Сегодня гость подкаста «Совещательная комната» — юрист и писатель Алексей Федяров. Он 10 лет проработал следователем в прокуратуре, сегодня Алексей — управляющий партнер юридической компании. Еще Алексей пишет книги. Он, в частности, автор документальной прозы «Человек сидящий».
Ведущие: Вера Челищева и Зоя Светова
Звук: Василий Александров
Обложка: Анна Жаворонкова
Голос за кадром: Анатолий Белый
Вера Челищева. Всем привет! Это подкаст «Совещательная комната». И это мы, его ведущие: я, журналист Вера Челищева…
Зоя Светова. … и я, журналист Зоя Светова.
Челищева. Сегодня наш гость — юрист и писатель Алексей Федяров. Он 10 лет проработал следователем в прокуратуре, затем ушел в бизнес, руководил юридическим департаментом и службой экономической безопасности крупной строительной компании. В 2013-м был арестован по обвинению в мошенничестве, осужден, освободился в 2016-м и переехал в Москву. Несколько лет Алексей сотрудничал с «Русью сидящей» (организация признана «иностранным агентом»). Сегодня Алексей — управляющий партнер юридической компании. Еще Алексей пишет книги. Он, в частности, автор документальной прозы «Человек сидящий» и «Невиновные под следствием: инструкция по защите своих прав». Алексей, здравствуйте!
Алексей Федяров. Здравствуйте!
Челищева. Вы родом из Чувашии, окончили там юридический и устроились в прокуратуру. От рядового следователя доросли до должности начальника отдела следственного управления прокуратуры Чувашии. Но в 2007 году ушли и так резко сменили сферу деятельности. Почему?
Алексей Федяров. Ряд факторов. Я пришел в прокуратуру следователем, еще будучи студентом пятого курса. С летней практики меня забрали и предложили работу, хотя у нас в вузе специализация была гражданская. Да и я не планировал работать в правоохранительных органах, тем не менее получилось так. Я не отказался и не жалею.
Проработал следователем сначала в сельском районе, который территориально по провинциальным меркам огромный, но, в принципе, и по меркам российским тоже немаленький. Работа сложная именно потому, что ты постоянно в поисках на расстоянии. Потом я работал в городском районе — самом криминальном в Чувашии. Сначала три года следователем, старшим следователем прокуратуры, потом в прокуратуре города, старшим следователем и потом уже в надзоре около шести лет.
Прокуратура очень сильно менялась в это время. Следствие очень сильно менялось. То следствие, в которое я пришел в 2011 году, и следствие 2000 года кардинально отличались.
То, что сделал со следствием Следственный комитет, и следствие начала нулевых — это радикально противоположные сущности. И наверное, главной причиной моего ухода было то, что создавался Следственный комитет. На этом стыке многие из моих сверстников уходили: кто в суд, кто в бизнес.
Я сдал экзамены в суд, сдал на отлично, но, подумав, решил уйти в бизнес-структуры. Если бы остался, я бы стоял на распутье: либо продолжать жить на небольшую зарплату, либо погрузиться в коррупцию. Это если брать бытовые мотивы, а они всегда очень сильны. Во мне победило то, что я не могу уйти в коррупционную составляющую. Хотя многие сейчас,
когда меня спрашивают, на какой должности я был в 30 лет и я отвечаю, что готовился в судьи, смотрят на меня и говорят: «Ты что, дурак, что ли? Ты же миллионером должен был быть долларовым уже тогда».
Я лично не могу просто спокойно смотреть на то, как богатеют люди, которые находятся на должностях. Честно говоря, даже если сейчас будет какое-то предложение вернуться, я не сделаю этого. А предложения поступали. Мне дважды предлагали пойти работать в Следственный комитет. Я отказался категорически, потому что уже видел, что происходит. Сейчас я не вернусь ни при каких обстоятельствах в те структуры, которые есть сейчас, ни на какие должности.
