Пузыри науки

Деградация среды

Картина действительности в представлении исследователей со времен античности искажалась под давлением акторов рынка, мнения масс и властей. Но в нынешней России эти искажения далеко вышли за рамки нормы. Да, пока еще сохраняется экспертная среда в спорте, кино, литературоведении, но она находится под таким политическим давлением, что не в состоянии дать потребителю адекватное представление о происходящем.

Сложившийся пул политизированных блогеров оказывает существенное влияние на повестку и потребителей экспертной информации. Под этим давлением по идеологическим мотивам закрываются спектакли и выставки, не доходят до проката фильмы, а книги — до полки магазина. Трудно требовать от критики объективной позиции.

В экономике сегодня можно найти как отраслевых экспертов, так и профессиональный анализ среды в целом. Если предмет исследования не связан с текущей политикой напрямую, можно рассчитывать на его адекватный результат. Для этого есть ВШЭ, РАНХиГС, ИМЭМО РАН, Институт Столыпина, авторы монографий и экономические обозреватели, зарекомендовавшие себя в СМИ.

Самая интересная картина — в общественно-политическом поле. Встречаются еще относительно независимые специалисты (не будем приводить примеры, чтобы оставшихся не накрыло идеологическим зонтиком АП). Но таких уже считанные единицы.

Экспертная оценка в этой сфере теперь подчинена не задаче независимого анализа событий, поиска первопричин и прогнозированию. Ее главная задача — формирование государственной точки зрения и ее внедрение в качестве догмы в общественное сознание. Пул экспертов (или лидеров общественного мнения) формируется, исходя из их готовности занимать ту позицию, которая диктуется Управлением внутренней политики администрации президента.

Для них это — основополагающий нарратив, обязательный к ретрансляции на массовую аудиторию. Так формируется, например, пул спикеров на федеральном ТВ — лояльные, немного артистичные, с минимальным репутационным следом. Их среди экспертов часто называют «толмачи».

В среде, где нет конкуренции идей, концепций и программ развития, а анализ подгоняется под нужный вывод и результат, не может быть ни независимой экспертизы, ни настоящих лидеров общественного мнения (только декоративные). В ней остается только пропаганда. Результат этой разрушительной работы — нет новых лиц, утрачено доверие граждан к лидерам общественного мнения и экспертам, не имеющим собственной точки зрения.

Мы наблюдаем ускоряющийся процесс формирования своеобразных интеллектуальных пузырей. Эксперты, придерживающиеся схожих политических взглядов, сбиваются в плотные группы, работающие на преданную аудиторию. Но их аналитика не выходит за ее рамки.

Особенно это заметно при просмотре оппонирующих политическому давлению СМИ. Аудитория их как бы разговаривает сама с собой: в эфиры приглашаются одни и те же эксперты с практически единой точкой зрения на ключевые пункты повестки. На государственном телевидении и в сопутствующем ему пуле авторов в блогосфере та же картина. Просто это другой, еще более мощный и плотный пузырь с надежно управляемыми параметрами.

Я поговорил с некоторыми представителями этих «протопартий» и убедился: публичная экспертиза в определенной среде и анонимная экспертиза с участием одних и тех же экспертов даст разные результаты. Анонимно многие спикеры скажут то, что думают. Публично — то, чего от них ждут и что коррелируется с их официальной позицией и статусом.

Согласно корпоративным правилам, крупные компании — Сбербанк, российские металлургические концерны и так далее — регулярно проводят опросы для формирования советами директоров политики на перспективу. Продукт такого исследования всегда закрыт от общества. Поиск действительно независимых экспертов для проведения подобного рода аналитической работы чаще всего сводится к «доверительному анализу» — сбору данных и оценок от тех людей, которых автор анализа знает лично, доверяет их знаниям и уверен в их компетенциях и профессионализме.

В результате этого процесса

То же самое в среде экспертов — наибольший вес имеет тот, кого больше и чаще показывают по ТВ.

От плана к рынку

После распада Советского Союза развитие рынка привело к расцвету коммерческой экспертизы. Нам эти новации принесла большая четверка мирового аудита: Deloitte, PricewaterhouseCoopers, Ernst & Young и KPMG. Отныне отечественные оценщики и эксперты тоже отвечали за свое мнение в бизнесе отнюдь не репутацией, а в первую очередь подписями под оплаченным договором. Это было нечто невиданное: СССР нуждался исключительно в ведомственной экспертизе.

