Искусство громоздких аббревиатур

«Да ну вас на хер!» — так отреагировал главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, когда мы с Ольгой Тимофеевой, редактором отдела культуры, предложили ему идею колонки о культуре. И в известном смысле он, конечно, был прав. Какой джаз, какие фильмы, книги и натюрморты в наши времена? L’art pour l’art плохо сочетается с кровавой бойней, избиением журналистов и прочими ужасами, о которых вы, дорогой читатель, и сами осведомлены лучше нашего. Хороша картинка: вы просыпаетесь, первым делом берете в руки телефон, открываете Telegram и среди постов об очередном суде над политзаключенным вдруг наталкиваетесь на колонку Ивана Чекалова. Чему он нас (ну то есть вас, конечно же) учить собрался?

Ничему.

Ничему решительно, бесповоротно и окончательно. Считайте эту мысль — нежелание поучать — центром этой колонки, ее основным посылом, главным statementом.

Я никого не учу. Я хочу научиться.

Русский человек растерян, запуган, запутан. В Турции и Казахстане он чувствует себя ненужным, в Москве и Петербурге — неуместным. 

Убивают людей.

Все его мысли — про одно. Все разговоры — тоже. Весь досуг — перелистывание новостей, вся работа — их чтение.

Жизнь, которую мы вели раньше, закончилась. Мир изменился. Но это не значит, что культура больше не нужна. Наоборот, она нужна как никогда.

Рим подарил нам право и акведуки, чтобы жил урожай, а с ним жил и город.

Англия подарила суды и конституционную монархию.

Что подарила нам Россия? Абсолютизм? Крепостное право?

Культуру.

Русское искусство нечем заменить. Наша культура сама себя вытягивает за волосы — из любого болота, раз за разом.

Но снова зададимся вопросом: можно ли заниматься культурой в наше время? Когда вокруг только и слышишь, что громоздкие аббревиатуры: СВО, ЧВК, ВСУ? Зачем творить?

Можно. Нужно.

Не будет лучшего времени начать.

Любое искусство политично в той мере, в которой политичен породивший его строй. В самые страшные годы сталинского террора и николаевских заморозков люди думали о несправедливости властей, рефлексировали, анализировали, размышляли. Оттепель проявляет результаты этих трудов. И одновременно — дарит возможность сочинять о другом, вечном, о том, что многократно значимее тиранического самодурства.

Думать о солдатах, об убитых людях, читать о власти и народе, синих пальцах офицеров и до смерти запуганных срочниках мы уже научились. И не отучимся никогда. 

Несмотря ни на что, сквозь пелену несвободы, уметь отыскать под метровым слоем снега трехсантиметровую луковицу подснежника. Пройдут месяцы, может, годы, мы раскопаем снег — и цветы распустятся тем ярче, чем внимательнее мы их лелеяли раньше.

Россия — страна Пушкина, а не Бенкендорфа.

Мысли о музыке, литературе и кинематографе требуют той же внимательности, что и письма в следственные изоляторы. Моя колонка будет о счастье, которое способна подарить культура. О том, что жизнь есть, была и будет, что она разноголоса и поет нам вразнобой. И нет лучшего способа услышать ее, чем купить пластинку Билли Холлидей, увидеть прекрасный букет мальвы или, в конце концов, выпить с друзьями «Нью-Йорк сауэр».

Культура — это ведь не только «Война и мир». Это еще и погладить рубашку перед выходом из дома.

И тогда в новой России, в очередной раз вытянувшей себя за волосы из мерзкого болота, мы сможем вместе послушать джазовый ансамбль.