Светова. Алексей, а вот интересно: вы сказали, что рассматривали в молодости возможность стать судьей. Вот как раз у нас вопрос о сегодняшних судьях. С февраля 2022 года мы все тонем в потоке новостей от отечественного правосудия и следствия. Массовые посадки и приговоры за фейки об армии и госизмену, экстремизм и оправдание терроризма. Дела рассматриваются быстро, на показания защиты и свидетелей защиты плюют, как и на здравый смысл. Явление под названием «российское правосудие» несется на бешеной пропасти в окончательную пропасть. В принципе оно уже на дне этой пропасти.
Как юрист скажите: под какие статьи существующего УК подпадают действия судей — вынесение заведомо неправосудного решения/приговора, злоупотребление служебным положением? Как можно это все квалифицировать?
Федяров. Сегодняшняя ситуация с судьями для меня бьет по самому больному. Среди них ведь есть реально очень хорошие юристы, особенно из поколения судейских, которые пришли из прокуратуры в суд в начале двухтысячных. Была такая волна, очень много прокурорских уходило в суд. Я сам был в этой волне, просто я остановился, не пошел. Там очень много исключительно качественных юристов. И если представить себе ситуацию, что вдруг сотня-другая из них уходят из судей и становятся адвокатами, я вам скажу, это будет колоссальная конкуренция (при всей моей любви к адвокатскому сообществу). Но адвокаты не соответствует тем рамкам и критериям, которые условно задала бы вот эта когорта судейских, которая могла прийти.
Рассматривая дела, эти судьи умеют в какой-то момент отключать тумблер: вот тут у них законность, а тут они вдруг включают тумблер и становятся придурками-исполнителями,
которые просто выносят, как под копирку, приговоры или решения гражданские. Что касается квалификации, то, конечно, я думаю, практически каждого судью России, вообще каждого, можно судить по 305-й статье УК «Вынесение заведомо неправосудного решения».
Представим себе: я говорю это, и ко мне выходит с иском за диффамацию Судебный департамент Верховного суда. А я, условно говоря, заявляю ходатайство судье, который будет рассматривать это дело, и говорю: давайте мы посмотрим все дела любого из ваших судей за последние три года. И я там с абсолютно 100%-ой вероятностью покажу вам заведомо неправосудное решение.
Мотив судей абсолютно очевиден. Это личный мотив, он связан с продвижением по службе, с тем, что человек, вынося эти неправосудные решения, старается сохранить свой статус, свою должность. А так еще по мелочи всякие статьи — «служебный подлог», «халатность», масса всего. Тут только начать разбираться…
Челищева. Да, очень точная такая формулировка: судьи отключают законность как тумблер. Действительно, многие из них вроде адекватные люди, юристы, неглупые и даже очень образованные, но в какой-то момент, когда им дают рассматривать «заказные» дела, они какие-то заколдованные становятся.
Федяров. Вы знаете, я заметил: тенденция буквально последних двух, наверное, лет. Раньше я говорил судейским (а я абсолютно никогда нигде не скрывал, что у меня осталась масса приятелей и в системе судейской, и в ФСБ, и в прокуратуре): «Ребята, вот сейчас у вас есть шанс. Можно просто встать и уйти или дать публично оценку действиям судьи, которые выносят решение в отношении Навального. В рамках закона исключительно. Да, вы потеряете пожизненную пенсию, но вы приобретете колоссальную клиентуру, вы станете просто богатыми людьми, вы уйдете от привязанности к этой пенсии государственной и спокойно заработаете хорошие деньги адвокатом. Вы совершенно спокойно будете себя материально чувствовать».
И вот раньше мне на это многие отвечали: «Да, подумаю, конечно. Если что, можно будет к тебе обратиться. Поможешь?» Я отвечал: «Да, конечно, без проблем». Я бы с удовольствием взял на работу бывшего судью. Если ты хороший судья, а не из бывших секретарей, которые только дела оформлять умеют, а реально хороший судья, я возьму.
