4 марта, спустя три дня после похорон Алексея Навального, Шестой кассационный суд общей юрисдикции в Самаре по жалобе прокуратуры Башкортостана на «чересчур мягкий», по ее мнению, приговор экс-главе штаба Навального** в Уфе Лилии Чанышевой* вернул ее дело в Верховный суд Башкортостана. Это и предупреждение всем, кто не побоялся прийти на похороны Навального, — слушание было назначено раньше, но после впечатляющего прощания в Москве решение суда в Самаре никаким другим быть уже и не могло.
За неполный месяц это третий случай ужесточения наказания по требованию органов обвинения на стадии рассмотрения дела в суде: 13 февраля Апелляционный военный суд заменил на реальное лишение свободы штраф левому философу профессору Борису Кагарлицкому*; 27 февраля то же самое в отношении правозащитника Олега Орлова* сделал Головинский районный суд Москвы; очень мало сомнений в том, что и в случае с Чанышевой суд в Уфе прислушается к требованиям прокуратуры.
Возможность пересмотра приговора в сторону ухудшения положения подсудимого — вопрос не новый и крайне спорный.
Во многих правовых системах «поворот к худшему» на этой стадии вообще не допускается, в других, в том числе в России, усложнен и до сих пор применялся редко. Статья 389.15.УПК РФ указывает в числе оснований для отмены или изменения судебного решения в апелляции «несправедливый приговор», а статья 389.24 уточняет, что он может быть изменен к худшему по жалобе потерпевшего или по представлению прокурора. Производство в кассационной инстанции вовсе не допускает пересмотра приговора в сторону ухудшения — поэтому Кассационный суд в Самаре и вернул дело в Уфу. Ни в одном из перечисленных дел реальных потерпевших не было, «потерпевшей стороной» в теории считается государство и общество.
Лилия Чанышева, отказавшаяся уехать из России, как поступило большинство активистов «штабов Навального», стала первой, кто был осужден за организацию экстремистского сообщества — даже на два месяца раньше него самого. Она была задержана в ноябре 2021 года, а 14 июня 2023 года приговорена Кировским райсудом Уфы к 7,5 года лишения свободы, срок наказания был оставлен таким же в апелляции, хотя в Уфе прокуратура требовала 12, а сегодня в Самаре (где речь о конкретных сроках идти вовсе не могла) великодушно снизила планку до десяти.
Три случая подряд — это уже практика. Какие же выводы можно из этого сделать? Первый заключается в том, что в нынешних условиях не объявленного чрезвычайного положения суды «отстают» и в отдельных случаях — с учетом личностей «преступников» и «опасности» их деяний — пытаются выносить приговоры по нижней планке. Но органы прокуратуры и следствия их «поправляют» — скорее всего, привлекая для этого какой-то «административный ресурс», к которому они ближе.
Второй наш вывод — это скорее вопрос. В ситуации, когда никто не знает, что ждет нас всех через месяц: 7,5 (реально пять с учетом отбытого в СИЗО), 12 или 10 лет — не все ли едино?
Неужели в прокуратуре так уверены, что за пять лет не случится ничего, что может сделать эти приговоры, скажем так, нерелевантными?
Да, они на это рассчитывают и стараются убедить в этой перспективе в первую очередь себя. Вся перевернутая с ног на голову (полиция сверху, суд внизу) машина правосудия работает еще и как медиа. «The Medium is the Message», — объяснил Маршалл Маклюэн. Сегодняшний месседж из Самары означает: «Не надейтесь, так будет всегда». Но история не знает слова «всегда».
* Минюст включил в реестр «иноагентов».
** Судом признаны экстремистской организацией, их деятельность в России запрещена.