Колонка · Общество

Чего ожидать после теракта

Это будет не обмен свободы на безопасность, а устранение остатков свободы без гарантий безопасности

Борис Вишневский, обозреватель, депутат ЗакСа Петербурга

Следственные мероприятия с подозреваемыми в теракте в подмосковном «Крокус сити холле». Фото: Следственный комитет РФ / ТАСС

Террористический акт в «Крокус Сити Холле», уже превзошедший по количеству жертв теракт 2002 года в театральном центре на Дубровке, заставляет вспомнить и о том, что произошло после самого масштабного теракта за всю историю постсоветской России — в Беслане в 2004 году.

Тогда под флагом борьбы с терроризмом и недопущения к власти криминальных элементов были отменены выборы губернаторов — и на протяжении почти 10 лет главы регионов утверждались региональными парламентами по представлению президента.

Поскольку использование трагедий как предлога для достижения необходимых целей для российской власти (как и для советской) является давней традицией, теракт в «Крокусе», как можно предположить, не станет исключением. А его последствия с точки зрения изменения политического режима и юридического поля, скорее всего, будут куда более серьезными.

И то, о чем третий день говорят депутаты и пропагандисты, — возможное возвращение смертной казни — может оказаться (если оно реализуется) далеко не самым существенным, хотя и самым громким.

О том, что надо отменить мораторий на применение смертной казни, заговорили в первые же часы после теракта.

Депутаты Госдумы Сергей Миронов, Леонид Слуцкий, Андрей Гурулев, Юрий Афонин, Михаил Шеремет, советник генпрокурора России Наталья Поклонская, ассоциация ветеранов группы «Альфа» и другие. Мол, «воевать и противостоять террору по законам мирного времени невозможно».

Глава фракции «Единой России» в Госдуме (во время «Норд-Оста» — замминистра МВД и член оперативного штаба) Владимир Васильев обещал, что парламент этот вопрос рассмотрит: «Эта тема, безусловно, будет глубоко, профессионально, содержательно проработана, и будет принято решение, которое будет отвечать настроениям и ожиданиям нашего общества».

Что касается настроений и ожиданий, то тут проблем не предвидится, тем более с учетом того, как формируются эти настроения.

Несколько сложнее с профессионализмом и юридической стороной дела.

В ноябре 2022 года, откликаясь на время от времени возникающие призывы вернуть смертную казнь, председатель КС Валерий Зорькин заявил, что «только лишь изменение Конституции может послужить основой для возобновления смертной казни». Что «надо внимательно почитать постановление Конституционного суда: в России сложился конституционно-правовой режим, в рамках которого граждане РФ получили право не быть приговоренными к смертной казни» (имеется в виду определение КС от 19 ноября 2009 года). И что решения Конституционного суда не подлежат пересмотру или отмене, а вернуть смертную казнь ни законом, ни даже поправкой к Конституции невозможно. 

Председатель Конституционного Суда РФ Валерий Зорькин. Фото: Михаил Климентьев / пресс-служба президента РФ / ТАСС

23 марта 2024 года на призывы вернуть смертную казнь отозвался сенатор Андрей Клишас (которого трудно отнести к диссидентам), написавший в своем телеграм-канале, что «ни Дума, ни Совет Федерации не могут преодолеть решения Конституционного суда России по вопросу о смертной казни».

Однако все эти логичные и верные рассуждения и аргументы относятся к правовому государству, в котором действительно было бы невозможно преодолеть поставленный Конституционным судом юридический барьер.

В нынешней же России государство псевдоправовое: его особенность заключается в том, что сначала формулируется политическая воля начальства, а потом она легализуется с написанием для нее юридического оправдания.

В таком государстве почти бессмысленно обсуждать, соответствует ли что-то Конституции.

Особенно после того, как решениями Конституционного суда в 2020 году было признано конституционным «обнуление» сроков президента, в 2023 году государство было объявлено конституционной ценностью, а сомнение в решениях по СВО — покушением на конституционные ценности и отрицанием конституционного строя.

Поэтому если с самого верха (иначе говоря, с уровня президента) поступит соответствующая команда, для ее реализации найдут необходимые формальные конструкции. Президент или группа депутатов или сенаторов обратится в КС — и выяснится, что в сегодняшних конституционно-правовых условиях то, что казалось незыблемым два года назад, надо рассматривать и трактовать совсем иначе.

