«У пациента отмечается наличие сверхценных идей о политике»

Когда 11 октября 2023 года на прениях сторон по делу Олега Орлова гособвинитель Светлана Кильдишева заявила ходатайство о направлении подсудимого в психбольницу для проведения судебно-психиатрической экспертизы, потому что заподозрила правозащитника в возможной невменяемости из-за его убеждений и жизненной позиции, в зале Головинского суда «запахло» советской карательной психиатрией.

Свое ходатайство прокурор аргументировала тем, что Орлов в 80-е годы прошлого века выходил с пикетами против войны в Афганистане — значит, возможно, с головой у него не все в порядке. Судья Кристина Кострюкова отказала гособвинителю в ходатайстве и приговорила Олега Орлова к штрафу в 150 тысяч рублей.

24 октября — в последний день, когда по закону можно обжаловать приговор, — прокуратура вышла с неожиданным апелляционным представлением: приговор в отношении Орлова отменить, признав отягчающим обстоятельством совершение им преступления по «мотивам политической и идеологической ненависти по отношению к органам власти Российской Федерации». Кроме того, прокуратура попросила приговорить Орлова к трем годам лишения свободы и взять под стражу в зале суда. В апелляционном представлении не забыта и пресловутая судебно-психиатрическя экспертиза, о которой говорила на прениях сторон гособвинитель Кильдишева, и это притом что в том же аппеляционном представлении прокуратуры указывается, что Олег Орлов не состоял и не состоит на учете психиатра.

Почитайте, как прокуратура объясняет необходимость ходатайства о назначении судмедэкспертизы: 

Это говорит о том, что государство в лице Генпрокуратуры уже в открытую заявляет о применении методов карательной психиатрии к политическим оппонентам государства и правозащитникам. Той самой, с помощью которой изолировали от общества и пытали советских диссидентов в 70–80-е годы прошлого века. Тогда людей, выступающих против власти, никогда не состоящих на учете у психиатров, с помощью врачей (в частности — из печального известного института имени Сербского) объявляли невменяемым и приговаривали к бессрочному принудительному психиатрическому лечению. Вынесение психиатрического диагноза позволяло властям избегать гласного судебного процесса над инакомыслящими, их отправляли в психушки на неопределенный срок. 

«Карательная психиатрия существует уже давно»

В те годы благодаря советскому диссиденту Владимиру Буковскому, который сам прошел через психушку, благодаря академику Андрею Сахарову, благодаря «Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях» при Московской Хельсинкской группе удалось добиться большого резонанса. И Всесоюзное научное общество невропатологов и психиатров собирались исключить из Всемирной психиатрической ассоциации. Но в 1983 году советские психиатры сами вышли из этой ассоциации, чтобы не быть названными поименно и окончательно не потерять репутацию.

Вернулись в мировое сообщество они олько после перестройки. И, как говорят эксперты, эта «травма карательной психиатрии» сохранилась на долгие годы, поэтому случаи, когда критиков государства отправляли в психбольницы, до последнего времени были единичными. 

В рамках «болотного дела» мы знаем историю Михаила Косенко: его обвиняли в нанесении травм легкой тяжести сотруднику полиции (который на суде отказался от претензий к подсудимому), по решению суда он был признан невменяемым, приговорен к принудительному содержанию в Чеховской психбольнице общего типа. Но благодаря борьбе его сестры и благодаря помощи правозащитников Михаил пробыл в больнице всего два с половиной месяца.

До задержания 6 мая на Болотной он действительно наблюдался у психиатра, но жил совершенно обычной жизнью. Однако поскольку его задержали на митинге протеста, и оказалось, что он проходит курс поддерживающего лечения, врачи института имени Сербского посчитали, что он должен быть изолирован от общества. По словам самого Михаила, во время так называемой пятиминутки (амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы) его, в частности, спрашивали, за кого он голосовал на выборах.

То, что комиссия врачей Чеховской больницы под влиянием большого резонанса через два с половиной месяца посчитала Михаила Косенко не опасным для общества, говорит о многом: прежде всего о том, что признание его невменяемым было политическим решением, было попыткой возвращения к практике советских времен, но общество тогда смогло дать отпор.