Но сейчас так, как раньше, мне из судейских никто не отвечает. На вопрос об уходе все говорят: «Нет». При этом им не повышают зарплату практически, они остаются на тех же деньгах. Здесь, конечно, есть не только коррупционная составляющая. У них появляется страх.
Последняя судья, с которой я говорил по этому поводу, мне сказала прямо: «Алексей, я боюсь, что что-то скажу — и меня просто посадят». Я говорю: «Ну так ты скажи так, чтобы тебя не посадили за эти слова». Она говорит: «Меня посадят за что-нибудь другое. Они поднимут мои дела».
Челищева. На недавней пресс-конференции после саммита «Россия — Африка» на вопрос (очевидно, что заранее подготовленный) своего придворного журналиста Андрея Колесникова: «Неужели сейчас 1937-й?» — Владимир Путин ответил: «Нет, сейчас 2023 год, и Россия находится в состоянии вооруженного конфликта с соседом». Тем самым он как бы оправдал репрессии внутри своей страны. Зоя подробно писала об этом. А я как раз хотела подвести итог последних 23 лет — о том, что случилось не только с отечественным судом, но и с нашим законодательством: то немыслимое количество законов (особенно с февраля 2022 года), направленных против гражданского населения — от статуса «иноагента» (появился, если не ошибаюсь, в 2013 году), изменений Конституции до запрета сотрудничать со всем иностранным. Причем этот процесс не останавливается. Законы Дума придумывает каждый день. Как бы вы охарактеризовали процесс, который все эти годы происходил и происходит с законотворчеством?
Федяров. Мне очень нравится выражение моего друга адвоката Сергея Бадамшина, с которым мы периодически беседуем на все эти темы. У него есть излюбленное выражение: «Две беды у российских правоохранительных органов: это дураки и статистика». И если перейти к сухому ответу на ваш вопрос, я скажу так: все упирается в это.
Любая законодательная инициатива — одна или комплексная — всегда упирается в то, что дураки будут пополнять статистику. Можно все что угодно принимать, любые законы, любые законодательные инициативы, толкать и двигаться для того, чтобы каким-то образом организовать террор, репрессии (как угодно это можно называть), но все упрется в конкретного опера, конкретного следователя, который сидит и ориентируется на отчетную табличку, которую нужно ежемесячно заполнять что следователю МВД, что следователю Следственного комитета, что следователю ФСБ, что операм ФСБ. Первая линия — это борьба с терроризмом. У убэповцев свои учетные статьи уголовного розыска, у Центра по противодействию экстремизму — понятное дело, экстремизм.
Центр «Э» — кстати, самое сладкое место работы. Пришел на работу, открыл интернет и выбираешь статьи, которые ты сегодня себе в отчет положишь. Никто не читает законы, которые принимаются, вообще никто.
Они смотрят только приказы, которые им приходят, — приказы, распоряжения. Все оперативные приказы секретные. Они содержат так называемые учетные статьи. Вот есть конкретное подразделение, которое должно дать такое-то количество уголовных дел в месяц по конкретным статьям.
Что такое репрессии середины 30-х годов прошлого века? Это не было ориентирование на показатели, скорее на выжигание социальных пластов. И там было абсолютно все равно, сколько ты министров расстрелял в прошлом квартале, и тебе не нужно в следующем квартале расстрелять столько же и чуть больше. А современная статистика правоохранительная — вся ориентирована на аналогичный период прошлого года. Соответственно, если ты берешь там три квартала 2022 года, а у тебя идет 2023-й, и скоро закончится третий квартал, ты ориентируешься на показатели третьего квартала 2022 года. От тебя начальство требует любых репрессий. А ты к тому же понимаешь, что такое количество репрессий от тебя могут потребовать в следующем году. Плюс чуть-чуть побольше немножко. И если ты в этом году по той же 280-й УК («Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности») привлек 140 человек, в следующем году тебе нужно будет столько же и еще парочку человек. Поэтому
все наши репрессии упираются в статистику.
