Глеб Панфилов. Фото: Юрий Белинский / ТАСС
Последний из могикан. Всегда против течения. Вне моды, социальных установок, кланов.
Сам по себе. С собственными прорывами и ошибками.
Мастер.
И дело вовсе не в «Золотых леопардах», «Медведях», «Орлах», «Серебряных львах».
Его «Начало», «В огне брода нет», «Мать», «Прошу слова», «Тема», «Васса» пробуждали в нас первостепенные вопросы, и среди них главный: зачем мы?
В них выстраданное осмысление действительности, проза жизни и поэтический восторг, горечь и поразительная без злобы ирония, прикосновение к тайне сердца и система непреложных ценностей. И «несвоевременные мысли» о сущности человека в разных, в том числе трагических обстоятельствах, на пике экзистенциального выбора. То, что Мамардашвили называл священным ужасом реального. «Когда реальное, или то, что есть на самом деле, предстает через некое потрясение».
Время и место действия его кино — ХХ век, Россия. Душа его кино — Инна Чурикова. Выдающаяся актриса. Любимая женщина. В его фильмах очень красивая.
Существуют разные версии их встречи. Главное, что она состоялась. Редкий случай союза равных, двух Пигмалионов, друг друга создающих, все больше влюбляющихся в «свое» творение.
Инна Чурикова и Глеб Панфилов
Готовя фильм «В огне брода нет», он заранее сочинял и рисовал свою Теткину — и вдруг его наброски оказались портретами «с натуры». Он с боем отстаивал ее перед худсоветом Ленфильма. Кто знает, возможно, такой красивой и нелепой и была Жанна Д’Арк из Вогез, блаженная и святая воительница.
Жанна — их самый главный заветный замысел, которому чиновники так и не дали реализоваться. Фильм, который уже снимали, запретили на уровне ЦК. Размышления о святой грешнице, о ее болезненном божьем даре — неприятии компромисса, идиосинкразии ко всякого рода фальши — были считаны советской цензурой как диссидентская фига в кармане.
«Начало» можно считать их совместной открытой репетиций той самой существенной, грандиозной… так и не состоявшейся совместной работы. Хотя как сказать. Замысел, длиной в жизнь, мучил, не давая покоя, на протяжении десятилетий, стал камертоном его пути. И как считал сам Глеб Панфилов, стимулировал, держал его в творческом тонусе.
В советское время им с Панфиловым удалось сохранить себя, посвящать себя проектам, которые шли вразрез с генеральной линией. И «Мать» они пересочинили как историю о первых диссидентах, и в «Теме» один из героев был отъезжающим диссидентом, ненавидящем совсистему. И предложить в атеистической стране фильм о христианке, которая слышит голоса святых — разве не граничило с безумием? Или с верой в собственную правоту, в свои и силы и желание «достучаться до небес».
Инна Чурикова оказалась не просто единомышленником, но выразителем сквозной темы художника Панфилова. Странница в «Иване Денисовича», «святая душа» Таня Теткина, простодушная ткачиха Паша Строганова, Орлеанская дева Жанна Д’Арк — все они почти юродивые или почти святые, мечтающие излечить мир своей неумеренной любовью, мечтой о недостижимом. И даже горьковскую мать Ниловну в некоторых сценах он снимает, как Богоматерь. А в финале «Вассы» кораблик властной судовладелицы плывет из 1900-х — да по нынешней Волге мимо новостроек и здоровенных лайнеров.
Инна Чурикова на съемках фильма «Начало» режиссера Глеба Панфилова
Куда русскому человеку без чуда. Без чуда страшно. Безнадежно. Без чуда смерть — от голода, холода, унижения, обмана, болезни, беззакония, отчаяния, оскотинивания… В общем, почти все, как описано у Солженицына. Но это «почти» и есть суть его «Ивана Денисовича», да и всех других фильмов.
«Если не я, то кто же?», — говорит Жанна. «Хотя бы не участвовать во лжи — это уже трудно, не говоря уж о том, чтобы активно противостоять ей», — говорит Чурикова.
Относительно недавно мы записали интервью с Глебом Анатольевичем. Когда он прочитал, ему с его самоедством и требовательностью наш разговор показался не достаточно убедительным. Я расстроилась. И тогда Инна Михайловна, которой интервью очень нравилось, которая лучше всех знала своего мужа, придумала план. Она сказала: «А вы прочитайте ему это интервью вслух с выражением». Потом Инна Михайловна, кажется, больше меня радовалась, что у нас все получилось.
В том интервью он размышлял о теме осознанного забвения:
«Как ни странно, почему-то читателей многих обращение к теме ГУЛАга оскорбляет, да ведь и мои фильмы многих обижают — мне это тоже дают понять… Многие меня осуждают за то, что я снова коснулся произведений Солженицына. Да это ведь и продолжается, к сожалению, это меня не удивляет. Хочу сказать, что так полагают люди индифферентные, которым ну до лампочки все это, в том числе муки, страдания других, их предков. Они вот считают, что это обидно и не нужно вовсе. Это зависит от внутренней потребности в правде и от чувства сострадания. Есть замечательное слово "сострадание", когда у человека есть эта способность, в нем многое открывается, появляется понимание того, что многим не дано».
Семь месяцев назад он ее похоронил. Семь месяцев без Инны. Больше он не смог.
Мои соболезнования Ивану Панфилову.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}