«Мир поймал меня в ловушку»

Фестиваль короткометражного кино shnit с самого начала своего существования позиционируется как платформа для молодых авторов, пространство высказывания на болезненные локальные темы. В 2023 году, несмотря на сокращенную программу и изменения масштабов смотра, фильмов, касающихся тех или иных социальных проблем, стало едва ли не больше, чем обычно.

Потеря близких и неназванная война («Ма» Валентины Бесоловой), гражданские протесты и насилие силовиков («Я рисовала море» Владимира Конарева), стигматизация людей с интерсекс-вариациями («Мне надо вам что-то сказать» Евгения Марьяна), реабилитация наркозависимых и эпидемия ВИЧ («Один день Алисы» Никиты Грушина), незащищенность пожилых людей («Самый сильный ветер» Люси Корольковой), документальная рифмовка современной порноиндустрии с социальными профессиями («Ева» Ольги Смирновой), положение бездомных и полицейский произвол («Черное» Вики Дёгтевой).

Стоит сразу оговориться, что подобное сведение названных фильмов к социальным тегам — упрощение: в некоторых случаях на первом плане картины — личная моральная дилемма, как в «Черном», или противоречивая судьба человека, как в «Еве». И все-таки каждый из героев так или иначе обнаруживает себя в ситуации нехватки пространства для маневра, для свободного действия — пойманным миром в ловушку.

Вообще самым благодарным и идеальным зрителем программы shnit мог бы стать Зигфрид Кракауэр, представитель франкфуртской школы и автор концепции социального анализа кинематографа, предлагающий видеть в фильмах отражение (в значительной степени бессознательное) общественных настроений и исторических условий, в которых они создавались. Сразу у нескольких режиссеров программы как бы непроизвольно проговаривается один и тот же мотив — вторжение в повествование информационного шума, фрагментов телевизионных передач, радиоэфира, обрывков чужой истории.

Вот в «Одном дне Алисы» главная героиня возвращается в хостел и готовится ко сну, а параллельно мы слышим часть речи ее немолодой соседки: «И как прийти в кухню? И как дойти до магазина с костылями? Ну я, конечно, накануне все себе купила, потому что ходить было вообще невозможно…» Вот в «Я рисовала море» еще до того, как на экране появится изображение, мы сперва слышим как диктор говорит о задержании Романа Протасевича в Минске; через несколько секунд фильм начинается, в машину, из колонок которой доносился голос, садится человек, героиня спешно выключает звук, но маленький услышанный отрывок задает интонацию для последующего рассказа, сперва кажущегося частной (мело)драмой.

Целиком в своего рода лимб радио- и телеэфира переносит действие своего «Самого сильного ветра» Люся Королькова: на протяжении 20 минут мы наблюдаем за одиноким бытом немолодой женщины, протекающим между телефонными звонками дочери и информационным треском гаджетов — постепенно пространство и время деформируются, расцветают жутковатыми фантасмагорическими образами, так что вся жизнь начинает представляться однотонным фоном, бесконечным разматыванием думскроллинга из собственного тела и психики.

Так работает, например, упомянутый короткий намек на минские протесты на первых секундах «Я рисовала море». Так почти без слов обходится Валентина Бесолова в «Ма»: «Это не вещи моего сына, забирайте их и уходите», — издалека слышим мы голос героини на первой минуте. За этой репликой почти не последует никакого пояснения, только драма разобщенности матери и дочери, внезапно оставшихся в одиночестве; от прояснения ситуации и прямой речи прежде всего уклоняются сами героини, не зная языка, на котором бы можно было говорить о происходящем.

«Я хотела вчера на митинг пойти, но мне сказали, что если я пойду на митинг — меня уволят», — произносит безымянный и невидимый персонаж из «Мне надо вам что-то сказать». Судя по контексту, это преподавательница провинциального техникума, мы слышим ее слова среди гула людного коридора, они звучат между репликами главных героев, на которых сосредоточено внимание камеры.

Голос невидимой учительницы очень характерен — растерянный, чуть по-детски озадаченный, кроткий.

Вообще формулировка «мне надо вам что-то сказать» из заглавия фильма кажется очень удачной для всей программы. Эту фразу в самом финале выдавливает из себя героиня-интерсексуал, стоя перед однокурсниками. С подобной же робостью каждый из фильмов программы встает перед зрителями, с нетвердым желанием сказать «что-то». «Что-то» нуждается в выражении, но всякий раз отсутствует уверенность, что оно по-настоящему выразимо.

