых досок, скрепленных металлическими скобами, или металлическая современная. Вне зависимости от типа двери, замок на ней всегда один, навесной, огромный, лязгающий. В двери есть глазок, который снаружи прикрыт. Помимо замка на двери есть цепочка. Когда камера отпирается, сначала постовой (или иной сотрудник) командует «Встать!», после этого осужденные обязаны встать у коек, накидывается цепочка и отпирается основной замок. Дверь при этом открыта сантиметров на 10–15, в эту щель видно, стоят ли заключенные так, как им приказано, не держат ли чего в руках. Только если все в порядке, цепочку скидывают и заходят внутрь или выводят заключенного. На уровне груди в двери есть кормушка — отпираемая форточка, открывающаяся снаружи специальным ключом. Через кормушку подается еда, документы на подпись или на вручение, заявления, жалобы и многое другое. Дверь камеры открывается только при обысках, для вывода (баня, прогулка, адвокат, медчасть и т.д.) или если необходимо оказать медпомощь на месте.

100 г мяса = 72 г сыра

В СИЗО человек имеет право находиться в гражданской одежде. Опять же не любая (см. ПВР), но, например, джинсы, футболка, худи без шнура в капюшоне или толстовка допустимы. Кроссовки или ботинки следует выбирать так, чтоб без шнурков не спадали (шнурки изымут). Туфли быстро сносятся и будут оставлять мозоли, которые лечить нечем, а медчасть на такие мелочи обращать внимания не будет. 

Обувь должна быть всесезонная, ведь неизвестно, сколько человек проведет в СИЗО, это могут быть годы. Помимо обычной обуви можно иметь пару тапочек. Предпочтение следует отдать обычным вьетнамкам или кроксам. Сланцы быстро рвутся. Мягкие тапочки не позволят сходить в баню. По возможности стоит приобрести тапки, которые хоть чем-то отличаются, во время обыска вещи путаются. Не покупайте обувь с кармашками или потайными отделениями — ее могут изъять вовсе!

На помывку осужденного выводят два раза в неделю (в очень редких случаях, но по медицинским показаниям и на короткий срок могут разрешить чаще). Все остальные гигиенические мероприятия надо научиться выполнять над умывальником. Баня — небольшое помещение с лейками-стойками или с трубами над потолком. Пол и стены облицованы плиткой. Температура воды — как бог пошлет. Сантехника — вещь заколдованная, трубы менялись по сто раз, работы выполняют осужденные, поэтому сегодня в помещении, где есть в теории и холодная, и горячая вода, из обоих кранов течет только холодная, а завтра из тех же кранов — только горячая. Однажды у нас в унитазах вдруг оказалась горячая вода…

Баланда. Я проверял качество пищи и ел ту самую баланду не один десяток, а может и сотню раз. Да, это очень далеко от «домашней еды», это даже не школьная столовая. Но за редким исключением в целом это съедобно и восполняет минимум калорий. 

И в первую очередь, потому что вся эта пища готовится из года в год одинаково, без каких-либо соусов, не предполагает адекватного восполнения витаминов, микро- и макроэлементов.

Существует несколько групп, которым положены «повышенные нормы питания». Обычно в медчасть каждый день поступают несколько заявлений с требованием поставить на усиленное питание. Однако, как и почти все в системе, оно регламентировано приказом. Изучить его можно. Хочу обратить особое внимание на «Приложение 7». Это отдельный прикол системы, когда 100 г говядины можно заменить на 72 г сыра плавленного, а 100 г свежих фруктов — на 30 г концентрата киселя из плодовых и ягодных экстрактов. Но отмечу, что, ежедневно снимая пробу, а порой и целиком съедая положенную порцию, я ни разу не отравился «баландой», хотя представлять, что в моем распоряжении есть лишь эта пища, крайне бы не хотелось.