Почему, собственно, Кагарлицкого* взяли? У меня очень простое объяснение. Мой мозг деформирован тем, что я со студенчества начал работать в следствии. Я сформирован в правильном смысле слова (а не в том смысле, который сейчас применяется к этому слову) как человек-правоохранитель. Я смотрю на все происходящее с точки зрения практического приложения любой нормы закона. Я смотрю: берут Кагарлицкого. Какую угрозу он для них представлял? Тот же Гиркин тоже. Ну, понятно, последний перебрал с оскорблениями, может быть. Но Кагарлицкий?
У меня одно объяснение. Все гражданское поле зачищено в России. Осуждать тех, кто за границей? Ну, это условная палка. Человека не привезешь и не арестуешь. Человек сидит где-то в Берлине, например, или в Праге. А Кагарлицкий здесь. Подержим его — глядишь, мы с его поля еще кого-то потом сможем подергать, доберемся. Кто у нас там живой остался из «Русского национального движения»?
Не возникнет ситуация, в которой генеральный прокурор по итогам коллеги 2023 года (где соберется ФСБ, прокуратура, Следственный комитет, МВД) скажет: «Дорогие друзья, все. Вы все сделали план. Статистику по старым делам отменяем». Такого не будет.
Все понимают, что в следующем году надо будет давать план больше. Как ни разгоняется машина, она поедет ровно с той скоростью, насколько позволят ее разбитые колеса.
Светова. На фоне посадок, связанных со СВО, как-то абсолютно на второй план отошла проблема посадок за экономические дела. А между тем мелких, средних и крупных предпринимателей по-прежнему сажают и дают им огромные сроки. Во многом это стало возможно благодаря еще одному ноу-хау этих 23 лет — появлению 210-й статьи УК («Организация или участие в преступном сообществе»). Ее прицепляют словно паровозом к экономическим обвинениям, в разы утяжеляя предпринимателям срок. Самый показательный недавний пример — дело братьев Магомедовых. Да и вообще по многим экономическим делам споры должны вестись не в уголовном суде, а в арбитражах. Без клеток и посадок. Алексей, вы тоже сидели по народной экономической 159-й статье — «Мошенничество». Скажите, почему силовикам стало мало одной 159-й и придумали еще 210-ю?
Федяров. Это объясняется элементарно. Смотрите, в 2007 году не просто же произошло разделение функций прокуратуры. Произошла реформа Уголовно-процессуального кодекса. Право продлевать сроки следствия передали в следственные органы.
Раньше сроки продлевали мы, прокуроры. И каждое продление — это был подвиг для следователя. То есть следователю, приходящему ко мне для того, чтобы я продлил ему следствие до трех, четырех а то и шести месяцев, нужно было исполнять такие танцы с бубном вокруг меня. Нужно было доказать необходимость продления, для того чтобы просто уйти без взыскания. Нужно было жесточайше, просто в деталях пояснить, почему он хочет продлить и почему у него две недели последних не происходит при этом следственных действий.
Ты берешь дело, смотришь. Будучи прокурором, я сам только два раза продлевал на 6 месяцев срок следствия. Причем я расследовал реальные банды 90-х. Это не то, что сейчас расследуют. Хотя банды скоро пойдут примерно такие и даже круче. Я не знаю, как нынешние следователи эти банды будут расследовать. В СК людей просто нет, которые умеют это расследовать.
В общем, право продлевать следствие передали следователю. Представляете, сидят ребята где-нибудь в Ростове, прессуют какого-то предпринимателя не спеша. А куда спешить? Выжимают — и выжимают.
