Ну ладно, смотри, какая я на самом деле

Почти уверена, что фильм Никиты Ефимова «Предлагаемые обстоятельства», завоевавший гран-при национального конкурсе прогрессивного фестиваля «Послание к человеку», не понравится его героям. Ни режиссеру Виктору Рыжакову, который оказался центральной фигурой картины, ни обожаемым актерам, попавшим в объектив.

Потому что это не привычный и комфортный симулякр дока, который так любят телик и платформы — кинопортреты наших любимцев, звезд сцены и арены во всем их великолепии. Фильмы, как открытки советских кинозвезд: образ кумира и вместо нимба вокруг головы венок из ролей.

Ефимов — ученик Марины Разбежкиной. И этим все сказано. Он выстраивает диалог с реальностью без прикрас и лессировок. Он не снимает скрытой камерой. Просто наблюдает. Не выключается даже когда в кадре гаснет свет и кажется, что ничего не происходит.

И в какой-то момент реальность — вроде бы монотонная, скучная, глянцевая — оборачивается к камере и говорит: «Ну ладно, смотри, какая я на самом деле». Непричесанная. Некрасивая и восхитительная. Неутешительная. Это интимное признание дорогого стоит.

Фильм о нынешнем «Современнике» начинается с прощания. Похороны Галины Волчек — железной леди русского театра. Она в последний раз на родной сцене. Утопает в цветах. Главный актер театра-легенды Сергей Гармаш произносит проникновенную речь про потерю не просто художественного руководителя, но «нашего друга», «нашей мамы». Говорит, что в эти дни все в театре как-то особенно чувствует друг друга.

Так начинается этот «театральный роман», запечатленный документальными средствами.

…Труппе, сидящей в зрительном зале, представляется новый худрук — режиссер Виктор Рыжаков. Это его личная премьера. Рубашку погладили так себе. Он волнуется, старается выглядеть уверенным. Труппа слушает с напряжением. Есть ощущение дистанции, которую сложно преодолеть… Особенно после того, как тот же Гармаш сообщает в микрофон о своем уходе, вызывая в зале коллективный вдох изумления: «Мне тяжело далось решение уйти из театра. Я прожил здесь счастливых 36 лет. И со многим, что происходит сейчас, не могу согласиться».

Вот это поворот.

Театральная пауза.

…Рыжаков репетирует спектакль по пьесе Гришковца «Собрание сочинений», написанной специально для «Современника». Героиня Марины Нееловой — Марина Сергеевна — решила продать семейное гнездо: поэтому срочно собирает разъехавшихся по миру взрослых детей (Никита Ефремов, Светлана Иванова, Сергей Новосад) попрощаться со своим домом, повидаться с мамой. Так сказать. «Вишневый сад» на новый лад. И вся эта история как влитая ложится на внутреннюю драму «Современника».

Марина Сергеевна собрала потомков, чтобы сообщить им пренеприятнейшее известие. Крамольная мысль о продаже дома, в котором все, что она любила, пришла к ней, потому что она здесь одинока. Дети ее не понимают: «Почему?», «Почему не посоветовалась с ними?».

Потому что былых отношений нет. Потом что теперь все отдельно-далёко. Сами по себе.

И как это все рифмуется с драмой «театрального романа».

Травма молодых героев пьесы, потерявших отца, раздраженных эгоцентризмом матери, давящей своим авторитетом. И травма актеров, потерявших «маму и друга». Их раздражение и непонимание, как работать с другим режиссером. С этим «тихим новым», который не может конкретно поставить задачу. Они же хотят понять, докопаться? А он не разжевывает. И костюмы не те. И стиль работы другой.

Рыжаков говорит им о собрании людей как о собрании сочинений, которое распалось. Герои разобщены, идут своим путем. В пьесе? На сцене? В жизни?

Актеры и сами разобщены. Играют пьесу про крах надежд и про семью, в которой никто никому, по большому счету, не нужен как автофикшн.