Система защищает каждый винтик

Посылки и передачи положены любому подозреваемому, обвиняемому и осужденному. В зависимости от режима (общий, строгий, особый) предполагаются ограничения, однако передачи разрешены всем. Исключение — нахождение в ШИЗО. Что касается продуктов питания, ориентировочный перечень посмотреть можно на сайте любого УФСИН. Но еще лучше родственникам сфотографировать перечень, который висит в комнате приема передач конкретного учреждения, и собирать передачу строго в соответствии с ним.

Что происходит с передачей после того, как ее зарегистрировали и приняли? 

Могут вскрыть даже банки с пюре или лапшой быстрого приготовления. Отдельно отмечу, что тушенка в стекле или жестяной банке запрещена. Домашняя еда, доставка, ресторанная еда и еда со сроком годности менее 72 часов запрещены.

Отдельным пунктом стоит передача лекарственных препаратов и изделий медицинского назначения. Препарат должен быть назначен больному уже в стенах учреждения (врачом, фельдшером, гражданским врачом-специалистом, которые осуществляли консультацию на месте по запросу или при консультации в гражданском ЛПУ, куда вывозили осужденного). Даже если человек 10 лет принимал препарат от давления, сначала фельдшер в медчасти должен прописать его в медицинской карте амбулаторного больного, потом принести справку в комнату приема передач — и лишь после этого он будет разрешен к передаче. 

Еще хуже дела обстоят с препаратами, условие хранения которых — «прохладное место». В таком случае вам потребуется не только декларация соответствия, но и акт холодовой цепи, а также специальный термоконтейнер, хладоэлементы и термометр-логгер и транспортировать этот препарат из аптеки до комнаты приема передач в этом термоконтейнере с работающим логгером, который будет записывать температуру внутри контейнера (при необходимости придется бежать распечатывать данные с логгера, но обычно до этого не доходит).

Практически вся коммуникация с внешним, а в случае руководства учреждения и медчасти и с внутренним миром СИЗО — письменная! От того, как и что осужденный пишет, как аргументирует и чего просит, зависит очень многое. Например, заявление формата «Начальнику СИЗО, прошу вызвать на личную беседу, фамилия, камера, подпись» постовой может просто выкинуть в мусорку. В теории каждое заявление регистрируется в журнале у дежурного помощника начальника учреждения. Однако заявлений ежедневно поступает огромное множество, и все ищут возможность завернуть или избавиться от них. Заявление «Прошу вывести меня на прием к фельдшеру по поводу моего заболевания» тоже может не дойти до медчасти. Не стоит писать заявления в двух экземплярах, один оставляя у себя, — подтверждения заключенный все равно никогда не получит. Не было — и все тут…

Заявление должно быть кратким, сдержанным и строго по сути. Обязательно стоить ставить дату, номер камеры, в которой написано (неделю назад подозреваемый мог содержаться в другой камере, и получатель не будет заморачиваться с поисками). 

Жалобы прокурору, президенту заключенный пишет не от большого счастья, но если до этого была длительная переписка с руководством на месте и был дан мотивированный отказ, вам снова откажут. Такая жалоба уходит вместе с «сопроводом», т.е. документом, составленным ответственным лицом в учреждении с пояснениями и комментариями. Инстанция-получатель будет рассматривать жалобу «по бумажкам», поэтому если СИЗО смогло объяснить причины своего решения, то и ответ заявителю будет плюс-минус по тем же основаниям.

Есть осужденные, которые буквально заваливают администрацию и вышестоящие инстанции жалобами, обычно эти фамилии на слуху… Даже там, где человек прав, система будет, по возможности, защищать каждый свой винтик и механизм, искать лазейки в законах, исправлять записи в документах, назначать формальные сроки устранения нарушений.

Я знаю много достойных юристов, которые честно делают свою работу. Но мне довелось встретить адвокатов, которым совершенно наплевать на судьбу своих подзащитных. И некоторые из них были на хорошем счету в регионе. Они заказывают справку в медчасти и не забирают ее месяцами, а иногда и никогда. Могут сказать: «Он там на здоровье жалуется, вы его выведите к фельдшеру, чтоб я ему мог сказать, что ничего не выявили».