У нас 159-я, тяжкое преступление, говорят они. Срок ареста можно продлевать до года. Главное — обосновать. Для них арест человека без следственных действий не проблема. Надзора за ними со стороны прокуратуры нет…
С 2007 года прокуратура не имеет права давать указания, не имеет права возбуждать дела, не имеет права прекращать дела. Понимаете? После этого что остается? Выражение о том, что прокурор — Чебурашка, у которого глазки, ушки, такие ручки, это же тогда нами и было пущено в обиход. Я не захотел быть Чебурашкой. Сегодня прокурор смотрит на нарушения, но сделать ничего не может. Сейчас вообще дистанционно часто все проходит, следователям даже приезжать не надо с делами.
Когда прошел год, следователю надо заканчивать расследование по делу группы из двух-трех человек, а он понимает, что люди еще, может быть, «не до конца поняли ситуацию», мягко говоря. И чтобы продлить содержание под стражей свыше года, гении придумали 210-ю статью — «организованное преступное сообщество», которая позволяет продлить арест свыше года.
Это же давно началось, такая практика. Сначала это было так: 210-ю давали в порядке исключения, исходя из того, что в суде она точно не пройдет, останется одна экономика. А потом какие-то судьи говорят: «А почему не пройдет? А чего я должен ее убирать? Пусть она останется». Бац — раз осталась 210-я, два осталась, три осталась. Судьям же тоже интересно. По статистике, судья рассмотрел в течение года полтора десятка дел по 159-й, а тут у него еще несколько особо тяжких по 210-й. В дальнейшем лучше же указать, что он три дела по 210-й рассмотрел с вынесением приговора, чем десять по 159-й.
Если копнуть в эти 210-е, там у предпринимателей нет вообще ничего, никакого ОПС. Вообще ничего.
Челищева. Алексей, вы упомянули, что сейчас такой уровень следствия, что нынешние следователи уже не смогут рассмотреть дело банд в целом. А они (к сожалению, да), возможно, скоро появятся. А вообще этот профессиональный уровень следователей — он изменился именно после того, как был создан Следственный комитет? То есть когда за тобой нет надзора, контроля, и ты знаешь, что все у тебя в суде схвачено, приговор будет, ты расслаблен и не работаешь.
Федяров. Это комплексная история. Отсутствие надзора жесточайше повлияло на качество следствия, потому что если тебе не нужно давать это качество, зачем тебе париться вообще из-за того, что у тебя, ну, кое-как проведен осмотр места происшествия, кое-как проведены экспертизы. Ну, это, знаете, тоже такая одна из составляющих.
Главное — это казенная строевая муштра, которая пришла в следствие начиная с 2010 года. Все эти мундиры, все эти встречи с ветеранами, семинары — это все такая чушь, такая ерунда…
Следователь — это творческая птица. За время следствия первые три года у меня даже мундира не было. Потом мне его пошили, потому что на коллегию надо было сходить, сказали быть в мундире. Потом за время следствия я его надевал раза два-три. И то когда приезжали совершенно сумасшедшие проверяющие из Генеральной прокуратуры из тех, которые в следствии не работали. То есть люди не работали, о следствии понятия не имеют, что это такое, но приезжают и говорят: «А чего это люди у вас не в форме? Пусть в форме будут». А как ты в форме будешь, если ты сегодня выехал вечером на пожар, у тебя там три трупа, ты оттуда пришел под утро и весь абсолютно грязный? А потом у тебя в поле еще убийство, а потом у тебя за ночь три изнасилования, и под утро один повесился. И ты в этой форме ходишь при погонах (она у тебя одна, ну хорошо, две) и абсолютно идиотические себя чувствуешь.
Но это вроде, казалось бы, полбеды. Нынешние следователи сидят справка на справке. Они же постоянно все эти справки на докладах руководству показывают. Мама не горюй. Как можно себе представить вновь созданный следственный орган, в котором непосредственно следствием занимаются около 40% человек? Сам Александр Иванович Бастрыкин на коллегиях неоднократно говорил: «Нам нужно добиться, чтобы следователей в Следственном комитете было хотя бы более 50%». Ну, такой смысл в его словах. То есть сам говорит, что
у нас следователей в Следственном комитете меньше 50%. У меня всегда вопрос: а кто остальные? Методисты, какие-то инспекторы, полиграфологи… Я не шучу. Их надо всех выгонять к чертям собачьим. Просто они должно быть изгнаны из Следственного комитета.