По сути, в Советском Союзе организации сами себе заказывали оценку и сами же ее утверждали. Минводхоз СССР заказал себе проект дамбы, отделяющей залив Кара-Богаз-Гол от Каспийского моря, сам провел экспертизу проекта, перегородил Каспий, подписал акт приемки и признал свою работу качественно сделанной. Мгновенно пересохший залив начал распространять вокруг себя соль, пришла экологическая катастрофа.

Потом оказалось, что на протяжении многих десятилетий научных наблюдений уровень воды в Каспийском море многократно поднимался и опускался. Ученые все это знали, но инерция ведомственной экспертизы была подобна ходу асфальтоукладчика. После очередного подъема, начавшегося в 80-е годы, масштаб ошибки стал ясен, в 1992 году перемычку взорвали.

Одновременно нарабатывали узнаваемость востребованные в весьма затратном (и коррумпированном) процессе политической борьбы и выборов независимые политологи и социологи. Возникло множество новых фондов и институтов без истории и серьезной научной базы, все доверие которым покоилось на фамилии учредителя. За ними втягивались в рынок традиционные учреждения — многочисленные институты РАН, Академия народного хозяйства (ныне РАНХиГС), научные учреждения МИД, разведки и так далее.

В девяностых нам предлагали такую картину: конкурирующие СМИ и эксперты сражаются за доверие потребителя и придерживаются хотя бы практики объективизма. Сегодня это выглядит несколько наивно. Но постепенно рынок сделал свою работу: во многих областях в России действительно появились эксперты высокого уровня, преодолевшие болезни роста. Значительная часть из них — выходцы из академической среды, часто еще советской.

Экспертиза для социальных сетей

Двадцать лет назад казалось: мы идем к невиданному расцвету квалифицированной и ответственной дискуссии (и общественной, и узкоспециальной), цель которой — поиск истины. Все пошло не так, причем везде. Набравшие миллиардные аудитории социальные сети изменили условия профессиональной деятельности экспертов, а условия изменили ее правила. Эпоха победившего Facebook* наложила свой отпечаток не только на российские реалии.

В прогнозах испытанных временем think tank тоже появились черты, характерные для социальных сетей. Авторы некоторых зарубежных исследовательских организаций, с работами которых мне довелось ознакомиться после начала СВО, в сравнении с прежними стандартами буквально дискредитировали себя. И не понесли при этом никакого ущерба. Как и в соцсетях, они могут сегодня счесть достоверной информацию от единственного и предельно ангажированного свидетеля, без перепроверки превратить ее в аргумент, ссылками завязать со множеством сторонних работ по теме и не возбудить подозрений.

Эксперты в общественной сфере живут ныне по новым правилам:

• потребитель не склонен вспоминать их прошлые суждения,
• не упрекает за смену позиции и провалившиеся буквально на прошлой неделе прогнозы. Важнее то, что говорится здесь и сейчас.
• И главное — известность, разумеется. Ну хотя бы просто узнаваемость.

А это уже не законы конкурентного рынка мнений, это законы шоу.

И все же научные традиции Запада держатся за счет существования множества академических и учебных заведений в рыночной среде. Невозможно быть независимым от эпохи, но они хотя бы независимы от банального административного давления. А многообразие источников финансирования ведет к многообразию позиций.

А вот то, что произошло в России, можно назвать катастрофой. Еще на памяти молодого поколения подлинными глубокими экспертами в конкретных областях были даже редакторы СМИ. Например, недавно скончавшийся Петр Поспелов — в области культуры.

В наши дни «Новая газета» уже вынуждена описывать профессиональную деградацию Сергея Караганова, призвавшего нас к ядерной войне. И построена эпатажная статья профессора была с расчетом на медийную реакцию и повышение узнаваемости — характерный прием именно для блогосферы. А ведь начинал основатель журнала «Россия в глобальной политике», бесспорно, как приверженец научных принципов дискуссии. Личная и научная траектория профессора Караганова типична: стремления исследователей и уровень их компетенций серьезно сдвинулись в соответствии со штабной культурой и уровнем мышления власти.

