Вот как теперь жить, что делать

…Над крыльцом воронежского журфака, над головами студентов дымки вейпов, легкий матерок и ощутимое отсутствие безмятежности. Я приехала на семинар по театральной критике, чтоб расспросить будущих коллег, как они относятся к своему Камерному театру и тому, что с ним произошло. Одна сигарета — несколько обрывков разговоров.

• …да ни фига она не видела, это по Белгороду прилетело.
• …у них там надпись: «Годить надо», вот он такой слоупок…
• …она мне войсила круглые сутки, чтоб я положил все в облако…

О! Мальчик, сам того не зная, дает мне решение: оценки, признания, куски монологов из тех, что я услышала в Воронеже, придется, сообразуясь со временами, положить в условное облако. Для защиты человеческих данных.

Больше ста дней прошло с момента, как три актрисы Камерного театра подали заявление об уходе. Сразу после объявления о том, что Михаил Бычков освобожден от обязанностей художественного руководителя. Все трое — примы: Наталья Шевченко, Яна Кузина, Татьяна Бабенкова.

Что произошло за эту длинную зиму с Камерным театром, главными участниками событий, зрителями?

Татьяна Бабенкова свою позицию комментировать отказалась. С ее уходом погибли два спектакля: «Гроза» и «Дядя Ваня»; вводы на роли Катерины и Сони делать не стали. Недавно Бабенкова сыграла в спектакле «Современника» «Двое на качелях».

А Наталья Шевченко и Яна Кузина, на которых держатся две трети репертуара, продолжают играть. Теперь не в штате Камерного театра: как приглашенные актрисы. Эту роль они выбрали сами.

Наташа

…С Наташей Шевченко мы устраиваемся за столиком в полутьме буфета Камерного, где все сотрудники работают как оркестр и где пока нет зрителей. Она стройная, легкая, с незримой печатью серьезной внутренней жизни, тем, что на сцене иметь не обязательно, но без чего больших ролей и больших актрис не бывает. Ее Раневская, которую я увидела в спектакле Антона Федорова, сожжена смертью сына и живет машинально, словно ни в чем не участвуя, трагический персонаж среди абсурдного комизма жизни.

— Когда я училась на втором курсе, в Воронеж приехал Бычков и поставил в ТЮЗе «Над пропастью во ржи». И для меня просто изменились все координаты, все сдвинулось. Я подумала: если не у этого режиссера работать, то больше ни у какого!

Но когда в числе прочих артистов я получила приглашение от Михаила Владимировича начать новое дело, я не сразу из ТЮЗа ушла вслед за ним. Только через две недели поняла, какую совершила ошибку, в какую попала катастрофу, и впервые почувствовала, что это такое — без Бычкова. Когда он исчез из нашего пространства, и воздух, и напряжение, и градус всей жизни стал другим.

И вот началась история Камерного театра, и этот первый отрезок продлился десять лет: работа, азарт, невероятное ощущение радости. Новое дело было таким странным на фоне лихих 90-х, когда в стране происходили невероятные изменения, все рушилось. Его идея была спасительной для нас: было ярко, сложно, очень интересно. 

А потом случилась моя личная история. Сначала я вышла замуж за студента театрального института, и у нас родилась девочка, потом мальчик. Муж тоже работал в Камерном театре года четыре, и с ним был поставлен замечательный спектакль по Милораду Павичу «В вечности еще один день»; жители Воронежа до сих пор его помнят. Они Алексея на улицах останавливают и говорят: «Мы ходили на этот спектакль восемнадцать раз»…

Но Алексей Иванников, муж Наташи, быстро понял: его путь не в актерстве. Искал себя, метался. Поступил в семинарию и стал священником. И Наташа ушла из театра.

В их новой жизни ей дали понять, что жена священника не может быть актрисой. Прима, на которую ставили спектакли, стала «матушкой».

Прошло тринадцать лет.

— У нас родилось еще двое детей, их теперь четверо. Все эти счастливые годы, пока меня не было в театре, я никогда не жалела о том, что произошло, но я очень скучала. Я очень скучала. Даже не могу объяснить, что это был за градус. Мне стоило закрыть глаза, и я видела сцену. Но я человек христианского сознания и верю, что Господь ведет нас…

…И вдруг у меня зазвонил телефон. Я взяла трубку и услышала: «Здравствуйте, Наталья, я помощница Михаила Бычкова. Михаил Владимирович оставил для вас роль на вахте».

Прежде чем принять решение, Наташа с мужем пошли на прием к владыке. Митрополит Воронежский Сергий новостью обрадован не был. Однако высказался с библейской мудростью: «Я не могу тебе сказать: не делай этого, матушка. Проживи свою жизнь. Своя у тебя судьба…» И добавил: «В Евангелии есть место, где к Иоанну Крестителю приходят воины, и он их крестит. И они ему говорят: «Мы воины. Что нам делать?» И он им отвечает: «Идите на свое место и будьте христианами».

