«Я с гордостью выпью эту горькую чашу до дна»

В своем письме «Новой» она пишет, что ее совесть не позволила промолчать. Полиция ловила Козыреву за срыв букв «Z» и «V» в парке «Патриот» в Кронштадте, потом — за то, что она оторвала плакат с рекламой службы по контракту. В январе этого года Козыреву отчислили из Санкт-Петербургского университета из-за поста в соцсетях с критикой законов о «дискредитации» и «фейках» о российской армии. Приклеенный листок на памятник Шевченко с его стихотворением «Завещание» стал крайней точкой.

Козыреву задержали и доставили в 18-й отдел полиции в Петербурге. Сначала силовики составили на активистку административный протокол о неповиновении полиции, но позднее возбудили уголовное дело о повторной «дискредитации» российской армии (ст. 280.3 УК). Петроградский районный суд заключил Дарью под стражу. Заседание прошло в закрытом режиме. Сейчас Козырева содержится в СИЗО «Арсеналка».

Козырева Дарья Александровна, 2005 г.р.

ФКУ СИЗО-5 УФСИН России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области

Здравствуйте!

Меня задержали 24 февраля на той самой площади, еще сутки провела в «обезьяннике», не зная, что произойдет. Кажется, в глубине души предчувствовала, что административным делом это не закончится. Вечером 25-го числа я узнала об уголовном деле — и пришла в какой-то отчаянный восторг. Я улыбалась и шутила на обыске, продолжала улыбаться, когда меня привезли в ИВС. И там, в ночь с 25-го на 26-е, поняла: ну все, теперь-то моя совесть успокоится. Она мучила меня два проклятых года. Мне казалось, что я делаю недостаточно; и хоть у меня на счету и были антивоенные акции, совесть твердила мне: если ты остаешься на свободе, значит, ты сделала недостаточно.

Я иногда не понимала, какое имею право разгуливать на воле, пока смелые и честные россияне заперты в тюрьме. Я понимала, что если «путинский режим» продержится еще хоть сколько-нибудь долго, то мой шанс допрыгаться до тюрьмы достаточно высок. По сути, случилось то, что должно было случиться. Я не ждала, что они решатся сажать меня за Тараса Шевченко — ну господи, абсурд же голимый!

Что же, тем веселее! Шевченко — мой любимый поэт и страдать именно за него — отдельное удовольствие. «Завещание», как и многие другие стихи великого украинского поэта, было положено на музыку. И особенно я люблю прекрасное исполнение коллектива «Хорея Козацька». И когда оно, 

У меня очень хорошие сокамерницы, классные девчонки, кажется, мы подружились. Пока я первые 20 дней сидела в одиночке, даже не знала, надо ли мне в общую камеру: вдруг, думала, будет хуже, вдруг не уживусь с коллективом… Но желание общаться с людьми оказалось сильнее, чем все эти сомнения. И я не ошиблась!

Первое время действительно было тяжело в таком большом коллективе, но сейчас мне прямо комфортно. Меня даже перестали посещать мысли о том, что хорошо бы попытаться перевестись в маленькую камеру. Ведь здесь бурлит жизнь, здесь свой мир — суженный до предела, до четырех стен этой камеры, мир, несравнимый с внешним… но все же какой-то мир. От одного грустно: за последнее время очень сильно поменялся состав камеры, много девчат ушли на этап. Я по ним скучаю! Но когда уходят старые люди, приходят — новые… и однажды я так же буду скучать и по ним. Приходит иногда в голову шальная мысль: может, через года мы столкнемся на воле с кем-нибудь из сокамерниц? Это было бы очень славно.

Я не успеваю тут скучать. Много времени проходит за общением. Конечно, я здесь читаю книги. Например, недавно дочитала «Колымские рассказы» (цикл рассказов и очерков Варлама Шаламова, в котором отражена жизнь заключенных Севвостлага). Читать было, на самом деле, тяжело. Я, конечно, имела общее знание о рабском труде на сталинских колымских приисках, но, к своему стыду, даже не представляла, какой это был концентрированный, дистиллированный ужас. Шаламов писал о людях, которые от невыносимых условий и вечных унижений теряли человеческое в своей душе, поэтому это было очень тяжело читать. Удивительный цинизм сталинского режима: прикрываться коммунизмом, но ради колымского золота сотворить с людьми такое, что классическое понимание фразы «люди гибнут за металл» кажется образчиком невинности.

Отдельная статья моего быта — отвечать на письма. Люди поддерживают меня, рассказывают о своей жизни, пишут очень теплые слова. Мне так радостно читать каждое письмо! Очень хочется ответить каждому, и однажды я это сделаю. Мне стыдно, но я не успеваю отвечать, просто не успеваю… я каждому отвечаю с душой, поэтому ответить даже нескольким людям за день бывает иногда тяжело. Мне стыдно перед людьми, которым я уже сильно задержала ответ. Я надеюсь, что, когда они получат ответное письмо, они простят меня.

В первую ночь, в ИВС еще, я прикинула, просто взяв максимальный срок, не учитывая даже таких вещей, как «день за полтора», когда выйду, мне будет не больше 23. Я же буду еще так молода! 

Я с радостью принимаю эту горькую чашу и с гордостью выпью ее до дна. Мне тут вся камера пророчит условку — никогда не верила, что мысли материальны, но уже с удовольствием шучу на эту тему. Но мне даже трудно представить, как я себя буду чувствовать, если действительно «слишком рано» выйду на свободу. Радость от воли, от встречи с близкими будет, наверное, смешана со стыдом, что мне так и не удалось по-настоящему пострадать за правду. Что та самая чаша, едва я успела сделать глоток из нее, пролетела мимо меня.

Но мечтать остаться здесь я тоже не стану. На воле меня ждут мама и папа, мои родные. Меня ждет Денис, мой любимый, и очень тоскует по мне. Я мечтаю осчастливить его, оказавшись снова рядом с ним. Но я знаю, что все равно однажды случится, и с замиранием сердца жду того момента, когда мы снова будем вместе. Счастье обязательно впереди!