Чего ни хватишься, того и нет

Ровно два года назад мир наблюдал разгром талибами** армии правительства президента Гани и поспешный вывод войск США из Афганистана. Врасплох была захвачена не только американская разведка, но весь мир. И в российских правящих кругах эту драму тоже никто не предвидел. Каким-то образом триумфальный возврат «Талибана»** в Кабул должен был отразиться и в экспертной дискуссии.

Тогда впервые за всю историю Российской академии наук вопрос о положении в Афганистане был поставлен в качестве основного в повестке дня на президиуме 12 октября 2021 года. 

Докладчиком по вопросу стала Ирина Звягельская, эксперт по Израилю. Выступал там и специалист по Пакистану. А ученые, профессионально изучающие Афганистан, такую важную для мира страну в самой непосредственной близости от наших границ и союзников, свое слово не сказали.

Это не означает, что в РФ в одночасье закончились все афганисты. Они остаются в торговых ведомствах, МИД, спецслужбах (особенно среди ветеранов). Но чтобы РАН, в составе которой продолжает работать Институт востоковедения, не смогла выставить профильного эксперта — такое еще недавно и в самом мрачном сне не виделось.

Хотя Ирина Доновна, числясь востоковедом и не владея ни одним восточным языком (да и образование имеет непрофильное), все же является настоящим ученым-международником без малейших скидок. Но самым популярным спикером по Афганистану в то время была вовсе не она. Лидером отечественной экспертизы по «Талибану» стал уроженец Сумской области Юрий Подоляка — молодой и симпатичный украинец с дипломом по специальности «конструирование медицинских приборов» и тремя миллионами подписчиков на YouTube.

В армии он не служил, в военной среде не жил. Но человек от природы весьма наблюдательный и с подвешенным языком, Юрий ко времени отступления Пентагона с отрогов Гиндукуша уже успел откомментировать российские операции в Сирии, войны в Нагорном Карабахе, сражение Путина с Саакашвили и проблемы Ирана с Азербайджаном. Сегодня это один из самых известных Z-блогеров в телеграме (его аккаунт в YouTube ликвидирован администраторами Google по политическим мотивам). И в каждой теме он представал перед подписчиками не заурядным комментатором, но «сведущим страноведом».

Возможно ли такое в стране, где еще не так давно иранистика (и в целом изучение ареала Большого Ирана) не уступала сильнейшим научным школам мира? На этой традиции долгими десятилетиями базировались несомненные успехи МИД и разведки, крепли межгосударственные отношения. Да, такое возможно. Крах СССР привел к ликвидации целого ряда школ в науке и культуре, были утрачены некоторые важнейшие технологии в промышленности. Эта эрозия коснулась и экспертизы.

Чего же удивляться, что в дискуссиях этажом ниже обычную подборку публикаций по теме, снабженную немудреным комментарием, давно уже называют расследованием? Журналист, банально потративший время на составление списка ссылок по конкретному кейсу и научившийся в нем худо-бедно ориентироваться, за год становится ведущим экспертом по теме. В СССР даже прапорщик в офицерской столовой знал, что чеснок нельзя давать на завтрак ни в каком виде. А признанный эксперт по питанию предлагает добавлять свежий чеснок в утренние салаты, и аудитория верит благодаря созданному им образу.

За исключением сферы, где за слово надо платить деньги, — оценка и экспертиза в бизнесе.

Кипящий слой

Научная оценка напрямую связана с понятием профессии. Вы не можете полжизни изучать Среднюю Азию и неожиданно переквалифицироваться в эпидемиолога. А кипящий слой блогеров ровно так и существует: 

Причем не только статьи в Википедии, но отчасти и корпус текстов по многим темам сегодня представляют взгляды гиперактивных команд «народных редакторов». Впервые я столкнулся с этим явлением около десяти лет назад. В переписке с давним товарищем мне понадобилась ссылка на исламскую законодательную практику, включавшую зороастрийцев в льготную категорию «людей писания», наряду, например, с христианами и иудеями.