Через 11 лет ситуация в стране совсем иная, и

«Монстры» и большой парк

Михаил Косенко объясняет, чем психиатрическая больница в Чехове отличается, например, от тюремной больницы в СИЗО «Бутырка»: 

Летом 2014 года, когда Косенко содержался в больнице № 5 в селе Троицкое Чеховского района Подмосковья, я навещала его вместе с адвокатом Дмитрием Айвазяном. Помню серый забор с колючей проволокой, большой парк. Именно о нем рассказывает теперь Косенко, жалуясь, что приходилось по жаре гулять в обязательном порядке по несколько часов. Тогда уже (через месяц после пребывания Михаила в больнице) врачебный консилиум решил, что Косенко больше не опасен для общества. Больница направила свое заключение в Чеховский городской суд вместе с ходатайством адвоката о переводе Косенко на амбулаторное лечение. К тому времени Михаил пробыл в тюрьме больше двух лет — и был признан невменяемым. Ситуация круто изменилась после того, как его сестра Ксения опубликовала письмо к президенту Путину в «Новой газете».

Заместитель главного врача Юрий Каганович тогда объяснял нам, что политических, кроме Косенко, в Чеховской больнице нет, а все их пациенты совершили преступления против личности и сидят годами. Был там тогда пациент-старожил, он находился там уже 21 год. Рассказ заместителя главного врача меня тогда поразил: он говорил, что записывает в отдельную тетрадку истории тех, кто попадает к ним в больницу.

«Я называю их монстрами. Например, молодой человек снял с девочки кожу и насиловал ее на балконе целую неделю, а мама сидела в квартире и боялась вызвать полицию. Другой случай: на вокзале мужчина при всех вынимал внутренности у своей жертвы. Он — тоже монстр», — казалось, с искренним интересом рассказывал врач. 

Вполне возможно, что эти люди содержались в отделении специального типа с интенсивным наблюдением — и Михаил с ними никогда не должен был бы встретиться. Но тем не менее если бы не сестра Косенко и правозащитники, то неизвестно, сколько времени «узник Болотной» провел бы в этой больнице, в которой он в принципе (по своему состоянию здоровья) не должен был бы никогда оказаться.

«Психолог спрашивал меня о моей позиции по отношению к действиям государства»

На дворе 2023 год, а не 2014-й. И требовать перевода 18-летнего Максима Лыпканя на амбулаторное лечение вместо стационарного в Чеховской психбольнице будут его адвокаты и его мама — законный представитель на суде. Максим Лыпкань — один из самых юных фигурантов дел о «фейках».

22 февраля 2023 года Хамовнический суд арестовал его по ч. 2 ст. 207.3 УК РФ. По словам адвоката Антонины Левочской, поводом для уголовного преследования стали посты в телеграм-канале, который насчитывал всего несколько сот подписчиков. Кроме того, Максим привлек внимание правоохранительных органов тем, что 10 февраля 2023 года подал в мэрии заявку на проведение 24 февраля митинга с участием тысячи человек на Лубянской площади.

В августе Максима отправили в институт им. Сербского для проведения стационарной судебно-психиатрической экспертизы. Я писала ему письма в СИЗО «Бутырка», и он рассказал мне, какие вопросы ему задавали психиатры: «Ранее я обращался к психиатрам на воле и принимал лечение, которое мне назначали. Я знаю, что мне (в центре Сербского. — Ред.) поставили диагноз. Психологи задавали вопросы, касаемо того, какой бы результат экспертизы был бы лучшим для меня, проводили всякие тесты. Психиатр спрашивал про мою историю болезни, про то, почему у меня сложилась именно такая позиция к действиям государства». Максим писал, что в «Кошкином доме» (психиатрическая больница в «Бутырке») от таблеток, которые ему дают, проявляется сильный побочный эффект — сонливость и угнетенность мышления.

В августе 2023 года психиатрическая экспертиза Сербского признала, что Максим Лыпкань страдает психическим заболеванием, которое «лишало его в момент совершения деяния возможности осознавать характер своих действий и руководить ими». В переводе с врачебного языка на русский это означает, что он признан невменяемым, но по закону невменяемым признает только суд, опираясь на мнение врачей. А врачи рекомендовали направить его на принудительное лечение в психиатрическую больницу специализированного типа.

Адвокат Антонина Левочская говорит, что после этого решения Максим был сильно подавлен и погружен в себя. Дело в суде теперь будут рассматривать без Максима — по постановлению Одинцовского городского суда на время процесса его направили в ту самую Чеховскую больницу. 