Они взяли и из своей криминалистической структуры создали экспертный отдел. Официально им запретили учиться, и можно учиться только у себя. И они ходят по кругу и друг друга чему-то обучают. Эксперту нельзя обучаться там техническому — физике, химии. Я не понимаю, почему нельзя съездить в Израиль, где самая передовая в мире школа по взрывным экспертизам, по экспертизам боеприпасов, по баллистике. Съездить туда на полгода, научиться. Съездить в США. Съездить в Британию, где умеют делать чудеса с боеприпасами. А мы до сих пор пользуемся порошком и старыми технологиями. Понимаете, для снятия дактилоскопии мы пользуемся порошком. Это позапрошлый век. Следователю, эксперту, оперу — им просто тупо негде обучаться. Негде и не у кого. Если в начале 2000-х, в конце 90-х ездили в США, обучались, что было в этом плохого? Ну, обучались же не тому, чего наши боятся больше всего, — что люди вдруг станут геями. Они съездили обучились криминалистической технике в юридической практике, нет ничего важнее для того, чтобы расследовать преступления.
В ближайшее время — уже в этом году — пойдут серьезные банды. Как они будут с этим бороться? УБОП расформировали, школы уголовного розыска практически не осталось. Я хорошо знаю ситуацию изнутри… Уголовный розыск: на пять человек в отделе два человека, включая начальника, работают. А им же и принимать удар. Вот сейчас случись что — кто поедет? Два опера, и те стрелять не умеют. Наркоконтроль стрелять не умеет. Уголовный розыск умеет, но условно — два раза в год ходит на стрельбище. Где группа быстрого реагирования? Вот к чему мы пришли. Как ее, банду, взять? А как ее потом расследовать? А как потом следователей оградить от различных посягательств? Ну, взяли, убили трех следователей из группы, например. Элементарно же это будет происходить. Они отработали — пошли в форме, как того требуют, домой.
Самое главное, чем отличается расследование деятельности банды от расследования всякой ерунды типа экстремизма: экстремизм — это кабинетная работа. Опера съездили, привезли якобы лингвиста, тот написал им то, что им нужно. Никоим образом эта работа не влияет на состояние преступности в стране. Все эти блогеры — они абсолютно безобидные, в отличие от банды. Это люди, которые могут взять тебя реально и убить. А блогеры не могут.
Нужна не вот эта абсолютно маразматическая судебно-лингвистическая экспертиза, которая в принципе должна быть изжита из правоприменения или применяться в исключительных случаях, а нужны реально взрывотехническая или баллистическая экспертизы. А где ты возьмешь специалистов для этих экспертиз? Поэтому с этим валом преступлений против личности, против собственности, которую нам предстоит встретить, бороться пока будет просто некому. Навыки следственной работы нужны реальные, а не бумажные, как по делам об экстремизме.
Светова. На такой достаточно серьезной и печальной ноте мы вынуждены закончить наш подкаст. Вы слушали нашу «Совещательную комнату», и мы говорили с Алексеем Федяровым, бывшим следователям прокуратуры, а ныне юристом. Говорили о нашем следствии, во что оно превратилось сегодня, о той опасности, которая нас всех подстерегает. Следствие, уверен Алексей, расследовать настоящие дела в силу своего уровня профессионализма уже не может. Они расследуют вот эти фейковые дела. И мне, Алексей, очень понравился ваш образ. Вы сказали, что следователь — это творческая птица. Так вот ощущение такое, что этих творческих птиц в нашем следствии сегодня очень и очень мало, практически нет.
Слушайте наш подкаст в YouTube, Apple Podcasts и на других платформах. Ставьте лайки и пишите комментарии. Всем пока! Спасибо, Алексей. Удачи вам!
{{subtitle}}
{{/subtitle}}