Вечером 18 января ИА «Свободные новости» опубликовало полный текст решения Верховного суда о запрете ЛГБТ* от 30 ноября 2023 года. Копия документа была частью одного из дел об административном правонарушении. Внимательно читаем текст и рассуждаем о том, что с ним не так и при чем тут феминитивы.
Фото: Майя Жинкина / Коммерсантъ
Эта печальная история, по мнению Верховного суда, опирающегося на некие «документы» Минюста РФ и «материалы дела», началась в 1984 году (почему ни годом раньше, ни годом позже — суд его знает). Именно тогда на территории Российской Федерации (которой, к слову сказать, еще и в помине не было) начало действовать «международное общественное движение ЛГБТ». Сообщество это возникло в 60-х гг. ХХ в. в США «как часть политики ограничения рождаемости, наряду с прочим предлагающей поощрение нетрадиционных семейных отношений».
На территории России движение появилось из-за «внешнеполитического воздействия», единой структуры и регистрации не имеет, но состоит из различных незарегистрированных организаций, сообществ и разных «ячеек», у которых есть свои «лидеры» и которые получают финансирование из-за рубежа (одно из таких подразделений — ликвидированный фонд социально-правовой помощи «Сфера»), их деятельность суд приравнивает ни больше ни меньше — к покушению на основы конституционного строя и территориальной целостности государства.
Опубликованный текст многое проясняет — например, то, как можно было запретить несуществующее движение. Судя по всему, члены Верховного суда и сами знали о том, что «международного движения ЛГБТ» нет, — но поскольку что-то запретить было необходимо, они попытались составить критерии, по которым это «движение» формируется.
Критерии оказались следующими:
- Во-первых, есть флаг.
- Во-вторых, есть идеология: «движение фактически пропагандирует идеологию разрушения традиционных ценностей семьи и брака посредством достижения полной моральной эквивалентности нетрадиционных сексуальных отношений с традиционными, легализации однополых браков, возможности усыновления и воспитания детей однополыми парами, стремится к закреплению в общественном сознании и на законодательном уровне пропагандируемой им идеологии в виде конкретных прав и свобод его участников».
- Самое главное: «наличие определенных нравов, обычаев и традиций (например, гей-парады), схожий образ жизни (в частности, особенности выбора половых партнеров), общие интересы и потребности, специфический язык (использование потенциальных слов-феминитивов, таких как руководительница, директорка, авторка, психологиня)».
Если пытаться понять, что с этим текстом не так, то окажется, что не так почти все. Прежде всего, в тексте решения допущена масса исторических ошибок.
Скажем: откуда взялись даты 60-е гг. ХХ в. в США и 1984 г. в СССР (а не РФ)? Что известно суду о некой «политике ограничения рождаемости» — в какой стране, чьей рождаемости, кто ограничивает? Да и вообще, если уж рассуждать глобально — а члены Верховного суда и Минюст, очевидно, только так и рассуждают, — корни ЛГБТ-идеологии следует искать где-то в районе Древней Греции.
Вряд ли уважаемый суд когда-либо добирался до трудов, скажем, Апулея. А если бы добрался, его ждало бы множество открытий и разочарований. Пушкин, как известно из «Евгения Онегина», читал Апулея охотно — так, может быть, и он был членом «международного общественного движения»?! Открываются бездны конспирологии.
Но больше всего всех сейчас волнует вопрос о том, будет ли приравниваться использование феминитивов в речи к пропаганде ЛГБТ. То, что феминитивы назвали особенностью менталитета сексуальных меньшинств, как нетрудно догадаться, тоже фактическая ошибка: эти слова пришли совсем не из ЛГБТ-движения, а из феминизма. Впрочем, для властей большой разницы между ними, судя по всему, нет. Тем не менее ни одно движение, кажется, не поставило такого четкого и жесткого разделительного барьера между полами, как феминизм, — и феминитивы стали логическим завершением этого разделения. Автор (-ка?) вышедшей в 2020 году книги «Как называются женщины. Феминитивы: история, устройство, конкуренция» Ирина Фуфаева дает им такое определение:
Феминати́вы (феминитивы, от лат. femina — «женщина») — это слова с «показателем женскости», в русском языке — обычно со специальным суффиксом. Например: волч-ица или рыбач-ка. В более широком смысле — любые обозначения женщин, в том числе, например, тетя, примадонна.
Казалось бы, что может лучше соответствовать нынешней идеологии «традиционных отношений», как не называние женщины — женщиной, а мужчины — мужчиной? Увы, и здесь карающие российские власти не отличаются последовательностью. А, впрочем, может быть, они просто уверены, что феминитивы родились во второй половине ХХ века — вместе с «политикой ограничения рождаемости» в Штатах и приходом «международного движения ЛГБТ» в «Российскую Федерацию». В таком случае и тут их ждет разочарование: все та же
Ирина Фуфаева находит в переписях, договорах, сметах, ведомостях, росписях монастырских закладов и прочей деловой переписке XVI–XVII веков следующие профессии: «Офимья курятница», «Прасковьица колачница» и т.п.
До сих пор употребление и неупотребление феминитивов было делом взглядов и вкусов каждого. Кто-то не мог их терпеть, кто-то подчеркивал ими свою, как принято говорить, «субъектность» — но в любом случае они были частью живого и развивающегося языка, а споры о том, нужны они или нет, — естественным и нормальным процессом его развития. Можно или нельзя отныне употреблять феминитивы, с уверенностью, пожалуй, не знает никто: не потому, что нет юридических норм, а потому, что живем мы в непредсказуемой среде, пропитанной запретами и насилием во всем, включая язык.
По поводу насилия над «великим и могучим» — здесь вспоминается статья «Моя грач прилетела» Лидии Чуковской. Вот что она, явно куда больший профессионал в сфере языка, чем нынешний Верховный суд, писала по поводу феминитивов в 1996 году:
«Я далека от мысли, что крутые перемены, совершающиеся в языке, происходят случайно или «по ошибке». Ну, конечно, многое происходит от элементарной неграмотности. <…> Как, например, согласовывать в некоторых случаях местоимения и глаголы с существительными мужского рода? «Моя врач велела»… Для меня это звучит невыносимо: наподобие «моя грач прилетела». Слово «грач» мужского рода — откуда же «моя» и «прилетела»? Ну а «моя врач сказала» — чем это лучше? Разве это не столь же противоестественно? Единственный выход: срочно назвать имя, отчество или хотя бы фамилию врача или, на худой конец, — ее выдумать: «Мой врач, Нина Михайловна, велела мне»… Тут все слова согласованы. Другого способа вырваться из этой ямы не вижу.
Почему всех переводчиц, руководительниц, председательниц превратили в переводчиков, руководителей, председателей? Почему все корреспондентки стали корреспондентами? Понять легко: за последние десятилетия множеством профессий, которыми ранее владели одни лишь мужчины, овладели также и женщины. Появились женщины-инженеры, женщины-архитекторы, женщины-экономисты, женщины-врачи. Было: «переводчица Вера Звягинцева». Стало: «переводчик Вера Звягинцева». От этого сами переводы не лучше и не хуже, но зачем?
Умолкаю. Буду ожидать, пока «актриса» превратится в «актера», «певица» — в «певца», а «танцовщица» — в «танцовщика». Остался у меня один вопрос: жив ли ты — «живой как жизнь»?
* Движение признано экстремистским и запрещено в РФ.