В самом ярком моменте документального фильма-портрета «Ева» заглавная героиня — порноактриса Ева Бергер, до карьеры в порноиндустрии некоторое время работавшая школьной учительницей, — рассказывает об утрате отца: «Знаешь, что я поняла? Настоящее горе — это не когда ты плачешь, а когда ты меняешься совсем как человек. Настоящее горе — это когда ты полностью меняешься, не говоришь о том, что произошло, и становишься другим человеком». Действительно, самое жуткое и неотменимое в фильмах программы — то, о чем они (почти) молчат, в глубоко личной метаморфозе, которая стоит за этим молчанием.

«Я даже расплакалась», — из-за кадра отвечает интервьюерка Евы Бергер после рассказа об отце. Оттуда же, из-за кадра, 

В «Я рисовала море» в кадре появляется ружье, а герои постепенно срываются на крик; «Черное» меняет тональность от тревожной к шокирующей, завершаясь душераздирающим крупным планом покалеченной девушки; «Ма» делает алогичную жестокость и убийство знаменателем отношений матери и дочери.

Во многих фильмах действует установка, кажущаяся ложным движением, — будто бы без прибавочного символизма и визуальной метафоры история окажется неполноценной. Так, в пиковые эмоциональные моменты «Мне надо вам что-то сказать» на заднем плане за героиней загорается вспышка сварочного аппарата — маленький фейерверк отчаяния, чтобы не оставить зрителя равнодушным и объяснить внутреннее состояние героини наверняка.

Как ответ на учебное задание в киношколе подобные решения еще могли бы смотреться уместно, но в фильмах на столь хрупкие темы такая нарочитая режиссура, напротив, перебивает повествование, загораживает собой реальность.

Так, из обозначенных семи картин особенно выделяется «Один день Алисы» — фильм звучит особенно громко… из-за того, что рассказан спокойным тоном от начала и до конца. Один день из жизни наркозависимой девушки на реабилитации честно следует своему же названию, не пытаясь втиснуть внутрь 24 часов повседневности что-то обобщающее и несоразмерное. Зато режиссер удачно вплетает в быт частицы рассказов других людей на реабилитации, крошечные вспышки-наблюдения в диалогах, обыденность новой незнакомой анемии и отчуждения Алисы в общении с людьми.

Характерно, что во многих фильмах безусловно удачными хочется назвать актерскую игру и образы центральных героинь. Алиса в исполнении Маргариты Андреевой, всегда как будто не знающая, куда себя деть внутри кадра, передающая ощущение одновременно онемения и тягостной избыточности собственного тела, — ощущение, вероятно, очень знакомое многим за последние два года. Упорство в твердости и непоколебимости при всей изломанности и хрупкости у Александры Быстржицкой во «Мне надо вам что-то сказать». Прекрасный дуэт добросердечной наивности и эмоциональной изможденности у Елизавета Потаповой и Елизавета Кашинцевой в «Черном». Наконец, единственная невыдуманная (или выдуманная не до конца) героиня из всего списка — Ева Бергер, весь фильм мечущаяся между трюизмами, расхожими представлениями о порнозвезде, моральными оценками извне и чем-то непроговариваемо реальным.

В самом начале, памятуя о своей работе учительницей литературы, Бергер многозначительно цитирует Бродского на фоне питерского канала. А в середине фильма ее снимают в декорациях российской школы, добиваясь (мнимой) остроты таким сравнением социальным контекстов. Но после нескольких мизансцен в актовом зале и рассуждений о нищенских зарплатах героиня взрывается возмущением: «Вот ты привела меня в место, а я не хочу его вспоминать, я не хочу его ворошить. Это мое прошлое, я хочу его оставить. Да, я люблю литературу. Да, я читаю книги. Все! Ну, Бродский. Ну, Лилечка. Ну, Маяковский. Мне не нравится, я не хочу, я хочу уйти отсюда».

Жест сам по себе нетипичный и удивительный для стандартного образа «порноактрисы-интеллектуалки» (когда-то ломавший стереотипы, но со временем сам превратившийся в стереотип). Жест, как будто подводящий черту и под общими настроениями программы shnit: 

Максим Селезнёв