Я был шокирован: две первые страницы результатов поиска были забиты изысканиями неофитов ислама, группирующихся вокруг недавно закончивших Аль-Азхар молодых кавказских духовных лидеров. Это комментарии верующих, а не исследователей. Они понятия не имеют, что на белом свете жили и писали сотни исламоведов, среди которых Крачковский или Август Мюллер — всего лишь равноправные члены научного клуба. Для этих групп редакторов, не умеющих даже писать по-русски, главная цель — отсечь потребителя от научной традиции, которая противоречит их идеологическим установкам. Бороться с ней по-другому эти пассионарии не могут, знаний не хватает.

Личный опыт против науки

Никто сегодня не заикается о введении в политическую практику такой диковинной пока дисциплины, как украинистика. Но в России нет профессионалов с зарплатой, позволяющей содержать семью, изучающих нашего огромного соседа не в силу ведомственного интереса, а с позиций независимого научного взгляда. Когда восемь лет назад весьма уважаемый мной молодой генерал с гордостью продемонстрировал свою небольшую (работающую против таких же специалистов ВСУ) команду военных пропагандистов, я задал им единственный вопрос: кто умеет говорить и читать по-украински? Эти молодые офицеры издавали кучу газет, делали видеосюжеты, но ни один из них не мог прочесть статью в киевской газете.

То, что с объектом исследования надо говорить на его языке, известно исстари. Но это знание не диктует поведение современным элитам и обществу. Игнорируют его и военные. Иначе кафедра курдского языка появилась бы в Военном университете МО лет пятнадцать назад: этот народ играет важнейшую роль в конфликтах на Ближнем Востоке.

В самые дремучие сталинские времена преклоняющиеся перед наукой коммунисты-схоласты послали Аркадия Стругацкого учить японский в ВИИЯ — специалист должен был иметь не статус, а знания. Статус прикладывался к диплому. В дальнейшем эти знания ярко проявились в книгах Стругацких.

Ныне же восторжествовал приоритет личного опыта без опоры на знания: я там год жил, учился, у меня там родня, друзья — я вам сейчас все расскажу. Поэтому

Вы не можете довериться человеку внутри изучаемого объекта. Необходимо самостоятельно понять группу лиц, страну, эпоху, индустрию или род искусства, чтобы иметь личный взгляд. Ошибка — нанимать жителей страны, сотрудников корпорации, членов политической партии ради понимания внутренних процессов.

Американцы нанимали экспертами этнических афганцев, не разбирая тонкостей. Это были граждане США, несущие в голове полный набор типичных комплексов народов и даже племен Афганистана. В результате их ангажированная информация и прогнозы были настолько далеки от реальности, что скоротечный крах правительства Гани стал потрясением для Госдепартамента и ЦРУ.

Экспертиза эпохи СВО

Отсутствие запроса на независимую экспертизу — причина архаического состояния военной науки и тяжелых ошибок во внешней и оборонной политике. Генералы могут обозначить свою позицию в рамках Устава ВС РФ. А он не позволяет оценить решения руководства без ущерба для карьеры.

Военных с огромным опытом управления могут спросить факультативно. А дальше — дача, мемуары и полное выпадение из среды. Опыт не востребован и в сложившейся системе никогда не будет востребован.

Мы можем вспомнить одинокое выступление националиста генерала Ивашова в прессе с предупреждениями накануне 24 февраля 2022 года. Но в России нет независимых учреждений (которых множество в странах НАТО), способных дать достойную зарплату экспертам-ветеранам. А ведь если авторитетный военный с солидным опытом знает, что может продолжить свою профессиональную жизнь вне армии, он и на должности мыслит куда более самостоятельно, не оглядываясь ежесекундно на мнение вышестоящего командования. Так и рождаются подлинные реформаторы и глубокие эксперты.

Все подобные институты для адаптации отраслевого опыта еще только предстоит создать в будущей России, если элиты не хотят постоянно наступать на одни и те же грабли.

Пока же эксперты России пытаются жить и сохранять независимый взгляд. Поступок директора Института США и Канады тому свидетельство. По мнению моих собеседников, при благоприятных условиях на современный уровень экспертиза в России может подняться за 5‒10 лет.

* Соцсеть входит в компанию Meta, деятельность которой признана экстремистской и запрещена в РФ

** «Талибан» — организация признана террористической на территории РФ и запрещена.