Не 37-й, но 2023-й. И за «слова» пощады не будет

30 июля на пресс-конференции после саммита «Россия–Африка» специальный корреспондент «Коммерсанта», «звезда» президентского пула Андрей Колесников задал президенту России вопрос, никак вроде бы не связанный с повесткой дня. Играя в свободного журналиста самой свободной страны в мире, Колесников спросил: «Владимир Владимирович! В последнее время единственным наказанием для, так сказать, «сомневающейся части общества» является арест. Назову фамилии: например, Борис Кагарлицкий* на днях, Евгения Беркович, далеко не на днях. Скажите: люди арестованы за произнесенные или написанные слова. Нормально ли это? Слава богу, не 37-й год же у нас. Или некоторые, знаете, думают, что, а может быть, и 37-й?»

Президент слушал своего любимого журналиста и улыбался.

Я что-то не очень верю, что этот вопрос не был с ним согласован, и он, как это помягче сказать, к нему не готовился. Он ответил: «У нас 2023-й, и РФ находится в состоянии вооруженного конфликта с соседом. Думаю, что определенное отношение к тем людям, которые наносят нам ущерб внутри страны, должно быть». 

«Я говорю о своем отношении в целом к проблеме. На Украине за это расстреливают. Не за это, а за подобное… Это не значит, что мы должны так поступать, но мы должны иметь в виду, что для того, чтобы добиваться успехов, в том числе и в зоне боевых действий, нам нужно соблюдать определенные правила», — объяснил президент Колесникову, дав понять, что «за слова» пощады не будет.

Вот тут бы журналисту Колесникову и объяснить, кто такая Женя Беркович и Борис Кагарлицкий. Просветить своего президента, так сказать, пояснить, что обвинение против Беркович никак не связано с «вооруженным конфликтом с соседом». Но Колесников выслушал ответ и ничего не сказал. По мне, так он просто подставил тех, о ком спрашивал. Для меня очевидно, что этот вопрос был нужен для негодных целей.

На следующий день как раз состоялась апелляция на арест Жени Беркович и Светланы Петрийчук в Мосгорсуде. Суд оставил их под стражей, несмотря на все аргументы защиты, очередные упоминания об угрозе для жизни приемных детей Беркович и отсутствие аргументов со стороны следствия для продления ареста.

Такой искушенный «пиарщик» президента Путина, как спецкорреспондент «Коммерсанта», прекрасно знает, для чего он задает какие-то вопросы. Он прекрасно помнит традицию больших президентских пресс-конференций, во время которых журналистам удавалось задавать вопросы об арестованных людях, и это приводило к некоторым изменениям в их судьбах.

Подобные итоговые пресс-конференции президента обычно проходили в декабре или в начале следующего года. В прошлом году такая пресс-конференция была отменена.

1 февраля в 2007 года, то есть 16 лет назад, на большой пресс-конференции корреспондент радио «Маяк» спросил президента, слышал ли он о деле директора Сепычевской сельской школы из Верещагинского района Пермского края Александра Поносова. Его обвиняли в нарушении авторских прав Microsoft за использование нелицензионной версии Windows на 12 школьных компьютерах. Поносову грозило до пяти лет лишения свободы.

«Я не в курсе этого дела, — сказал тогда Путин. — Могу только сказать, что мы, конечно, взяли на себя обязательство защищать интеллектуальные права». И провел аналогию с проблемой наркомании: преследовать нужно не тех, кто употребляет, а тех, кто распространяет наркотики.

После этих слов чудесным образом это громкое дело было прекращено за «малозначительностью».

Следующий громкий случай «вмешательства президента» касался Оксаны Севастиди, осужденной на 6 лет «за госизмену» после того, как она отправила SMS своему знакомому в Грузию, сообщая о передвижении российской военной техники.

23 декабря 2016 года в ходе большой пресс-конференции президента России корреспондент RT спросил у Владимира Путина, не считает ли он слишком суровым приговор, вынесенный Севастиди. «На мой взгляд, действительно, это достаточно жесткий подход. Я, честно говоря, не знаю деталей. Но если она что-то написала в своих SMS-сообщениях, она же написала то, что видела, это все видели, а значит, это не представляло из себя никакой тайны большой», — ответил глава государства.

В марте 2017 года особым указом президента Севастиди была помилована и вышла на свободу.

И наконец, третий подобный случай: на большой президентской пресс-конференции в декабре 2019 года журналист Антон Желнов попросил президента Путина обратить внимание на дело активиста Константина Котова, осужденного на четыре года колонии за неоднократные нарушения порядка проведения митингов в Москве. Котов стал вторым человеком, осужденным по статье 212.1 УК, появившейся в 2014 году. Первым стал активист Ильдар Дадин, который получил три года колонии.

Антон Желнов поймал Путина уже после окончания пресс-конференции, но президент его выслушал и пообещал изучить обстоятельства дела активиста Котова. Он поручил Генпрокуратуре проверить законность приговора активисту. Тогда же защитой Котова была подана жалоба о законности применения статьи 212.1 УК в Конституционный суд. (Ранее КС уже выносил решение о пересмотре приговора Ильдару Дадину, осужденному по той же статье, по которой позднее был осужден Котов.)

В апреле 2020 года Мосгорсуд смягчил приговор Котову до полутора лет колонии.

Кажется, с 2019 года других случаев, когда судьба арестованных круто менялась после того, как журналист задавал президенту России вопрос об их деле, не было. Но очевидно, что в 2023 году подобные случаи невозможны. И специальный корреспондент «Коммерсанта» Колесников об этом знает не хуже меня. Его диалог с президентом, на мой взгляд, был разыгран, как по нотам, и должен был дать судебной системе и обществу определенный сигнал. Сигнал был услышан.

А кроме того, для меня еще более очевидно, что дело Жени Беркович и Светланы Петрийчук — не так просто, как кажется на первый взгляд. И вокруг этого дела идет невидимая нам борьба.

Будем надеяться, что ее исход может быть лучше, чем нам сейчас кажется. Как пел великий Булат Окуджава, «не оставляйте стараний, маэстро…»

*Внесен в реестр иноагентов.