Исполнительный директор «Независимой психиатрической ассоциации», психолог Любовь Виноградова говорит, что в последние годы суды все реже назначают амбулаторное принудительное лечение. По мнению Виноградовой, это связано с тем, что амбулаторная психиатрическая служба не справляется, врачи не умеют устанавливать «атмосферу доверия между собой и пациентом».

Другие эксперты считают, что суды выносят решения о направлении «политических» в психбольницы для того, чтобы поддерживать атмосферу страха в обществе и чтобы представить «политических» психами, как это было в Советском Союзе, когда совершенно здоровых диссидентов признавали невменяемыми.

Ведь отнюдь не случайно в судебно-психиатрических экспертизах, согласно которым в судах обвиняемых по статьям о «фейках», «дискредитации армии», «призывам к осуществлению террористической деятельности» признают невменяемыми, пишут: «у пациента отмечается наличие сверхценных идей о политике/…/, «нарушение критических и прогностических способностей представляет социальную опасность для себя и других лиц… и нуждается в направлении на принудительное лечение в медицинскую организацию специализированного типа…»

«Через два-три года я выйду героем »

Адвокат Михаил Бирюков рассказывает о деле сотрудника научно-технологического центра Московского физико-технического института (МФТИ). Ему 51 год. Его обвинили по делу о «фейках». По версии обвинения, в апреле 2022 года В.М. оставил два комментария по поводу событий в Украине на сайте. Его интерпретация событий противоречила официальным сообщениям Министерства обороны РФ.

Подзащитный адвоката Бирюкова до ареста посещал психиатра в частной клинике и принимал необходимые ему лекарства, что не мешало ему в его профессиональной деятельности. Стационарная психиатрическая экспертиза (так называемая пятиминутка) фактически рекомендовала суду направить его на принудительное лечение в стационар общего типа. 

«Критериями его заболевания, в том числе, послужило и то, что у него отсутствует критика по отношению к собственным словам, а также отсутствуют прогностические способности, то есть он не мог предвидеть, к чему приведут его действия, а также слова, сказанные экспертам: «Через два-три года я выйду героем» и «Все, что я говорю, это правда».

Михаил Бирюков говорит, что будет требовать на суде, чтобы его подзащитному назначили амбулаторное лечение.

До окончания судебного процесса (пока не будет принято решение о типе принудительного лечения) бывший сотрудник МФТИ будет находиться в Чеховской психбольнице в отделении общего типа.

Девушка с арбалетом

4 августа 2021 года Бабушкинский суд Москвы отправил на принудительное лечение экологическую активистку Ольгу Кузьмину, которая забралась с арбалетом на дерево, протестуя против вырубки зеленых насаждений в своем районе.

Ее адвокат Катерина Тертухина рассказала «Новой» об этом деле. Ольга — экологическая активистка и очень любит свой район. Она боролась против реновации, против незаконной, по ее мнению, стройки, против бесконтрольной вырубки деревьев. Ей предъявили обвинение в хулиганстве. Это ч. 2 ст. 213 УК РФ. Возможно, ее логика была следующей: она залезла на дерево, чтобы не дать его спилить, чтобы привлечь внимание к проблемам, ведь все инстанции, к которым она обращалась, ответили ей отказом. Это такая общемировая экологическая практика. Не она это придумала. А следователь отправил ее на судебно-психиатрическую экспертизу».

В Чеховской психбольнице консилиум врачей фактически признал ее невменяемой. В экспертизе обратили внимание на ее активизм, принципиальность, обостренное чувство справедливости. И, по мнению врачей, это все свидетельствует о том, что у нее имеется психическое заболевание. Пока Ольга Кузьмина в ожидании апелляции находится под подпиской о невыезде, но после ее вполне могу отправить на принудительное психиатрическое лечение на неопределенный срок. 

Адвокат Катерина Тертухина говорит так (и многие адвокаты с ней согласны): 

То же самое, говорит Катерина Тертухина, касается и обвинений в «фейках». Ведь там идет речь о распространении заведомо ложных сведений. Защитница объясняет, что от коллег она ни разу не слышала о том, что хотя бы в одном из приговоров по подобным делам было доказано, что обвиняемый знал, что распространяет заведомо ложные сведения. А тем более если человека признают невменяемым, то его нельзя обвинять в распространении заведомо ложной информации, потому что если он невменяемый, то он не осознает, что делает.