Эта тема внутренней раздробленности подчеркивается моментом, когда пандемия набирает обороты. И труппу пытаются собрать на большом экране по зуму. Но двустороннюю связь наладить не удается…

Москва пустеет. Репетиции продолжатся по зуму.

Он про «вместе». Никита Ефремов — про свои собственные границы. Чужие здесь не ходят.

На разборе пьесы кажется, что актеры превращаются в своих героев: то ли играют, то ли действительно никак не могут понять друг друга.

Кажется, режиссер теряет почву под ногами: «Зачем я этим занимаюсь?» Как вообще могла прийти в голову идея, что он справится? Тщеславие?

И ведь живая ироничная сценическая история, сыгранная хорошими актерами, может превратиться в поточный продукт.

Может, прав Никита, и сюжет, в котором когда все друг другу нужны, — вообще утопия?

Театр — семья? Нет никакой общности. Ни в семье из «собрания сочинений». Ни в театре. Да и вопрос «личная ответственность» — повис в воздухе.

И вот уже главная звезда, Марина Мстиславовна, требует отложить премьеру сырого, как ей кажется, спектакля, и значит — открытия сезона.

А сама дата премьеры приближается вместе с нарастающим чувством катастрофы.

Он идет по погасшему театральному фойе с портретами основателей, по погасшему коридору, и со стены ему снисходительно улыбается хозяйка театра Галина Волчек. С Рыжаковым сейчас только камера, только камера его понимает и сочувствует.

Потом где-то там, за кадром, будет премьера. И вся эта история напомнит великолепный «Успех» Константина Худякова с Леонидом Филатовым в роли режиссера. Там тоже чужак режиссер и «сукины дети» актеры, и мытарства, драмы и личные трагедии, из которых прорастает чеховский спектакль.

Если бы фильм здесь закончился, было бы нормальное тонкое документальное кино про «из какого сора…».

Но появляется титр «Два года спустя», и фильм обретает дополнительное измерение, свою драматическую кульминацию. Мидпойнт: совмещение внутреннего и внешнего разворота.

Здесь надо сделать отступление. И рассказать о том, как возникла эта неожиданная, выписанная самой реальностью картина.

Три года назад Виктор Рыжаков позвонил руководителю школы документального кино Марине Разбежкиной и предложил, чтобы кто-то из ее учеников снял в «Современнике» док. Он только что возглавил театр и уже чувствовал нарастающее напряжение во взаимоотношениях между собой и труппой.

Ефимов начал снимать репетиции нового спектакля. И ему казалось, что в этой ежедневной театральной рутине он никогда не выцарапает живого. Написал об этом Марине Александровне. Но она велела продолжать снимать. Документальное кино требует много терпения.

После 24 февраля Рыжакова, как и некоторых других не слишком лояльных главрежев, уволили. Моя коллега Марина Токарева тогда назвала происходящее «закулисной спецоперацией».

…Рыжаков в кабинете главрежа собирает вещи, бюстики в газетку заворачивает. На фоне брейгелевских «Охотников на снегу».

Вишневый сад продан. Приказ об увольнении подписан. Это его личное прощание. Сейчас в гримерке он показывает Марине Нееловой и другим актерам только что полученную трудовую книжку. Теперь они — собрание сочинений, которое окончательно распалось.

Он уходит… под аплодисменты труппы. Той самой труппы театра-легенды, что встретила его насторожено.

«Лишь в процессе представленья» создается впечатленье, что «куклы пляшут сами по себе».

И как не вспомнить незавершенный булгаковский «Театральный роман» — энциклопедию опасностей, в которой закулисные страсти роятся под стеклянным колпаком всеобщего ползучего страха.

«Но вдруг… О, это проклятое слово! Уходя навсегда, я уношу в себе неодолимый малодушный страх перед этим словом. Я боюсь его так же, как слова «сюрприз», как слов «вас к телефону», «вам телеграмма» или «вас просят в кабинет». Я слишком хорошо знаю, что следует за этими словами».