«Ваша честь, мне непонятна постановка вопроса. Значение слов понятно, я достаточно хорошо знаю русский язык и умею на нем читать, но непонятно, какое отношение этот набор слов имеет непосредственно ко мне.
Во-первых, я услышала «Беркович Евгения Борисовна, имеющая идеологические убеждения, связанные с оправданием терроризма, и дальше… Беркович Е.Б., разделяя крайне агрессивные формы ислама, исповедуя идеологию насильственного воздействия на органы государственной власти, местного самоуправления и так далее, через участие в незаконных вооруженных бандформированиях в незаконных террористических организациях и так далее… испытывая чувства искаженно трактуемого религиозного единства… и его участников…» Я хочу сказать, что ни в 2019 году, ни раньше, ни позже, ни сейчас не разделяла крайне агрессивные формы ислама, не испытывала чувства религиозного единства с его лидерами и участниками, не имела идеологических и религиозных убеждений, хоть как-то связанных с оправданием терроризма. Более того, я никогда не разделяла никаких «форм ислама», ни радикальных, никаких. Я испытываю уважение к мирным законопослушным представителям ислама, как и к любым представителям разных религиозных, этнических, национальных групп. К террористам, какими бы идеями они ни прикрывались, не испытываю ничего, кроме осуждения и отвращения.
То есть, по утверждению следователя, я была как минимум с 2019 по 2020 год не просто мусульманкой, а еще и радикальной. Не нужно быть специалистом по исламу, чтобы знать: не существует религиозная мусульманская женщина в природе, которая бы не соблюдала правил в ношении одежды, еды и образа жизни. Я никогда не носила хиджаб. Я состою в светском браке с нерелигиозным мужчиной и гражданином РФ. Я ем свинину, фотографируюсь на пляже. Когда я переехала в Москву в 2008 году, поступила в театральный институт, я вела совершенно прозрачную жизнь. Я была на виду у десятков, сотен людей, в том числе не самых доброжелательных, вот такая особенность творческих людей. Так не бывает — быть незамеченной исламисткой. Законы, по которым живет светская женщина, которая тем более является православной христианкой в моем случае, исповедуется и причащается, не позволяют ей быть мусульманкой. Невозможно при всем вышесказанном быть исламисткой.
Я не покрываю головы своих детей, хотя по возрасту они бы должны были носить платок, если бы жили в мусульманской традиции. Я лично четыре раза давала показания следователю: в качестве свидетеля и обвиняемой. Следствие в принципе ни разу не интересовалось никакими моими религиозными убеждениями.
Кроме того, 4 мая 2023 года в моей квартире в моем присутствии был проведен обыск. Там не было обнаружено ничего, что могло бы указывать на мою связь с радикальным исламом.
Я уверена, что эта формулировка появилась в материалах дела только потому, что следствию, в конце концов, нужен какой-то мотив, и поэтому в последний момент, перед тем, как передать дело в суд, не найдя никаких иных доказательств, просто механически вставили в дело эту стандартную для других дел формулировку, полагая, что «так сойдет». Надеюсь, что не сойдет. Множество странных формулировок и нестыковок в тексте обвинения. (Приводит в пример причинно-следственную путаницу с датами в двух местах на одной странице, примеров намного больше. — Н. С.). Все это говорит о том, что следствие не пыталось проявить даже элементарную логику и разобраться в том, что такое «показать спектакль» и «поставить спектакль».
…Я понимаю, что все в школе принимали участие в театральных сценках. Расследование ведется больше года, мы сидим в тюрьме, и за это время не разобраться ни в одном слове, ни с технологиями, как сделан мой спектакль, — это значит просто выдавать некачественный материал по принципу «и так сойдет». Не установить дату единственного открытого показа на сложнейшем огромном региональном фестивале в Екатеринбурге («Мы никуда не прятались, не скрывались»). У нас нет Гугла, а у следствия есть — что за «неустановленное время»?
Согласно обвинению, важная часть моей преступной роли — не просто призывы к совершению террористической деятельности, а распространение с помощью телекоммуникационных сетей и т.д. Я лично никогда нигде ничего не публиковала, ничего не передавала с целью их размещения. Тем более неустановленное лицо опубликовало видео спектакля уже после нашего ареста. Это голословное обвинение. Я поставила спектакль с целью профилактики терроризма. Он таким и получился. И так же у нас нет ущерба, нет состава преступления. Считаю этот документ обвинения незаконным».