Катерина Тертухина признается, что ее очень беспокоит эта новая практика, когда суды признают невменяемыми обвиняемых по политическим статьям. 

Один из следователей говорил ей, что трое фигурантов из четырех подобных дел по «фейкам», которые находились в его в производстве, были признаны невменяемыми. Адвокат еще раз обращает внимание на то, что в апелляционном представлении по делу Олега Орлова прокурор пишет о проведении судебно-психиатрической экспертизы.

И, повторюсь, это новый поворот в практике расследования современных политических дел. Ведь Олег Орлов никогда не состоял на учете у психиатра — в отличие от большинства из тех, кого в последнее время суды отправляют на принудительное психиатрическое лечение.

«Меня хотят превратить в овощ»

В марте 2023 года Тверской районный суд Москвы арестовал Елену Родину, кандидата юридических наук, автора нескольких работ о контрабанде и браконьерстве. Об уголовном деле 58-летнего юриста, бывшего приморского прокурора и сотрудника Приморского филиала Таможенной академии России, сообщало агентство ТАСС. Родину обвинили по ч. 2 ст. 205 УК РФ («Призывы к терроризму, оправдание терроризма»). Агентство ТАСС писало, что юристка еще в 2022 году привлекалась по административной статье о «возбуждении ненависти или вражды». Уголовное дело против нее открыли после нескольких постов в социальных сетях. Когда возникли претензии правоохранительных органов, Родина эти посты удалила, но дело было возбуждено, его вел следователь Илья Савченко — тот же, что расследовал дело правозащитника Олега Орлова.

Елена Родина сначала содержалась в женском СИЗО «Печатники», но потом следователь направил ее на судебно-психиатрическую экспертизу, и Елену перевели в психиатрическую больницу в «Бутырке».

На мое письмо Елена подробно ответила. 

Елена Родина дала мне адрес своего дома и фамилии соседей, но я не стала их опрашивать. Я позвонила ее дочери, чей телефон она мне также дала. Дочь Дарья была со мной достаточно категорична: «Не надо мне звонить. Я не имею никакого отношения к политической и любой другой деятельности своей матери. Какие-либо ее высказывания, позиция, взгляды остаются только ее и меня не касаются».

Адвокаты, которые защищали Родину на следствии и суде, отказались давать какую-либо информацию, сославшись на адвокатскую тайну.

Отвечая на мои вопросы о ее друзьях, коллегах и уголовном деле, Елена Родина писала: «Все мои друзья пока не знают, что делать, и никак не проявляются, дочь испугалась происходящего и пока никак не проявлялась. 

По словам Родиной (за месяц до возбуждения уголовного дела против нее), она удалила некоторые посты в соцсетях, но ей все равно их вменили. Эти посты касались восстания и неодобрительных высказываний о президенте России.

Я еще несколько раз отправляла Елене Родиной письма в СИЗО «Бутырка», мне приходили ответы, что «письмо доставлено, прошло цензуру и вручено адресату». Но ответов от Елены я пока не дождалась.

«Такого не должно быть ни с «политическими», ни с преступниками»

«В психиатрический стационар я бы не пожелала попадать никому. Даже в качестве посетителя, если вы сильно впечатлительны. Но отдельно я бы не пожелала никому попадать туда в качестве пациента. И особенно — пациентки.

Если вам кажется, что вы и так примерно представляете себе, что там может происходить, то вы скорее всего — не представляете.

А представить можно на примере Вики Петровой, которая меньше чем за неделю пережила вот что.

Ее заставили раздеться для «телесного осмотра» при мужчинах из числа медицинского персонала, хотя рядом достаточно было и женщин. На просьбу хотя бы дать возможность сменить перед этим прокладку, потому что начались месячные, смеялись и издевались над Викой все: и мужчины помладше, и постарше, и женщины около сорока и около шестидесяти…

Ей заламывали руки, когда она отказалась при всем этом честном народе мыться в душе и просила оставить ее на это время только с женщинами, как это было в СИЗО.

Ее привязывали за руки и за ноги к кровати и кололи медикаменты, от которых два дня она практически не могла разговаривать, а значит — и пожаловаться. Пока Вика была привязана, ей на лицо бросили ее одежду. Видимо, просто ради удовольствия просмотреть на ее беспомощность.

