«Сорокина не читал, но осуждаю» — 2

22 января канал Mash сообщил о том, что «инициативная группа из коллег Сорокина по цеху и неравнодушных к русской прозе читателей» собрала «больше 1500» подписей с требованием к СК проверить книгу на пропаганду ЛГБТ* и насилия над детьми. Вскоре издательство АСТ заявило, что отправило «Наследие» на экспертизу. В тот же день роман исчез из онлайн-магазинов и маркетплейсов. Вчера, 26 января, русский Forbes опубликовал комментарий Сорокина по этому поводу.

Сорокин сказал несколько интересных и важных вещей. Помимо очевидного — что, например, обвинение в описании насилия над детьми безосновательно, потому что герои давно не дети, — мне кажется особенно важным такой его диагноз: «По поводу «пропаганды» чего-либо в жестких сценах романа: 

И вот тут нельзя не согласиться: вчерашнего дня в сегодняшней России чересчур много — его много даже в обвинении в адрес Сорокина. Дело в том, что дословно то же самое обвинение уже звучало 22 года назад.

В 2002 году, о чем Сорокин в своем обращении тоже вспоминает, в адрес писателя было возбуждено уголовное дело. Группа прокремлевских молодых «активистов» под названием «Идущие вместе» обнаружила в романе «Голубое сало» порнографию. Поначалу ее обнаружила и прокуратура, так что автору грозил срок. Но после долгих экспертиз и следствий власти все же пришли к выводу, что никакой порнографии Сорокин не пишет — дело было закрыто с формулировкой: «Все откровенные описания сексуальных сцен и естественных отправлений обусловлены логикой повествования и имеют безусловно художественный характер». Казалось бы, тема закрыта. Но нет: решили повторить.

В этот раз все снова началось с детей. 9 января движение «Сорок сороков» обратилось в МВД с просьбой проверить «Наследие» на пропаганду педофилии. А уже через два дня роман прочитала Ольга Ускова, предприниматель и, видимо, самый активный «неравнодушный к русской прозе» ценитель. Прочитав, она тоже нашла в книге педофилию, и именно на ее «экспертную» оценку ссылается в своем посте Mash. Более того,Ускова пришла к выводу, что по сравнению с Сорокиным «Акунин** — смешные цветочки»: «Честно скажу, я такой открытой и талантливой гадости давно не читала. Я просто представила, что ребенок или молодой человек берет книжку с полки и случайно открывает на 5 странице и…»

Что будет после жуткого «и…», неизвестно, но тема оказалась для Усковой болезненной: она направила АСТ запрос, и 15 января из издательства пришел ответ, уверяющий, что ничего плохого писатель не сделал, но раз уж она так настаивает, АСТ пошлет книгу в Экспертный совет при Российском книжном союзе. Увы, это адресата не успокоило.

Потом — к тому, как пытали детей в концлагерях нацисты. А потом — как вы уже догадались — к роману Сорокина «Наследие». Потому что он, ошибочно названный повестью, по Усковой, — «квинтэссенция всего вышеперечисленного». Подобной логической цепочке позавидовал бы сам Аристотель.

Тема детей вновь заиграла в изначальном варианте — «нам же их в этой стране воспитывать!» — и в такой форме распространилась по каналам остальных «неравнодушных к русской прозе», после чего вновь вернулась к пропаганде педофилии. И хотелось бы верить, что закрылась комментарием Сорокина — и прямым указанием на возраст главных героев в тексте романа, где русским по белому сказано, что им по 20 лет.

К сожалению, остальные темы так просто не закроются: кампания против Сорокина развернулась масштабная, и к педофилии возмущенные борцы за права детей постепенно привязали уже полюбившуюся порнографию, а в конце концов и новый «смертный грех» — пропаганду ЛГБТ. Как вы догадываетесь, ни одной цитаты, доказывающей обоснованность обвинений, приведено при этом не было. Вообще, апофеозом всего этого «неравнодушия», я думаю, можно считать реплику патриота-фантаста Сергея Лукьяненко, прокомментировавшего ситуацию изданию «Инфо24»:

Думаю, большинству читателей этот комментарий как нельзя лучше объяснит и то, как устроены сегодняшние книжные репрессии, и то, насколько далеко во вчера откатилось наше сегодня. Но на всякий случай напомню: во время травли Бориса Пастернака за роман «Доктор Живаго» из нескольких отзывов — участников показательной порки выросло знаменитое «не читал, но осуждаю». Ближе всего к этой формулировке был корреспондент киевской «Литгазеты» Петро Панч, написавший буквально следующее: «Борис Пастернак написав роман «Доктор Живаго». Я його не читав, але не маю пiдстав не вiрити редколегiї журналу «Новый мир», що роман поганий. I з художнього боку, i з ідейного» («Я его не читал, но у меня нет оснований не верить редколлегии журнала «Новый мир», что роман плохой. И с художественной точки зрения, и с идейной»).

…Когда 20 лет назад на экспертизе книгу Сорокина все-таки удосужились прочитать, все обвинения были сняты. Но сейчас мы живем в другое время. Сейчас не принято смотреть спектакли, за которые держат в колониях, не принято соотносить авторов с текстами, которые они написали, а принято ориентироваться только на их согласие или несогласие с «линией партии». И тем более не принято читать книги, которые пытаются запретить. А если бы их все же прочитали, да еще и поняли хоть что-то, тогда, пожалуй, в самом деле нашли бы повод для запрета. Нет, совсем не за порнографию и не за пропаганду — это вообще самое нелепое обвинение, которое можно предъявить «Наследию». Да, описаний секса там по-сорокински много, но дело совсем не в них, а в том, что сексуальное насилие там, опять же по-сорокински, спаяно с насилием политическим.

Не хочется давать подсказки тем, кто не читает книг, зато читает газеты, но если и запрещать роман, то совсем не за эротические сцены, а за откровенность разговора и прямоту метафоры: метафоры России как транссибирского экспресса, мчащегося в никуда через разрушенное, раздробленное, убитое военными действиями пространство. Экспресса, в топку которого бросают живых людей. И да, это роман об издевательствах над детьми. Но не о тех, которые они испытывали в концлагерях или в рабстве у злых американских миллиардеров, а о тех, которым подвергает их собственная страна, раз за разом оставляя в наследие не великую культуру, а мир, «который гораздо жестче самой жестокой литературы».

Экспресс из «Наследия» очень напоминает другой — гребенщиковский** «Поезд в огне», ставший за последние два года национальным гимном. Если и запрещать Сорокина, то за то, что этому гимну подпевает. Но лучше всего его именно за это оправдать.

Однако, как уже было сказано, ни оправдывать, ни читать у нас не принято, а запрещать — принято. И именно поэтому лично у меня нет никаких сомнений в том, чем закончится эта очередная литературная «экспертиза». Пожелаем Сорокину, чтобы нобелевкой.

* «Движение» признано российским судом экстремистским, его деятельность запрещена на территории РФ.

** Борис Акунин и Борис Гребенщиков внесены властями РФ в реестр «иноагентов».