«Упал со шконки»

Первый вызов медицинская часть осуществляет самостоятельно, поскольку пациенту необходимо взять анализы на ВИЧ, гепатиты, сифилис, провести флюорографию, измерить рост, массу тела и собрать анамнез. Все эти мероприятия должны быть выполнены в течение трех суток с момента заключения под стражу в СИЗО.

Дальнейшее оказание медицинской помощи — по заявлению. Обвиняемый написал заявление, передал его постовому, тот передал его в дежурку, там его зарегистрировали в журнале, а утром заявление легло на стол в медицинской части. С этого момента у персонала 10 дней, чтоб вызвать пациента. Казалось бы, в гражданской медицине, на воле срок и вовсе 14 дней, а тут, значит, даже быстрее помощь оказывается. Но свободный человек при ухудшении состояния может отправиться в поликлинику к дежурному врачу, обратиться в частную клинику, вызвать скорую или самостоятельно добраться до стационара. Ничто из этого недоступно в СИЗО. Или ждать 10 дней, или пытаться настоять на необходимости внепланового конвоирования в гражданскую больницу, когда в медицинской части никого нет.

В больших следственных изоляторах медицинский работник присутствует круглосуточно. Однако большинство изоляторов не могут похвастаться таким. Дежурный фельдшер заступает на смену в 7 или 8 утра, а заканчивает в 22. Днем, с 8 до 17, с перерывом на обед, работают врачи, сестры, фельдшер амбулаторного приема (если хватает кадров), начальник медчасти и старшая сестра.

Штатное расписание медчасти СИЗО может разниться в зависимости от вместительности изолятора. Обычно это начальник, терапевт, фтизиатр, инфекционист, дерматолог, стоматолог, рентгенолог, старшая сестра, фельдшера, процедурная сестра, медицинские сестры. На деле существуют СИЗО, где годами не могут найти даже начальника медчасти. Где-то работает один врач, пара фельдшеров и пара медсестер. Еще чаще только фельдшера и сестры, а специалисты, которых смогли найти и уговорить, — совместители на четверть или половину ставки.

К кому бы из специалистов ни писал заявление на прием осужденный, вызовет его фельдшер или терапевт. Если распознает клиническую картину заболевания, которая требует дополнительных анализов, обследований, операции, обратится к врачу-специалисту или начальнику медчасти с требованием направить запрос на консультацию. Но на практике часто фельдшера ФСИН приходят в систему сразу после колледжа и не обладают богатым клиническим опытом. 

В любом учреждении ФСИН любая травма должна быть зарегистрирована в «Журнале учета телесных повреждений, травм и отравлений». В зависимости от региона, конкретного учреждения, конкретного начальника учреждения и конкретного замначальника по БОР (безопасности и оперативному режиму) ситуация с сокрытием может быть очень разная. Где-то регистрируется все. Где-то мелкие синяки, ссадины и ушибы, например, работников хозотряда, полученные во время бытовых работ, предпочитают не замечать, а медчасть пишет липовый осмотр с диагнозом «мелкий фурункул». Случаются и более серьезные подмены. Например, заключенные подрались между собой — и один получил ушиб скулы, виден синяк. Администрации скандал не нужен — придется объясняться перед прокурором по надзору. В этом случае опера могут убедить побитого, чтоб ничего не заявлял, в журнал будет занесена запись «упал со шконки».

Больные копятся неделями

Не стоит ожидать, что аптека СИЗО имеет в распоряжении все препараты. Что касается ВИЧ, туберкулеза — в последние годы с этим проблем не было. А вот обычная терапия, мази, растворы, перевязочный материал — достаточно скудно. Дешевые и низкокачественные препараты. Выбор замены практически невозможен, например, из ингибиторов помпы протонового насоса имеется в наличии только омепразол. Из спазмолитиков — только дротаверин. Из антигистаминов — только хлоропирамин. Из перевязочных средств, кроме бинтов, перевязочных пакетов, стерильных салфеток, хлоргексидина биглюконата водного, перекиси водорода и раствора бриллиантовой зелени, обычно нет вообще ничего. Даже мазь Вишневского — большая редкость.