Такого не должно происходить ни с «политическими», ни с преступниками, ни с душевнобольными, ни со здоровыми — ни с кем.

Вика это знает. Поэтому она попросила меня рассказать эти подробности (а вы представляете, что она чувствует, понимая, что об этом узнают все?). Но Вика — кремень. У нас всё зафиксировано и описано. Кто причастен к унижениям и пыткам в больнице имени Степана Скворцова — нам известно.

Это рассказ адвоката Анастасии Пилипенко, защитницы 29-летней Вики Петровой, которая побывала у нее на свидании в ГПБ № 3 им. Степана Скворцова — психиатрическом стационаре общего типа, куда Вику Петрову поместили на время судебного процесса.

Петрова — фигурантка очередного дела по «фейкам». Выпускница Высшей школы менеджмента СПбГУ, до ареста работала менеджером проектов в частной компании. В феврале 2022 года участвовала в пацифистских митингах. Вику задержали в мае 2022 года и обвинили в том, что она опубликовала в соцсетях несколько видеозаписей, содержание которых не соответствует официальной версии событий в Украине, озвученных Министерством обороны России. Судебный процесс по ее делу уже несколько месяцев идет в Калининском районном суде Санкт-Петербурга. А Вика под стражей находится уже полтора года.

И в связи с этим в апреле была назначена первая амбулаторная судебно-медицинская экспертиза. Тогда эксперты не смогли вынести заключение, им не хватило времени. Они истребовали медицинские справки о состоянии здоровья обвиняемой, и адвокаты принесли в суд документы, подтверждающие, что у Вики Петровой нет и не было никаких психиатрических диагнозов.

Тогда суд назначил ей стационарную судебно-психиатрическую экспертизу. И по итогам этой экспертизы Вике Петровой был назначен законный представитель — так делается, когда медики признают, что обвиняемый не способен реализовывать свои процессуальные права в суде. Адвокат Анастасия Пилипенко сообщила журналистам: ее подзащитная считает, что эксперты-медики исказили в экспертизе ее ответы на их вопросы. Защита вызвала в суд психиатров и допрашивала их, требуя от суда исключить эту экспертизу из числа доказательств. Адвокат Анастасия Пилипенко (так же, как и Катерина Тертухина) считает, что если обвиняемых в фейках признают невменяемыми, то рушится весь состав преступления. «Невменяемому можно вменить убийство: взял нож, воткнул, убил — состав есть, объективная сторона преступления выполнена. А когда в состав заложена заведомая ложность сообщений — вменять такой состав нельзя».

24 октября неожиданно для участников процесса во время апелляции на меру пресечения городской суд Санкт-Петербурга постановил перевести Вику Перову из СИЗО в психиатрическую больницу. Как ее там унижали, мы узнали от адвоката Вики.

Все они еще не признаны судом невменяемыми и не получили еще окончательного решения о своей судьбе — но к какому типу принудительного психиатрического лечения их приговорят. Адвокаты говорят, что, как правило (особенно по политическим делам), исход прогнозируем: суды выносят свои решения, ориентируясь на мнение судебно-психиатрической экспертизы. Если в ней написано, что подсудимый нуждается в пребывании в больнице общего типа — его отправят именно туда. Если нуждается в больнице специализированного типа, то — туда. В больницу специализированного типа с интенсивным наблюдением «политических» практически не отравляют, говорят эксперты.

Что дальше? — спросите вы. По закону принудительное психиатрическое лечение — бессрочное. Но каждые полгода собирается консилиум врачей, который может решить, что пациент «излечился» и больше не представляет опасности ни для себя, ни для общества. А значит, может быть направлен на амбулаторное психиатрическое лечение.

Часто можно услышать мнение, что если обвиняемому по «политической» статье, например, светит до десяти лет лишения свободы, так может, будет лучше, если его признают невменяемым и через полгода-год освободят из психушки?

Мне же кажется, что такого выбора просто не должно быть. Новая волна «карательной психиатрии» — очень плохой симптом. Это говорит о том, что следователи, прокуроры и судьи сами верят в то, что инакомыслящие, которые критикуют власть, — априори сумасшедшие. А во-вторых, если речь идет о людях, которые до ареста наблюдались у психиатров, то помещать в стационары, чтобы серьезно ухудшать их положение, — такая же пытка и такое же преступление. То есть это и есть карательная психиатрия.