И Наталья Шевченко снова стала одной из ведущих актрис Камерного. И снова стала работать с Бычковым.

— С тех пор прошло уже семь лет, а кажется, что момент моего возвращения до сих пор длится. Но и мой уход был совершенно ясным. Другой реакции быть не могло на эту грандиозную несправедливость, на то, что из вселенной, созданной этим человеком, его изгоняют…

…Я была однажды в итальянском городке Альберобелло, там старинные каменные юрты из камушков, называются трулли, каждая семья для себя складывала свой. Они удивительно красивые, гармоничные, с коническими крышами, 

Впрочем, репертуар Камерного, в котором львиная доля создана Бычковым, жив. Камерный выверенный, сложный и совершенный механизм. Здесь все отлажено как швейцарские часы, подобрана профессиональная команда. Ну возникают накладки: неточные световые переходы, пятиминутные задержки спектакля, психофизическое состояние актеров — да кого это может волновать? Только Бычкова.

На его место в областном министерстве культуры выбрали надежный вариант: нынешнего художественного руководителя зовут Сергей Викторович Карпов. Народный артист России, ректор Воронежского института искусств, председатель Общественной палаты.

Спектакли идут. И совсем не все зрители замечают, что атмосфера на разных этажах театра другая — словно каркас костюма, из которого вышел человек. Из двадцати артистов труппы несколько собираются доработать до конца сезона, а там решать.

— …Мы теперь поняли, что жили в каком-то пузыре, — говорит Наташа, — что вокруг нас и внутри была жизнь, и теперь, когда мы понимаем, что она утекает сквозь пальцы, мы хотим быть ближе друг к другу, внимательнее, бережнее. И есть еще зрители, которые подписывали письмо, тысячи зрителей…

Яна

…Жду Яну Кузину после «Вишневого сада», зрители ушли, в театре гасят свет, «Камерный» погружается в полумрак и безмолвие. Бегущие невесомые шаги. Она появляется с начисто отмытым лицом в сиянии своих тридцати лет, огненных волос и таланта, Только что она была Варей, измученной и смиренной, а днем раньше — женственной, уязвимой Исменой. Яна Кузина парадоксально неожиданна на сцене, но все ее героини сильные, способные прыгнуть в пустоту. Так, как сделала она сама: после увольнения художественного руководителя пришла в бухгалтерию театра и написала заявление об уходе. Долго не соглашалась говорить со мной о случившемся, твердила: «Это боль, больно, должно пройти время…»

— …Я не хотела бы больше возвращаться в те дни, которые мы пережили. Но помню, как он это нам всем сообщил. Сообщил и ушел. Помню, что выскочила из зала, побежала, разревелась. Он такой: «Ну что, что вы плачете?! Хватит, хватит, что происходит?!»

В спектакле по Ануйю она играет Исмену, а должна бы — Антигону. Героиню, которая за свой выбор платит высшей ценой. И точно так, как в пьесе, окружающие оказались не в силах принять высокую реальность другого человека. Ее увольнение по собственному желанию одни считают импульсивным поступком. Другие саботажем. Вокруг ушедших из театра в сетях поднялся бешеный хейт. Обвиняли хором: шантаж, инфантильное поведение, нерасчетливость. А нерасчетливо — значит, глупо.

— Но это было выверенное поведение… И очень четкий поступок с холодным умом, хотя и горячим сердцем. Для меня было важно поддержать Бычкова. Я просто поняла, что если не скажу ему спасибо за все, что было, просто не смогу с этим жить. Он навсегда для меня будет человеком, который исполнил мою детскую мечту, взял меня в театр. И это моя благодарность ему.

Меня папа спросил: «Ты не будешь жалеть об этом?» Нет, я совсем не жалею. Хотя у меня ипотека, я давно не живу с мамой и папой, друзья мне твердят: «Куда ты ушла? Вдруг ты никому будешь не нужна…»

А потом я поговорила с родителями, это был важный разговор, очень важный для меня. Потому что у меня непростые взаимоотношения с папой. Я помню ситуации, когда он мне реально запрещал что-то делать, просто запирал дверь, закрывал меня в комнате, говорил: «Ты не выйдешь, я тебе не разрешаю, я чувствую, что ты не должна это делать!» И когда сейчас мы с ним на эту тему разговариваем, я говорю: «Пап, позволь мне решить и ошибиться. Просто позволь мне ошибиться! Хорошо, я верю, что ты лучше знаешь, но давай я просто тоже попробую …И вдруг он мне говорит: «Сейчас первый раз в жизни я не чувствую, что должен тебя остановить. Не чувствую, что ты делаешь неправильно». Вот я говорю, а у меня мурашки, так для меня это было важно.