Еще один нюанс: осмотр, консультации врачей, перевязки, забор биоматериала осуществляются в разделенном помещении. Заключенный находится по одну сторону решетки, а медицинский работник по другую. Заключенного всегда сопровождает выводной (сотрудник режима, редко опер или иной сотрудник в погонах). Если необходимо выйти к пациенту, дверь в основное помещение закрывается на два оборота ключа, а к заключенным, склонным к нападению или побегу, могут применяться и наручники, например, одну руку пристегивают к решетке. Любое помещение в следственном изоляторе снабжено кнопкой тревожной сигнализации.

Бумажная работа в медицинской части заслуживает своего упоминания. Здесь не только ведение буквально сотни журналов. Тут и списание любых препаратов поштучно и поименно. Заполнение различных списков и бланков, например, на вывод в медчасть, анализы, флюорографию. И десятки запросов ежедневно из различных инстанций (следователь, прокуратура, суд, МВД, адвокат, родственники, УФСИН). В медицинских частях ФСИН всю эту работу выполняет тот же персонал, что и оказание помощи. И куча макулатуры, придуманной ФСИН в рамках реализации каких-то программ: дорожные карты, планы, комплексные планы. И у всего этого есть сроки. Эти бумажки интересуют руководство и надзорные органы куда больше, чем работа на местах.

А поскольку в силу дефицита кадров и некорректной организации медчасти изоляторов еще и перегружены работой, появляется и раздражительность, и холодное отношение, и равнодушие.

Помимо различных заболеваний, медчасть вызывает заключенных также в периоды вакцинации и по профосмотру. Последнее касается заключенного, который провел в СИЗО более шести месяцев. Каждые полгода проводится повторная флюорография.

Зачем два раза в год щелкать «флюшку»? А потому что постоянно обнаруживаются новые больные туберкулезом. Потому что на карантине «МБТ+» сидел сутки в боксе со здоровыми, и никто о нем не знал. Потому что «МБТ-» ходил полгода по изолятору, ездил в суды, мылся в бане, а потом выяснилось, что он «плюс», и когда он начал «выделять», одному богу известно. Потому что люди с ослабленным иммунитетом, ВИЧ-инфекцией и парой гепатитов не получают противотуберкулезную профилактическую терапию после контакта, поскольку надо их ставить на повышенное питание, выдавать терапию, рассаживать по отдельным камерам. Гораздо проще выявлять уже по факту, на «флюшке», когда есть очаг. Тогда и диагноз сразу есть.

Отдельно пару слов о ВИЧ. Огромное количество первичных случаев ВИЧ и гепатитов выявляется при помещении в СИЗО. В гражданской медицине эти люди бы еще много лет не узнали о диагнозе, поскольку анализов они обычно не сдают. Российское государство не интересуют гепатиты. Вредность за работу с такими пациентами не платится, эпидрасследование по факту выявленного гепатита не проводится.

С ВИЧ картина несколько иная. Тут необходимо собрать тщательный эпидемиологический анамнез. Установить лиц, с кем у пациента был сексуальный контакт или парентеральный (через кровь, например, использование одного шприца наркоманами). Определить этот круг как можно шире и точнее, передать данные в региональный центр по борьбе со СПИД, чтобы там всех этих людей протестировали. Человек, находящийся в СИЗО, зачастую «не помнит», что, когда и с кем у него было. Причины разные. Не хочет, чтоб узнала, кто ее заразил. Связь с проституткой. Связь с замужней. Гей-контакт. Что касается наркоманов, для них назвать лиц, с которыми вместе употребляли, это сдать человека (хотя медчасть не передает эту информацию никуда, кроме СПИД-центра). 