Вопрос о том, к чему реально приведет возвращение смертной казни (причем, возможно, не только для террористов, но и по другим статьям УК — например, о госизмене), инициаторов явно не волнует — они готовят это для других. Но

в нашей истории уже были примеры, когда в юридическую «яму», вырытую для других, потом попадали те, кто ее копал или призывал копать.

А потом писали отчаянные письма: «Передайте товарищу Сталину, что произошла чудовищная ошибка».

При этом — процитирую Льва Шлосберга* — «ни в одном государстве, в уголовно-правовой системе которого сохраняется смертная казнь, не решена проблема общественного насилия. Тем более смертная казнь не является ограничителем для террористов, многие из которых совершают свои атаки в качестве смертников».

Но есть и еще один вопрос: кого будут считать террористами? С теми, кто устроил бойню в «Крокусе», все понятно. А как быть с другими?

Президент Владимир Путин, выступая 23 марта с обращением к гражданам, заявил, что мы «рассчитываем здесь на взаимодействие со всеми государствами, которые искренне разделяют нашу боль и готовы на деле реально объединять усилия в борьбе с общим врагом, международным терроризмом, со всеми его проявлениями». Но при этом российские власти упорно не признают террористами членов «ХАМАС», устроивших в Израиле бойню 7 октября прошлого года. И продолжают звать их в гости для переговоров. И называют «вменяемыми людьми» представителей запрещенного в России «Талибана». И более чем мягко относятся к пиратствующим в Красном море хуситам…

Зато, как известно, в списки террористов и экстремистов в России вносятся совсем другие структуры — начиная с оппозиции и заканчивая несуществующим «международным ЛГБТ-движением»** и его столь же несуществующими «структурными подразделениями». Означает ли это, что за принадлежность к этим структурам тоже будет грозить «вышка»?

…Теперь о других возможных изменениях в юридическом поле.

Многие из них могли быть задуманы давно, а сейчас возникает предлог, чтобы их реализовать (политолог Сергей Шелин* тут вспоминал, что о грядущей отмене выборов губернаторов ему говорили еще летом 2004 года, а Беслан стал лишь поводом для ее осуществления).

  • Самое ожидаемое — это усиление полномочий силовых структур и ужесточение старых (или принятие новых) репрессивных законов.
  • Увеличение сроков лишения свободы по всем «политическим» статьям.
  • Предоставление «силовикам», в том числе прокуратуре и следователям, еще большей свободы рук при вмешательстве в жизнь граждан без судебных решений.
  • Усиление контроля за оставшимися более-менее независимыми СМИ и интернет-ресурсами, ужесточение фактической цензуры и угроза внесудебных блокировок за любое вольнодумство. А то и реализация концепции «суверенного Интернета» — с постановкой железного «информационного занавеса».
  • Наказание за несогласие с решениями власти не только по СВО, но и с другими.
  • Ужесточение порядка проведения публичных акций, вплоть до полного их запрета «до окончания СВО» под предлогом «террористической опасности» — при том, что и сейчас режим «повышенной готовности» позволяет очень серьезно эти акции ограничить.
  • Усиление дискриминации «иноагентов» — уже есть призывы к репрессиям в адрес не только самих «иноагентов», но и их родственников.
  • Ужесточение миграционного законодательства — вплоть до введения виз на въезд из стран Средней Азии и других — с ужесточением контроля за мигрантами.

Все это, блокирующее целый ряд конституционных прав граждан, можно делать, как показывает практика, даже не вводя ни чрезвычайного, ни военного положения (опасность чего, впрочем, сохраняется). Наконец, как мне уже приходилось писать,

вполне могут поставить задачу смены Конституции с устранением из нее раздражающей главы про права и свободы человека и гражданина.

Технически реализовать эту процедуру — при абсолютно сервильном парламенте — вовсе несложно. Под крики пропагандистов о том, что таким путем мы обеспечиваем свой суверенитет и безопасность.

И последнее, что несложно предсказывается (особенно с учетом хоть и малоубедительного, но все же явного указания президентом на «украинский след» в деле о теракте в «Крокусе»), — эскалация боевых действий.

При этом формально мобилизация, объявленная 21 сентября 2022 года, не закончена, и ничто не мешает ее продолжить. Хотя, как показывает практика последнего года, куда проще обещать огромные (особенно по меркам российской провинции) деньги и набирать «контрактников»…

Это не обмен свободы на безопасность.

Это устранение остатков свободы без гарантий безопасности.


* Внесен властями РФ в реестр «иноагентов».

** Признано экстремистским и запрещено на территории РФ.