…У меня есть подруга, Катя. Мы с ней недавно разговаривали по телефону, часа три ночью, и я говорю: «Может быть, нам всем сейчас такое дается, чтобы мы вспомнили про любовь, чтобы научились любить?» Она говорит: «А вдруг человечество вообще никогда не умело любить и не знает, что это такое, и вдруг наконец-то вот сейчас благодаря вот этому мы все научимся…»

Я говорю: «Не знаю. А вдруг мы все-таки знаем, но забыли… Катя, нужно быть милосердной». Она говорит: «Яна, это же так сложно». Я говорю: «…Но так хочется…»

Антигона

В спектакле «Антигона» вместо Татьяны Бабенковой сегодня играет Юлия Щеглова. Напомню сюжет: дочь царя Антигона хочет похоронить брата. Креон, глава государства и ее дядя, после мятежа велел для одного из братьев-зачинщиков устроить почетные похороны, а второго бросить на голую землю. Античные люди верили: душа человека, чье тело не предано земле, будет вечно блуждать в потемках. Между тем Креон запретил приближаться к телу под страхом казни. Антигона нарушает запрет. Дядя вынужден держаться буквы собственного указа, ее казнят. Но перед этим Бычков закладывает в спектакль крайнее напряжение — идет их объяснение-поединок. Пожалуй, впервые я вижу спектакль, где сильнее не моральные максимы Антигоны, а пронизанный знанием жизни и ее устройства опыт Креона. И дело, похоже, не только в том, что Щеглова молода, а Камиль Тукаев блестящий артист, не только в жестоком времени, вытесняющем высокие отвлеченности. Дело еще и в отсутствии художественного руководителя, при котором этот крен был бы невозможен.

Спрашиваю у молодых зрителей после спектакля, кто прав. Почти все они на стороне Креона. Только одна девушка выбирает Антигону («За нею истина!»).

Пока мы в фойе со зрителями обсуждаем спектакль, прихрамывающая старая дама, устремляясь к выходу, непонятно бросает на ходу:

— Обрушили! Обрушили!

Камиль

Он встречает меня на служебном входе утром минута в минуту: свитер небрежно накинут на плечи, спокойное лицо. И ни секунды не ходит вокруг и около.

— Все сводится к одному простому вопросу, до безобразия простому — как жить, вот как теперь жить, что делать? А от этого идут производные — как писать, как играть, что ставить, с кем говорить, с кем дружить, с кем здороваться, с кем не здороваться… Но в принципе один вопрос краеугольный — как жить?

Мы сидим с премьером Камерного в его гримерке. Я только что видела его в роли Гаева, инфантильного и комичного, с повадками решалы. А днем раньше в роли Креона, мягкого и беспощадного.

— Я чувствую себя сейчас, как в десятилетнем возрасте, когда вдруг в одночасье превратился в приемного сына, и из моего мира осталась только мама, мои книжки и игрушки. Мама развелась с отцом, и мы вступили в новую семью, а там чужие люди, с которыми ты не связан ни кровно, ни воспитанием, ни годами, ничем.

Поздно понял в связи с этой бедой, которая произошла с нашим театром, что в моей жизни, оказывается, был художественный смысл. Оказывается, я был частью какого-то очень сложного, красивого и гуманного организма, в котором есть «Мандельштамфест», «Маршакфест», в котором есть звонок от Бычкова: «Зайдите в кабинет». Это все был огромный подарок судьбы. А сейчас я стал себе напоминать человека, идущего на смену, в забой, на завод. И меня это просто ужаснуло.

А ведь еще зритель все время просит: «Пожалуйста, не уходите, мы хотим видеть спектакли Бычкова, мы так хотим на них ходить!»

В Камерном никогда ничего не делалось ради кассы или развлечения зрителя. Поэтому аншлаги и полные сборы. В его репертуаре «Кабала святош» Булгакова и «Мещане» Горького, «Дядя Ваня» и «Вишневый сад» Чехова, «Гроза» и «Бальзаминов» Островского, «Игроки» Гоголя, «Привидения» Ибсена, «Ребенок» Юна Фоссе, «Провинциальные анекдоты» Вампилова.

Я спрашиваю Тукаева про Антигону и неожиданный слом смысла. Он не согласен.

— Креон ни кто иной, как манипулятор, очень хороший психолог и манипулятор, он примеривает массу разных масок, начиная от дружка и заканчивая дядей, ментором, тираном. Наш театр построен так: мы для человека, про человека, для умного зрителя. И вот умный зритель услышал бы слова Креона, которые он говорит: «Я хочу, чтобы все эти скоты, которыми я управляю…» Правитель, который считает свой народ скотами, априори не может быть хорошим.

P.S. В конце семинара мы со студентами играем в ассоциации: передаем по кругу слово, откликаясь первым пришедшим на ум. Выходит так: солнце, небо, рассвет, тьма, отмирание, вера, религия, надежда, отсутствие, апатия, безнадежность, боль, лекарство, панацея, спасение, рассвет, мир.

P.P.S. Бычков начал репетировать в Камерном…