В моей практике был случай, когда пациент попросил нас обследовать его на ВИЧ. На вопрос, мол, при поступлении в СИЗО же первично брали — и не обнаружен, замялся и дал понять, что он переживает не за то, что было до зоны. В результате выявили «+». Дальнейшую историю не знаю, такие вещи дальше решают опера, наше дело — терапия.

Подозреваемые и обвиняемые имеют право на оказание плановой и экстренной медицинской помощи в гражданских медицинских организациях. В теории всякий раз, когда невозможна консультация специалиста, его («вольного») необходимо вызывать в СИЗО или отправить подозреваемого в больницу или поликлинику. То же самое касается плановых операций.

Больные хирургического профиля копятся неделями, а иногда и месяцами, некоторые не дожидаются консультации и отбывают этапом в колонию. Что значит копятся? А медчасть просто пишет на листочке, кому нужен хирург, и этот листочек лежит себе в ординаторской. Вот накопится человек десять, чтоб разом их свозить…

Причина не только в медицинских работниках. Это порочный круг: медработник должен написать запрос в гражданское ЛПУ, этот запрос должен согласовать начальник СИЗО, его надо отправить, потом получить ответ, после на основании ответа оформить рапорт на конвоирование, собрав десяток подписей, затем начальник караула должен определить людей, кто будет организовывать конвой (а это переработки, людей не хватает), кто-то из медчасти должен этот конвой сопровождать. В итоге все работники СИЗО стремятся всеми правдами и неправдами не вывозить никого и никуда — не потому что не хотят, чтоб гражданские врачи осматривали, а потому что лень.

С экстренным конвоированием ситуация несколько иная. Если медчасть днем или дежурная служба ночью понимают, что заключенному реально плохо и необходимо «на больничку» — соберут конвой и отвезут. Лишь один раз мне приходилось ругаться, что ночью не увезли аппендицит, который пришлось везти днем. Проблема наступает после. Если пациент остается в больнице, с ним остается и 4 человека конвоя. Два должны быть в палате, один за дверями палаты, один по периметру (в теории он должен ходить по периметру больницы и что-то высматривать). Так вот, эти четверо снимаются с охраны. В итоге растут переработки. Все — от караульных и их начальника до начальника управления ФСИН региона — недовольны и хотят лишь одного: поскорее забрать с больнички.

На деле даже при таком диком, безумном и убогом устройстве этой системы можно организовывать более менее нормальную медицинскую помощь с регулярными консультациями специалистов в СИЗО и регулярными плановыми выездами в больницы. Но для этого нужен врач и/или начальник медчасти, который будет это отстаивать, выслушивать критику в свой адрес от руководства и угрозы от зэков, которые пытаются косить по болезни.

По поводу косить. Аггравация — это отдельная история. В обычной жизни врач редко сталкивается с больным, который аггравирует (т.е. симулирует картину заболевания). В местах лишения свободы это случается ежедневно и по несколько раз в день. Даже пациент, имеющий заболевания, будет симулировать более острую, нетипичную картину, предъявлять помимо основных еще массу дополнительных жалоб. Разобрать, что из этого правда, а что нет — порой невозможно.

Намеренно организованные абсцессы и флегмоны конечностей (специально не пишу, как этого добиваются). Продырявливание себе гвоздем кисти, стопы и даже груди и живота. Рваные раны головы в результате прыжка с разбега в стену или в дверь. Все это с одной целью — оказаться «на больничке». Кто-то рассчитывает, что там что-то передадут. Кто-то с целью увидеться с кем-то и что-то передать. Оказать давление на суд и следствие. Доказать, что не виновен. Кто-то просто боится быть в СИЗО.

Как-то мне привели парня, несовершеннолетнего. Если память не изменяет, убийство или изнасилование. По одежде и внешнему виду — из приличной и обеспеченной семьи. Дурак. Дурак, который решил, что в жизни все можно. И вдруг оказался в камере. Привели его с острым животом. Фельдшера ничего не понимают, терапевт тоже. Парень отвечает только «да» и «нет». Минут пятнадцать мне потребовалось, чтоб разговорить его. Выяснилось, что в СИЗО он больше недели и ни разу за это время не ходил в туалет. Хорошо, что нашел силы пожаловаться, что живот болит. А мог бы и дальше молчать — и умер бы от перитонита. А нужен был лишь человек, который нормально разговаривает и хочет помочь, хотя бы в рамках своей компетенции.

Зоновский «интернет»

Прогулка — это не только свежий воздух, но и разговоры (точнее, перекрикивание), получение информации. Кто приехал, откуда, какой судья, какой следователь, как лучше себя с кем вести, какие порядки в СИЗО. Прогулки, натянутые «дороги» (нитки или веревки, тянущиеся от одной оконной решетки до другой, по ним можно передать небольшие предметы, записки) и различные малявы (записки), передаваемые до, во время и после прогулки, а также через хозотряд — это своего рода интернет в зоне.

Свидания. Бывают краткосрочными и долгосрочными. Первые — чтоб увидеть близких, попросить обратиться или передать. Для долгосрочных выделено отдельное помещение с небольшой кухней, санузлом, столом, стульями и кроватью.

Иногда имеются, а иногда и виднеются провода, которые ведут непонятно куда. В помещениях медицинской части и в кабинетах сотрудников такое тоже можно встретить.

Наверное, все слышали, что на зоне можно обзавестись телефоном, планшетом, ноутбуком и даже существуют какие-то блатхаты. Все так. Но, во-первых, все это не касается следственных изоляторов. Во-вторых, если вы обычный человек, попытка родственников «договориться» приведет к уголовному делу за попытку дачи взятки. И в-третьих, во ФСИН существует три типа сотрудников: охрана, безопасность (или режим) и опера. Так вот, даже если вам что-то пихнула охрана, безопасность внутри периметра эта договоренность не интересует. Если что-то пихнула безопасность, изымет конвой при этапировании. И над всеми — опера, которым надо делать свои «палки» и которые сейчас определяют режим любой зоны. Именно от заместителя начальника по БОР и начальника оперативного отдела зависит практически все. Если начальник зверь — будут пытки, издевательства, препоны медикам. Если начальник адекватный — все может быть и по лучшему сценарию, насколько это возможно в рамках приказов, норм и законов этой системы.

Кто охраняет Азкабан

Российская тюрьма — место, где исчезают краски, пропадает музыка, которое истощает очень быстро. Неважно, по какую сторону решетки ты побывал. Это прорастает в душе и остается с тобой навсегда. Серое, пыльное с тяжелым воздухом место. Под этим серым куполом есть еще более страшное. У Джоан Роулинг дементоры были воплощением депрессии и охраняли Азкабан. Вот я знаю, где эти твари рождались. Они рождались в стенах ШИЗО, ДИЗО и карцеров. В этих каменных мешках — подтверждениях бессилия целой системы, когда не работает «перевоспитать», «заставить», «осознать», когда от бессилия и злости просто заперли в четырех голых стенах, запретив при этом лежать днем. Вот тогда родился первый дементор. А потом их становилось больше.

И да, краски… Даже спустя много лет их все равно не хватает, не надышаться воздухом, не раскрасить все вокруг так ярко, чтоб оно заглушило эту серость. А еще недоверие. 

И если бы Алексея Навального, который не был моим президентом, но искренне хотел сделать мою Россию лучше и свободнее, не довели бы до смерти в тюрьме, если бы после этого я не увидел комментарии людей, которые совершенно не понимают, что такое тюрьма, вряд ли я бы стал это писать. Я никогда и никому не рассказывал все это так подробно.

Этого знания у человека быть не должно, ни у кого, даже создатели этого не заслуживают системы, которую сами выстроили. Когда полковник ФСИН Свиридов застрелился в суде, услышав обвинительный приговор себе, я понимаю почему.

Михаил Сафьянов